Проклятие королей - Грегори Филиппа

– Ну, этого она не сможет, – напрямик говорю я. – Она по доброй воле принесла пожизненный обет бедности, ее содержание я не верну, в дом к себе не возьму, а земли и состояние Генри сохраню, пока он не вырастет.

– Согласен, – отвечает Монтегю. – Но мы можем сказать, что именно по этой причине встречались тут и говорили.

Я киваю:

– Так почему вы хотели меня видеть?

Я говорю решительно, мои мальчики не должны знать, что я устала, что меня пугает мир, в котором мы теперь живем. Я не думала, что доживу до дня, когда королева Англии не будет сидеть на троне при своем дворе. Я подумать не могла, что доживу до дня, когда бастард короля обретет титулы и богатство и станет вышагивать, как наследник трона. Но никто, уж точно никто за всю долгую историю нашей страны не думал, что король Англии объявит себя английским Папой.

– Король снова собирается во Францию, на очередную встречу, – коротко говорит Монтегю. – Надеется убедить короля Франциска поддержать перед Папой свой развод. Слушания назначены в Риме этой осенью. Генрих хочет, чтобы король Франциск его представлял. В ответ Генрих пообещает примкнуть к крестовому походу Папы против турок.

– Французский король его поддержит?

Джеффри качает головой:

– Как он может? В этом ни логики, ни морали.

Монтегю устало улыбается:

– Он может его не отговаривать. Или может пообещать, что поддержит, лишь для того, чтобы начать крестовый поход. Суть в том, что король берет с собой Ричмонда.

– Генри Фитцроя? Зачем?

– Он будет жить при французском дворе как гостящий принц, а сын французского короля Анри герцог Орлеанский должен вернуться в Англию с нами.

Я в ужасе.

– Французы принимают Фитцроя, бастарда Бесси Блаунт, в обмен на своего принца?

Монтегю кивает:

– Видимо, решено, что король объявит его наследником и лишит наследства принцессу.

Я ничего не могу с собой поделать. Я роняю голову в ладони, чтобы сыновья не видели муку на моем лице, и чувствую, как Джеффри нежно кладет руку мне на плечо.

– Мы не бессильны, – говорит он. – Мы можем с этим бороться.

– Король и Леди берет с собой во Францию, – продолжает Монтегю. – Собирается дать ей титул и богатство, она станет маркизой Пемброк.

– Что? – спрашиваю я.

Странный титул; она тогда станет лордом в своем праве.

– И как он повезет ее во Францию? Она не может быть придворной дамой, раз королева не едет, нет двора королевы. Кем она поедет? Что будет делать? Кем ее считать?

– Той, кто она есть, – шлюхой, – ухмыляется Джеффри.

– Дамой нового образца, – тихо, почти печально произносит Монтегю. – Но королева Франции ее не примет, и сестра французского короля тоже, ей придется остаться в Кале, когда короли будут встречаться. Она не увидится с французским королем.

На мгновение я вспоминаю Поле Золотой парчи, королев Англии и Франции, вместе идущих к мессе, щебечущих, как девочки, целующихся и обещающих друг другу вечную дружбу.

– То будет лишь тень минувшего, – говорю я. – Разве король этого не видит? Кто будет при ней?

Монтегю позволяет себе улыбнуться.

– Вдовствующая королева Мария Леди не друг, она говорит, что слишком дурно себя чувствует, чтобы путешествовать. Даже ее муж поссорился с королем из-за Болейн. Герцогиня Норфолкская не поедет, герцог даже не смеет ее просить. Никто из знатных дам не едет, все нашли предлоги. С Леди будут лишь ее ближайшие родственники: ее сестра и невестка. Кроме Болейнов и Говардов, у нее друзей нет.

Джеффри и я молча выслушиваем, как Монтегю описывает этот наспех собранный двор. Каждый значимый человек всегда окружен толпой родни, союзников, сторонников, друзей и соратников – так мы показываем свое величие. Дама без спутников дает миру понять, что она никто. Болейн держится лишь по прихоти короля, она – очень одинокая фаворитка. У королевской шлюхи нет двора, который есть у королевы. Ее никто не обрамляет.

– Он что, не видит, кто она есть? – беспомощно спрашиваю я. – Раз у нее ни друзей, ни родни?

– Он думает, что она предпочитает его любому обществу, – говорит Монтегю. – И ему это нравится. Он считает ее редкостным созданием, неприкосновенным, наградой, к которой может приблизиться он один, которую лишь он может получить. Ему нравится, что она не окружена знатью. Ее странность, ее офранцуженность, ее одиночество его как раз и привлекают.

– Тебе нужно будет ехать? – спрашиваю я Монтегю.

– Да, – говорит он. – Да простит меня Бог, мне велено ехать. Поэтому мы и хотели повидаться с вами, леди матушка, я думаю, что нам пора действовать.

– Действовать? – глухо спрашиваю я.

– Мы должны защитить королеву и принцессу от этого безумия. Время пришло. Ясно, что раз он выставляет напоказ Генри Фитцроя как наследника, значит, принцессу он сместит. Поэтому я подумал, что возьму Джеффри с собой, в свою свиту, и когда мы доберемся до Кале, он сможет улизнуть и встретиться с Реджинальдом. Он расскажет ему о наших друзьях и родственниках в Англии, отвезет послание Папе, передаст письмо королевы ее племяннику, королю Испании. Мы можем сказать Реджинальду, что твердое решение Папы против Генриха положит всему этому конец. Если Папа примет решение против Генриха, тогда ему придется вернуть королеву. Папа должен высказаться. Откладывать больше нельзя. Король идет вперед, но он слеп, как крот в норе. Он с собой никого не берет.

– Но никто против него не поднялся, – замечаю я.

– Это мы и должны сказать Реджинальду, что поднимемся против короля, – Монтегю принимает вызов, не моргнув. – Кто, кроме нас? Если не мы, кто против него встанет? Это должен был бы сделать герцог Бекингем, величайший герцог в стране, но он уже сложил голову на плахе, а его сын сломлен, Урсула ничего не может с ним поделать, я ее уже спрашивал. Герцог Норфолк должен бы подать королю совет, но Анна Болейн – его племянница, а его дочь замужем за королевским бастардом. Он не скажет ни слова против продвижения недостойных. Чарльз Брэндон должен быть советником короля, но Генрих изгнал его от двора за одно слово против нее.

Что до церкви, то ее должны защищать архиепископ Йоркский или Кентерберийский; но Уолси умер, и архиепископ Уархем умер, и король собирается назначить на его место капеллана Болейнов. Джон Фишер безупречно смел, но король его не замечает, и он стар и сломлен. Лорд-канцлер, сэр Томас Мор, вернул печать, отказавшись высказаться, нашего собственного брата заставили замолчать кулаками, и теперь король слушает только тех, у кого нет принципов. Его главный советник, Томас Кромвель, не из церковников и не из знати. Он – человек ниоткуда, он ничему не учился, как зверь. Он хочет лишь служить королю, как пес. Короля совратили и поймали в западню дурные советчики. Нужно отбить его у них.

– Это должны сделать мы, кроме нас никого нет! – восклицает Джеффри.

– Генри Куртене? – спрашиваю я, пытаясь избежать груза судьбы, называя нашего родича Плантагенета, маркиза Эксетера.

– Он с нами, – коротко отвечает Монтегю. – Сердцем и душой.

– Он сам не может это сделать? – трусливо спрашиваю я.

– Один? – насмешливо спрашивает Джеффри. – Нет.

– Он отправится с нами. Вместе мы – Белая Роза, – мягко говорит Монтегю. – Мы Плантегенеты, исконные правители Англии. Король – наш кузен. Мы должны вернуть его к своим.

Я смотрю на оживленные лица сыновей и думаю, что их отец держал меня в тени и без денег, чтобы мне никогда не пришлось принимать подобное решение, чтобы мне никогда не пришлось принимать долг исконного правителя страны и управлять судьбой королевства. Он спрятал меня от власти, чтобы мне не пришлось делать подобный выбор. Но меня больше нельзя прятать. Мне нужно защитить вверенную мне принцессу, я не могу отказаться от верности своей подруге королеве, и мои мальчики правы – такова судьба нашей семьи.

К тому же король когда-то был маленьким мальчиком, и я учила его ходить. Я любила его мать и обещала ей, что уберегу ее сына. Я не могу покинуть его наедине с чудовищными ошибками, которые он совершает. Не могу позволить ему погубить свое наследие и честь ради этой пустышки Болейн и посадить мальчишку-бастарда на место законной принцессы. Я не могу позволить ему исполнить лежащее на нем проклятие и лишить Тюдора наследства.