Хранитель секретов Борджиа - Молист Хорхе
Ему трудно было говорить с братом Сильвестро. Тот смотрел на него открытым взглядом, верил в рассказанные Жоаном бредни, улыбался ему, а Жоан все время думал о том, что должен убить его. У него все переворачивалось внутри.
Жоан решил обыскать также и келью брата Доменико. Он прекрасно осознавал степень риска, которому подвергался, но сделал это на следующий же день. Одна из отмычек подошла, но книги в келье тоже не оказалось.
Жоан вернулся к молитвам и распорядку жизни в монастыре. Его положение было тупиковым. Существовала ли эта книга на самом деле, или это был полный бред? Сколько ни пытался он осмыслить происходящее, не мог найти достойного ответа.
Лишь через пару дней, когда он молился в церкви во время заутрени, ему пришла на память стена в келье приора, на которой были развешены всевозможные власяницы. Он с ужасом вспоминал ее, но в тот момент, словно озарение, ему пришла в голову замечательная мысль. Именно там, на этой стене, в одной из власяниц мог скрываться ключ к разрешению загадки!
Наутро, нарочно совершив неловкое движение, Жоан столкнулся в библиотеке с братом Сильвестро, и его подозрения подтвердились. Однако он подождал окончания молений шестого часа, когда монахи скрылись в своих кельях, а брат Сильвестро вернулся с совещания в капитулярном зале. Тогда, надвинув капюшон и спрятав руки в рукавах сутаны, он стал прохаживаться по коридорам, делая вид, будто погружен в чтение молитв, хотя сердце его билось как бешеное. Он знал, что у брата Лоренцо, библиотекаря, была привычка возвращаться на рабочее место до того, как прочие монахи завершали сиесту и свои молитвы. Жоан подождал, увидел, как тот прошел в библиотеку, и, пробормотав: «Сейчас или никогда», направился к келье брата Сильвестро. Мягко толкнув дверь, он вошел внутрь. Монах, молившийся на коленях перед настенной фреской, ничего не услышал. Убедившись, что дверь плотно прикрыта, Жоан тихо позвал его:
– Брат Сильвестро.
Монах поднялся и удивленно обернулся. Увидев Жоана, он улыбнулся ему своей застенчивой улыбкой.
– Брат Рамон. Какой сюрприз! – воскликнул он. – Чем я могу быть вам полезен?
Жоан видел, как голубые глаза монаха широко раскрылись в изумлении за мгновение до того, как он изо всех сил ударил его в зубы. Брат Сильвестро глухо вскрикнул, отброшенный ударом к дальней стене, а Жоан набросился на него. Он открыл его окровавленный рот и впихнул туда несколько тряпок, чтобы монах не мог кричать. Все его существо сопротивлялось тому, что он делал, но он вынужден был поступить так во имя своей семьи. А еще он должен был защитить собственную жизнь.
После этого Жоан положил его на пол лицом вниз, обвязал вокруг шеи веревку и стал закручивать ее жгутом по методу дона Микелетто. Тело монаха оставалось инертным, он не сопротивлялся, и на Жоана нахлынули воспоминания о том, как палач удавил гарротой его приемных родителей Корро перед сожжением, чтобы они приняли легкую смерть и не мучились на костре, на котором их должны были сжечь живьем.
Жоан вздрогнул. От напряжения и охватившего его отчаяния он весь покрылся потом, в висках стучало. Не в состоянии продолжать экзекуцию, он перестал закручивать жгут. Он знал, что если брат Сильвестро останется жив, то тут же поднимет тревогу, а у него просто не будет времени, чтобы переодеться и покинуть город преображенным. Солдаты закроют двери, он окажется запертым, и его поймают. И он не только провалит свою миссию и ослушается приказа, но и, без сомнения, заплатит за это собственной жизнью. Он должен убить монаха!
Именно в этот момент Жоан вспомнил слова адмирала Виламари, которые тот сказал ему на прощание: «Ты всегда старался быть выше в моральном плане, Жоан Серра де Льяфранк. Но ты обманываешь сам себя. Ты – один из нас, и если не вонзаешь зубы в жертву, то только потому, что не голоден. Ты убивал, когда представлялась такая возможность, и грабил, когда в этом была необходимость. И ты вновь сделаешь это, когда тебе придется так поступить».
Жоан снова стал затягивать жгут, но его руки утратили силу, они не слушались его. «Нет, я не могу этого сделать», – сказал он себе. Он не хотел и не мог. К дьяволу дона Микелетто, Цезаря Борджиа и самого Виламари! Об этом договора не было, он не убийца. Он – свободный человек, он хотел им быть, несмотря ни на что. Жоан положил монаха на спину – тот был без сознания, а на его шее наливался жуткий след от веревки.
– Спасибо тебе, Господи, – пробормотал Жоан. – Он еще дышит.
Он поглубже запихнул тряпки, которыми был заткнут рот монаха, и закрепил их платком, завязав концы на макушке. После этого он снова перевернул его и приподнял сутану, чтобы добраться до горба. Кожа на теле монаха была бледной, и когда Жоан обнажил его, то увидел, что брат Сильвестро до крайности истощен. Жоан понял, почему ему так легко было переворачивать монаха с бока на бок. На нем была власяница в форме рюкзака, которая покрывала его тело от плеч до поясницы. Сняв ее, Жоан обнаружил сумку: внутри нее лежала книга.
– Это та самая книга! – вскричал Жоан в волнении. – Это должна быть та самая книга! И все это время она находилась перед моими глазами – в ложном горбе брата Сильвестро!
Вспомнив власяницу, висевшую на крючке в келье Савонаролы, которая могла применяться только для спины, Жоан решил головоломку. Во время ночной молитвы он связал это озарение со своей ночной встречей с братом Сильвестро, лунатически разгуливавшим по коридорам; именно тогда, уложив его в постель, Жоан почувствовал под сутаной твердость горба. И подумал, что, скорее всего, под сутаной скрывался не горб и не власяница, а Книга пророчеств. Этим утром, как бы нечаянно столкнувшись с монахом в библиотеке, он незаметно прощупал его горб. И почувствовал нечто странное, сказав себе, что, возможно, он раскрыл загадку и что монах своим ложным горбом одновременно защищал книгу и истязал ею свою плоть. И оказался прав!
Обложка книги была достаточно скромной, из простой кожи, и состояла из большого количества страниц, заполненных корявым почерком на латыни. Страх был сильнее любопытства, и Жоан не стал ничего читать. Он поспешно прикрыл монаха сутаной и связал его по рукам и ногам. Потом связал обе веревки таким образом, чтобы тот не смог передвигаться на четвереньках, и, протянув веревку через решетку оконца, закрепил ее. С удовольствием оценив качество своей работы, Жоан порадовался тому, что научился вязать узлы за время своих плаваний на галере.
Нельзя было больше терять ни минуты. Он завернул книгу в монашескую накидку и привязал ее веревкой, которую использовал в качестве пояса. После этого, вознеся молитву о том, чтобы не встретить никого в коридоре, осторожно открыл дверь, высунул голову и увидел, что коридор был пуст. Он медленно пошел, скрестив руки на груди, чтобы поддерживать сверток. Повернул направо, в сторону восточного коридора, вдоль которого находились кельи, расположенные по обеим его сторонам: те, что располагались слева, предназначались для пожилых монахов и были единственными, окна которых выходили на улицу. Он толкнул дверь кельи брата-библиотекаря, который, как он знал, работал в библиотеке, и, войдя, закрыл ее за собой. Выглянул в окошко. Внизу прогуливался мужчина в черной шляпе с красным платком в руках. Это был Франческо, сутенер и друг Никколо, который, как и было оговорено во время последнего визита Жоана в подпольный бордель, прогуливался в условленное время – нес вахту. Жоан тихонько свистнул и, когда человек посмотрел вверх, бросил ему сверток через прутья решетки, который тот поймал на лету.
Жоану больше нечего было делать в монастыре, и тем же размеренным шагом он пошел к выходу, где увидел рядом с привратником брата Джованни, крепкого молодого человека, время от времени выполнявшего полицейские функции. У Жоана екнуло сердце. На мгновение он ощутил желание вернуться, но было уже поздно.
– Куда вы направляетесь, брат Рамон? – поинтересовался привратник.
– Не собираетесь ли вы покинуть монастырь без разрешения, как несколько дней назад? – добавил брат Джованни, нахмурив брови. Похоже, он был полон подозрений.
