Дэвид Льюис - Дитя мое
В перерывах между поеданием мороженого Сан и Натти вместе готовились к школе, покупая необходимое: новые канцелярские принадлежности, рюкзачок и все, что девочке могло пригодиться в четвертом классе. Иногда, поздно вечером, когда Натти разрешали позже лечь спать, они с Джеком предавались воспоминаниям, главным образом о Лауре.
Тот день, когда Лаура появилась на рынке, одетая в платье и туфли на высоких каблуках, уже превратился в легенду. А еще они вспоминали, как Лаура принялась чистить пойманную Джеком и Натти на озере рыбу, хотя никогда прежде этим не занималась. Или как Лаура начала рассказывать анекдот о фермере, который переходил дорогу, но забыла концовку. Обиженное выражение, появившееся у нее на лице, оказалось куда смешнее любого анекдота. Таких эпизодов набралось множество. Даже Сан принимала участие в вечерах воспоминаний. Теперь, когда Лаура уехала, ее отношение к няне смягчилось. Джеку все это не доставляло большого удовольствия, но он решил не встревать. Было, да водой унесло…
«Я не лгала, просто ничего не говорила. Это ведь не мой секрет», – сказала ему Лаура.
Поздно ночью, страдая бессонницей, Джек думал о Дэнни и Дарле, влюбленной парочке, чье счастье в браке длилось всего лишь три года. Вот только они не знали об этом до самого конца.
Джек был в Канзасе, когда ему позвонил Дэнни.
– Мы подумываем о том, чтобы усыновить ребенка.
В те времена он влачил свое тусклое существование в тускло освещенных меблированных комнатах, оплакивал свою горькую долю. Но он любил Дэнни. В конце концов, Дэнни был оптимистом в их семье, всегда старавшимся иметь обо всех самое высокое мнение.
– Приезжай к нам хотя бы изредка, – попросил Дэнни.
С Дарлой он виделся лишь раз. Она была милой, жизнерадостной молодой женщиной и происходила из респектабельной семьи.
– Маме нездоровится, – начал Дэнни. – Сан нынче летом поживет у нас. Тебе следовало бы ей время от времени звонить, Джек.
Джек фыркнул. Ему было все равно, где живет его семнадцатилетняя сестра. Сан была бодливой коровой, а он – фарфоровой лавкой. Как и мать, она не лезла за словом в карман, поэтому Джек чувствовал, что сыт по горло женщинами из семьи Ливингстон.
Когда дело об удочерении подошло к развязке, Дэнни вновь ему позвонил.
– Хочешь увидеть нашу маленькую девочку?
– У меня мало свободного времени, – солгал Джек.
– Сан до сих пор живет с нами, – продолжал Дэнни. – Она хочет повидать тебя прежде, чем уедет в колледж.
Джек начал бормотать что-то насчет взятых на себя обязательств, а в конце пообещал выкроить время, но так и не выкроил.
Лаура появилась в доме Дэнни и Дарлы в период продолжительного пребывания в нем Сан.
Минуло четыре года. Джек оставался в Канзасе, шагая по жизни, словно лунатик. Днем он летал, ночью пил. Восьмичасовой интервал между принятием алкоголя и летной работой, установленный Федеральным управлением гражданской авиации, Джек соблюдал, но зазор между бутылкой и полетом почти никогда не превышал этих самых восьми часов. Единственным светлым пятном в его жизни была страсть к небу. Молодому человеку очень нравилось делиться с другими своим запатентованным способом бегства от всех невзгод жизни.
Через некоторое время последовал еще один звонок.
– Привет, Джек! Я уже позабыл, как ты выглядишь…
«Посмотри на фото», – мысленно посоветовал брату Джек, но вслух сказал:
– Обязательно приеду…
Это был последний их разговор, а затем позвонила Лаура и оставила сообщение о трагической аварии. В тот момент Джек летал среди облаков, стараясь оставить прошлое далеко позади. После гибели старшего брата слова «Обязательно приеду» стали последней фразой, произнесенной им единственному человеческому существу, любившему его без всяких оговорок.
Джек мог бы с головой окунуться в бездну сожаления и раскаяния, бичуя себя за то, как обходился со своим братом. Он мог бы отказаться от опекунства, должен был отказаться, если уж начистоту, но Джек решил воспитать приемную дочь брата, оставить память о нем в сердце девочки, воспитать так, как хотел бы Дэнни.
Прошло три дня после похорон. Джек переехал жить в дом брата. Там его ждала маленькая девочка, с которой следовало подружиться и растить, словно собственную дочь. Вскоре после этих событий Сан вернулась в Вустер, чтобы выполнить свое обещание и первое время помогать Джеку воспитывать Натти.
Остальное, как говорят, уже история. Постепенно Джек и Сан сработались, став единой командой, хотя у них и случались время от времени небольшие конфликты. Сан прижилась и превратилась в любимую тетю, человека, к которому всегда можно обратиться, если девочку нужно приободрить либо побаловать. Лаура стала Джеку товарищем по оружию. Ради Натти он просыпался по утрам и молился Богу перед отходом ко сну.
С каждым прожитым годом прошлое становилось все более отдаленным и туманным… Хотя Джек по-настоящему любил свою сестру, он до сих пор имел на нее зуб, хотя бы потому, что своим поведением она слишком сильно напоминала ему мать. Хотя Библия учила его обратному, Джек не мог смотреть на фотографию собственной матери без того, чтобы не испытывать сожаления и гнева.
– Прости не ради нее, а ради себя, – как-то сказала ему Келли.
Это предложила ему женщина, которая смогла простить того, кто похитил ее дочь. Если Келли смогла, значит, и он сможет.
Сбросив ватное одеяло, Джек потянулся за халатом. Включив лампу на прикроватном столике, он вытащил из нижнего ящика фотографию матери. Впервые он увидел то, что никогда прежде не пришло бы ему в голову. Душевной боли больше не было. Он видел глаза Натти.
На следующее утро Джек предложил кое-что новенькое. Натти с энтузиазмом приняла его предложение. Когда Сан вышла из своей комнаты, из комнаты Лауры, Джек повторил свое предложение. Сестра удивилась, но возражать не стала.
– Пора! – защебетала Натти.
Они сели в Билли-Боба и поехали на Вустерское кладбище, расположенное к югу от городка. Оставив пикап на обочине дороги, Джек встал на проторенную тропинку. Впереди простирались сотни могильных плит. Он не бывал здесь со дня похорон Дэнни, поэтому имел лишь туманное представление о том, где расположены могилы членов его семьи.
– Следуй за мной, – просто сказала Сан, устремившись к северному краю кладбища.
Сестра шагала мимо последнего ряда могильных плит. Остановившись, она прикоснулась к общему камню над могилами Дэнни и Дарлы. Затем, миновав могилу отца, Сан подошла к простой плите из серого гранита, возвышавшейся над местом упокоения матери. Они стояли возле нее несколько минут, углубившись в свои мысли. Джек обнял сестру. Сан подалась в его сторону, сначала вроде бы неохотно, но затем она плотно прижалась к нему. Хотя Сан часто целовала его в щеку, Джек не мог припомнить, чтобы когда-либо ее обнимал.
Взгляд его вначале остановился на могильной плите отца. Уолтер Ливингстон. Сердце сжалось. Он перевел взгляд на могилу матери. «Хелен Ливингстон», – гласила надпись. Ниже значились даты рождения и смерти. Никакой эпитафии. Никаких приятных банальностей. Ограничились словами: «Жена и мать». Неделю назад Джек сказал бы на это: «Как бы не так».
Он посмотрел на Натти. Девочка, присев на корточки, читала имена Дэнни и Дарлы на могильной плите. Правда вызывала в его душе благоговейный страх. Его маленькая девочка – внучка его матери. Его племянница. Его обожаемая Натти унаследовала глаза его матери, нос его матери и в определенной мере характер его матери. Все эти годы он воспитывал плоть от плоти, кровь от крови его матери.
Спустя несколько минут они, сложив руки, помолились. Затем Джек присел на колени перед могилой матери. Рука Сан легла ему на плечо. Натти тесно прижалась к своему приемному отцу.
– Я прощаю тебя, мама, – мысленно, а затем вслух произнес он.
Натти крепко обняла его за шею и сказала могиле:
– Привет, бабушка. Мне тебя не хватает.
Джек не понимал, как можно скучать по той, кого никогда в жизни не видел, но решил не вмешиваться. Он выпрямился во весь рост. На глазах Сан поблескивали слезы, хотя сестра никогда не отличалась особой чувствительностью.
После этого они направились в любимую закусочную Натти есть жирные гамбургеры и картошку фри. Настроение у них улучшилось, несмотря на скорый отъезд Сан. Натти сидела так близко к тете, что той приходилось держать пищу левой рукой. При других обстоятельствах Сан обязательно попросила бы Натти отодвинуться, но только не сегодня.
Джек улыбнулся, наблюдая за ними. Натти восхищалась остроумием и чувством стиля своей тети. Сама девочка одевалась опрятно и за словом в карман никогда не лезла.
