Роковой поцелуй - Хейер Джорджетт
– Как могу я… как может любой мужчина… быть с вами знакомым и не любить вас? У меня нет возможности предложить вам титул, состояние…
Джудит, вновь обретя дар речи, сказала:
– Такие вещи для меня ничего не значили бы, если б речь шла о моих чувствах! Я причиняю вам боль: простите меня! Но это невозможно. Давайте более никогда не будем говорить об этом!
– Однажды я уже спрашивал у вас, нет ли в вашем сердце другого мужчины. Вы ответили мне «нет», и тогда я поверил вам. Но сейчас! Можете ли вы сейчас повторить свой ответ?
На щеках у нее выступил жаркий румянец.
– Вы не имеете никакого права задавать мне подобные вопросы, – сказала она.
– Да, – ответил он, – не имею! Но вот что я могу и должен сказать вам, Джудит: ни один мужчина, кем бы он ни был, не может любить вас так, как люблю я! Пока Уорт остается вашим опекуном, я отдаю себе отчет в том, что он не позволит вам выйти за меня замуж, но совсем скоро вы станете свободной, и подобные соображения более не…
– Мой отказ не имеет никакого отношения к желаниям Уорта! – быстро проговорила она. – Я всегда буду вашим другом; я ценю и дорожу вами, как своим кузеном, но не смогу полюбить вас! Не мучайте меня более, умоляю! Разве не можем мы остаться просто друзьями?
Он с видимым усилием справился с собой, долгим взглядом посмотрел ей в глаза, после чего поднес ее руку к губам и пылко поцеловал.
Позади них раздался чей-то холодный голос:
– Надеюсь, вы простите меня за то, что потревожил вас, мисс Тавернер.
Мисс Тавернер, поспешно отдернув руку, обернулась.
– Лорд Уорт! Вы… вы напугали меня!
– Очевидно, – сказал он. – Мне поручено отыскать вас. Ваш экипаж уже подан, и миссис Скаттергуд беспокоится.
– Благодарю вас, я уже иду, – пролепетала она. – Покойной ночи, кузен!
– Вы позволите мне проводить вас к миссис Скаттергуд? – негромко спросил он.
Но Джудит лишь покачала головой. Она выглядела подавленной и растерянной, поэтому покорно положила на подставленный локоть графа ладошку, позволив ему увести себя прочь. Как только они отошли на такое расстояние, что кузен не мог их слышать, она слабым голоском пробормотала:
– Быть может, положение выглядело для вас весьма недвусмысленным, но вы ошибаетесь.
– В чем? – холодно осведомился граф.
– В том, что думаете!
– Если вы способны прочесть мои мысли в данный момент, значит, должны быть очень умны.
– Вы самый мерзкий и отвратительный человек из всех, кого я знаю! – с надрывом заявила мисс Тавернер.
– Вы уже говорили мне об этом ранее, мисс Тавернер, а я, смею вас уверить, еще не страдаю провалами в памяти. Утешайтесь осознанием того, что уже в самом скором времени вы сможете забыть о моем существовании.
Она неуверенно произнесла:
– Не думаю, что жду этого с бо́льшим нетерпением, чем вы.
– Я никогда не делал тайны из того факта, что опекунство над вами является занятием крайне утомительным. Но не торопитесь, мисс Тавернер. Вы пока еще остаетесь моей подопечной. Так что отложите на потом эти волнительные пассажи со своим кузеном.
– Если вы воображаете, будто я… пришла к согласию с мистером Тавернером, то вы ошибаетесь! – заявила она. – Я не намерена выходить за него замуж!
Он взглянул на нее сверху вниз, и на мгновение ей показалось, будто он собирается что-то сказать. Но тут к ним подошла миссис Скаттергуд, и возможность была упущена. Граф сопроводил обеих дам к экипажу, и лишь при расставании мисс Тавернер смогла сказать:
– Я хотела поблагодарить вас, лорд Уорт, за ваше согласие на брак Перегрина.
– Вам не за что благодарить меня, – коротко ответил он, поклонился и отступил в сторону, позволяя экипажу проехать.
Глава 19
Вопрос о том, почему она так стремилась сообщить своему опекуну, что не собирается выходить замуж за мистера Бернарда Тавернера, еще долго занимал Джудит. Но, даже если ответ на эту загадку и пришел ей в голову, она отказалась признать его единственно правильным, а, поскольку другого у нее не было, то ей пришлось убедить себя: всему виной вполне простительное в тот момент волнение.
Миссис Скаттергуд, заметив, что ее подопечная пребывает в подавленном настроении, решила: девушка с грустью и опаской ожидает свадьбы своего брата. Дуэнья принялась по мере сил развлекать Джудит, заявив, что останется с ней до тех пор, пока ее общество той не прискучит, и предсказывая многочисленные приятные визиты к молодой паре в Беверли. Но правда заключалась в другом: мисс Тавернер угнетало не столько приближающееся бракосочетание Перегрина, сколько мысль о собственной грядущей свободе. Она не понимала, что с ней происходит. Лорд Уорт был сущим тираном, несносным и невыносимым, но он управлял состоянием Джудит к полному ее восхищению, а еще избавился от многочисленных претендентов на ее руку с таким изяществом, о котором сама она и мечтать не могла. Она готова была спорить с ним, могла ненавидеть его вмешательство в собственные дела, но, когда он был рядом, испытывала такую уверенность в собственной безопасности, о которой и не подозревала до тех пор, пока не возникла реальная перспектива лишиться ее. А когда он не вел себя властно и насмешливо, то вдруг оказывался очень добр к ней. Он дал ей рецепт нюхательного табака, позволил управлять своими серыми в яблоках лошадьми и пригласил погостить в собственном доме. Вплоть до того досадного происшествия в Какфилде он ей очень нравился. Естественно, она более не сможет полюбить его после того, как он столь несносно вел себя в тот злополучный день, но, несмотря на это, мысль о том, что уже совсем скоро она сможет забыть о существовании графа, произвела на девушку чрезвычайно угнетающее действие, и она едва сдержалась, чтобы не расплакаться. А если в качестве альтернативы он намерен выдать ее замуж за своего брата, то очень скоро поймет, как крупно ошибся. Джудит уже потихоньку рисовала себе мрачные перспективы остаться старой девой.
А пока она продолжала принимать участие во всех увеселениях, которые своим гостям предлагал Брайтон, швыряла деньгами направо и налево и даже на пару дней съездила вместе с Перегрином в Уортинг. Подобный опыт Джудит повторять более не намеревалась, поскольку, хотя и воздавала сэру Джеффри должное, восхищалась материнской добротой леди Фэйрфорд, зрелище двух счастливых влюбленных не способствовало поднятию настроения девушки. После этого первого и последнего визита Джудит решительно отклоняла все прочие приглашения, а когда Перегрин стал особенно настойчиво уговаривать ее присоединиться к нему, насмешливо ответила: теперь у него наконец есть грум, который знает, с какой стороны следует подходить к лошади, поэтому она может без опаски отпускать своего брата.
Перегрин выразил шумный протест против столь беспардонной клеветы на искусство его кучера, но потом, под нажимом, все-таки признал: Тайлер оказался куда лучшим грумом, нежели Хинксон, изначально не пользовавшийся расположением мисс Тавернер. Она считала его (если воспользоваться оборотом речи, к которому прибег мистер Фитцджон) криворуким, а его квадратное лицо уличного драчуна вызывало у нее даже более стойкое отвращение, чем грубые манеры Хинксона. А вот грум мистера Тавернера пришелся ей по вкусу. Он знал свое дело, был вполне способен управиться с упряжкой и не только вел себя уважительно, но и не забивал своему молодому хозяину голову байками о ринге – очередной недостаток Хинксона, вызывавший у мисс Тавернер неприкрытое раздражение. Она без колебаний приписывала пагубному влиянию Хинксона такие услышанные ею от Перегрина словечки, как «пятерня», «откупорить ему бутылку», «дать в торец», «расшибить башку», и надеялась, что превосходство нового грума, в конце концов, отучит его во всем полагаться на Хинксона.
Хинксон, чего и следовало ожидать, отнесся к появлению Тайлера без особого восторга и старался под любым предлогом не дать ему поехать в Уортинг вместо себя. От своего собственного грума Джудит узнала – в конюшне полным ходом идет чуть ли не война, поскольку Хинксон, не отличаясь мягкостью натуры, всегда готов был пустить в ход кулаки, подозревая коллег в стремлении избавиться от него. Джудит, упомянув об этом в разговоре с братом, посоветовала ему вообще рассчитать драчуна, но он лишь рассмеялся в ответ, заявив, что она предубеждена против него. Ей ничего не оставалось, как признать его правоту. Она не любила Хинксона и не доверяла ему, а его лицо, покрытое шрамами, с неоднократно сломанным носом, казалось ей злодейским. Но даже когда однажды в четверг Тайлер подал тильбюри для поездки в Уортинг вместо Хинксона, накануне перебравшего Синей Руины [105] в таверне по соседству, то и это возмутительное происшествие не заставило Перегрина заявить, что он непременно уволит бездельника.