Сара Бауэр - Грехи дома Борджа
Джоффре положил одного кролика на блюдо. Зрители притихли. Тушка зашипела, запахло жареным мясом, и этот аромат смешался с запахом краски, опилок и немытых тел. Зрители зашумели, как волны прилива. Джоффре повернулся к Чезаре, у которого был озадаченный вид и он проводил рукой по густой темной шапке отросших волос – видимо, от расстройства. Он пробормотал несколько слов Джоффре, тот взял щипцы и собрался вынуть кролика из блюда, но удивленные возгласы из первых рядов заставили остальных встрепенуться и вытянуть шеи, чтобы лучше все рассмотреть. Зажав ребенка одной рукой под мышкой, другой я уцепилась за шест, привстала на крестовину и устремила взгляд поверх голов.
Кролик подскакивал на блюде, как пойманная рыба, его живот конвульсивно дергался, заставляя приподниматься и опускаться лапы, что создавало сумасшедшее впечатление бега. Джоффре дико захохотал и даже подпрыгнул от восторга. Платформа слегка качнулась, и в толпу полетели горящие угли. Чезаре, держась за веревку, чтобы не упасть, улыбался как мальчишка, увлеченно отрывающий крылышки у мухи.
Раздался громкий хлопок. Заверещала какая-то женщина, Джироламо расплакался. Оба брата отскочили назад, свободная рука Чезаре легла на эфес меча. Джоффре потерял равновесие и свалился в объятия пышногрудой дамы, отвечавшей за прачечную. Вид у него был счастливый, и подниматься он, похоже, не собирался, а наблюдал за Чезаре, который пришел в себя и уставился на опустевшее блюдо.
– Что произошло? – крикнул Джоффре.
– Будь я проклят, если знаю.
– Зато я знаю, – раздался голос с пола. – Кролик взорвался. Я весь в полусырых кусках мяса и еще в чем-то… Серебряные капли, что ли?
– Ртуть, – пояснил Чезаре. – В кролика зашивают ртуть, а когда начинаешь его готовить, он подскакивает, словно живой. Я хотел посмотреть, как получится, прежде чем представить это зрелище гостям.
– Все ясно, – произнесла монна Ванноцца, поворачиваясь, чтобы уйти.
Толпа перед ней расступилась. Я смотрела на заплаканное личико своего ребенка и думала, сколько еще должно пройти времени, прежде чем он начнет придумывать фокусы, а я буду сердиться на него за это, опасаясь за его хрупкую жизнь.
– С ним все в порядке? Прости, если он испугался. – Голос Чезаре, совсем близко. Я посмотрела на него со своей верхотуры и убедилась, что он полон раскаяния, хотя по-прежнему весел. Чезаре подал мне руку и поддержал, когда я спрыгнула вниз. – Я понятия не имел, что происходит с ртутью при сильном нагреве. Я имел дело с ней только в теплом состоянии, в ваннах, прописанных мне Тореллой. – Он прокашлялся. – А что пилюли? Помогают?
– Я совершенно здорова, благодарю.
– Хорошо. Да, я помню, как Сандро Фарнезе, брат Джулии, рассказывал, что видел этот трюк с цыплятами, и с тех пор мне хотелось его исполнить.
Чезаре расплылся в мальчишеской улыбке и не выпустил мою руку, так что мне ничего не оставалось, как пойти с ним, когда он покинул обеденный зал. Челядь так и приклеилась взглядами к моей спине. Я чувствовала, как их домыслы теснят меня со всех сторон, и с трудом поборола желание обернуться и прокричать: «Это ничего не значит, я ничем от вас не отличаюсь, оставьте меня в покое, перестаньте дарить мне надежду».
Но я промолчала. Мне нравилось ощущать тепло руки Чезаре, крепкое пожатие, шелест моего рукава, касавшегося его предплечья, и то, как я подстраивалась под его шаги, пока мы шли рядом. У подножия лестницы, ведущей в его личные покои, Чезаре остановился и сказал:
– У меня сейчас дела, но я вот что подумал. После вечеринки не хочешь поужинать со мной? Вдвоем. – Он кивком указал на верхний этаж.
У меня даже горло сдавило от волнения. Не в силах говорить, я попыталась улыбнуться, подозревая, что и это мне не удастся. Чезаре вопросительно смотрел на меня, вздернув брови.
– Это значит «да»?
– Да, – пискнула я и умчалась прочь.Среди гостей Чезаре не было женщин, из уважения к приглашенным кардиналам, как он объяснил, гордо выставляя напоказ свою вновь обретенную набожность. В действительности он имел в виду другое – ему предстояла тяжелая работа. Пий стар и слаб, а делла Ровере все еще бродит вокруг дома, как голодный волк.
Однако я готовилась к вечеру с неистовым энтузиазмом, словно мне предстояла роль почетной гостьи. Следовало позаботиться о подходящем наряде. Юбка с лифом, позаимствованные из гардероба донны Лукреции в Непи, имели поношенный вид: подол юбки запылился и разлохматился, на лифе засохли пятна от молока. Но у меня не было ни времени, ни денег приобрести что-то новое. Воспоминания о платьях и украшениях, которые я оставила в Ферраре, не давали мне покоя, заставляя мучиться бессильной досадой. Но вскоре я встряхнулась, взяла себя в руки и начала действовать – выпрашивала и одалживала все, что можно, у других женщин в доме. Сделала вид, будто мне нужна просто смена одежды на время, пока я вычищу и починю те вещи, что привезла из Непи. Однако никто не обманулся: все видели, как Чезаре держал меня за руку и мы разговаривали с ним у подножия лестницы в его покои.
Некоторые обижались и отказывались помогать, другие заражались моим возбуждением, и мы вместе усаживались поработать иголкой с ниткой, перетряхивали скудные ресурсы, чтобы обменять их на рынке. А если не получится, то и украсть у тех, кто занят лишь жалостью к себе. После смерти Тиресия Чезаре приказал посадить леопардов обратно в клетки, поэтому в погожие дни мы частенько сидели в саду, а Камилла, Джироламо и Джованни иногда играли на ковре в центре нашего круга, пока мы занимались шитьем и сплетнями. Нас связывала тонкая, иллюзорная надежда. По лихорадочному блеску глаз и полету фантазии легко было догадаться, о чем думают люди. Пусть сейчас выбор пал на меня, но что произойдет позднее? Султан выразил намерение посетить гарем, и вот они и начали толкаться, выбирая лучшее место, как голуби на переполненном насесте.
Мне было безразлично. Я могла позволить себе быть великодушной. Однажды вечером Фатима предложила предсказать мое будущее по картам Таро. Все загалдели, чтобы она погадала им тоже, поэтому Фатима выбрала простой расклад на три карты Большого Аркана. Первой картой выпала Верховная Жрица с Торой на коленях, второй картой оказались Влюбленные, и, наконец, она перевернула карту Император. Не нужно быть знатоком, чтобы понять, что это означало. Поэтому я едва прислушивалась к ее интерпретации, отказываясь смотреть ей в глаза, пока она рассуждала о выборе и двойственности, о тонкой грани между мудростью и сумасшествием и о том, что сила иногда неуправляема.
В день приема я стащила с кухни лимон, выжала его сок в таз с водой и вымыла волосы кусочком розового мыла, который сберегла в память об Анджеле. Все еще мокрые волосы заплела в косы, чтобы придать им легкую волнистость, и уселась перед жаровней в маленькой комнате, предоставленной нам с Джироламо. Пока волосы сохли, я протирала лимонными корками кожу, чтобы она побелела. После отъезда из Меделаны лицо и руки сильно загорели во время пути.
Вечером, перед приемом, пока гости Чезаре прибывали среди шума и хаоса, в котором смешались крики конюхов, звон сбруи, стук паланкинов, опускаемых на каменные плиты, я разделась и тщательно вымылась остатками мыла. Его мускатный аромат вызвал во мне тоску по Анджеле. Какая это была бы радость, окажись она здесь, – подруга наставляла бы меня в искусстве любви, перебирала бы длинными сильными пальцами, слегка мозолистыми от игры на гитаре, мои украшения в шкатулке, кружилась бы по комнате, примеряя разные юбки и лифы, прикладывая к себе сорочки и кружевные косынки. Я взглянула вниз, на неопрятный треугольник темных волос и пушок на икрах. Подмышки выглядели не лучше. Мне нужен был горячий воск и ножницы, но не было ни того, ни другого. Кроме того, если бы я применила воск сейчас, то выглядела бы как свежеощипанный цыпленок.
– Скорее всего Чезаре заставит меня проглотить ртуть, а потом поджарит на огне, – сообщила я своему ничего не понимающему сыночку, который не оставлял попыток отжаться от пола на руках.
Мне удалось кое-как привести себя в порядок с помощью щетки и столового ножа. Я утешалась мыслью, что наступит темнота к тому времени, как он… к тому времени, как мы… Тем более Чезаре будет слегка навеселе. Я медленно оделась, чтобы убить время, поправила все крошечные бантики на чистом белье, разгладили шелковые рейтузы, слегка вытянутые на коленях. Затягивая корсет, уделила особое внимание тому, как он подпирал мою грудь. Хотя Джироламо в основном питался из бутылочки, но иногда по ночам я кормила его грудью, чтобы она оставалась округлой, твердой и выпуклой, помнящей ласки любовника, процитировавшего странные слова из личной переписки дона Христофора Колумба.
В конце концов я шагнула в бледно-желтую атласную юбку с золотыми кружевными вставками, затянула лиф из светло-зеленой парчи со шнуровкой спереди, так что посторонняя помощь не понадобилась, обулась в персиковые шелковые туфельки, чуть тесные в пальцах, и уселась ждать. Чего? Что теперь должно произойти? Чезаре пришлет за мной одного из своих рабов? Да знает ли он вообще, где моя комната в этом дворце-муравейнике, меняющем свои очертания чуть ли не каждый день? Как долго продлится прием? Я попыталась подсчитать, сколько времени уйдет на каждое блюдо и на развлечения между ними, как долго Чезаре будет говорить с каждым из приглашенных, благодаря своих друзей и льстя врагам. Наверняка это займет почти весь вечер, а потом он чересчур устанет, чтобы развлекать меня за ужином. Или просто забудет о приглашении.
