Где властвует любовь - Куин Джулия

– Мы устраиваем прием в ее честь, – сказал Энтони.

– И она не возражает? – Колин по опыту знал, что после определенного возраста женщины не любят отмечать свои дни рождения. И хотя его мать была по-прежнему весьма привлекательна, она, вне всякого сомнения, достигла этого возраста.

– Пришлось прибегнуть к шантажу, – признался Энтони. – Либо она соглашается на прием, либо мы сообщаем всем ее истинный возраст.

Колин поперхнулся виски.

– Хотел бы я посмотреть на это.

Энтони улыбнулся с нескрываемым удовлетворением.

– Это был блестящий ход с моей стороны.

Колин допил виски.

– Как ты думаешь, есть надежда, что она не попытается воспользоваться этим приемом, чтобы найти мне жену?

– Очень слабая.

– Так я и думал.

Энтони откинулся назад в кресле.

– Тебе уже тридцать три, Колин…

Колин недоверчиво уставился на него.

– Ради Бога, Энтони, хоть ты не начинай.

– У меня и в мыслях нет давить на тебя. Я всего лишь предлагаю тебе смотреть жизни в глаза. Никто не требует, чтобы ты непременно женился, но ничего страшного не случится, если ты хотя бы рассмотришь подобную возможность.

Колин бросил взгляд на дверь, подумывая об уходе.

– Уверяю тебя, я не испытываю отвращения к браку.

– Я этого и не думаю, – сказал Энтони.

– Но не вижу особых причин спешить.

– Ну, спешить никогда не следует, – заметил Энтони, – за редким исключением. Просто порадуй маму, хорошо?

Колин не отдавал себе отчета, что все еще держит пустой бокал, пока тот не выскользнул у него из пальцев, глухо стукнувшись о ковер.

– Милостивый Боже, – прошептал он, – она больна?

– Нет! – воскликнул Энтони, невольно повысив голос. – Уверен, она еще переживет нас всех.

– Тогда к чему весь этот разговор?

Энтони вздохнул.

– Я всего лишь хочу видеть тебя счастливым.

– Я счастлив, – заявил Колин.

– Правда?

– Проклятие, я счастливейший человек в Лондоне. Если не веришь, почитай леди Уистлдаун. Уж она-то знает.

Колин взглянул на газету, лежавшую на письменном столе.

– Ну, может, не в этом номере, но в прошлом году меня чаще называли «обаятельным», чем леди Данбери «бесцеремонной», а это что-то значит.

– «Обаятельный» не значит «счастливый», – мягко возразил Энтони.

– Неужели нам больше нечего обсудить? – проворчал Колин, подходя к двери.

– Будь ты и вправду счастлив, – настаивал Энтони, – не уезжал бы так часто.

Колин медлил, взявшись за дверную ручку.

– Энтони, мне нравится путешествовать.

– Постоянно?

– Иначе я бы этого не делал.

– Это самый уклончивый ответ из всех, что мне приходилось слышать.

– А это, – Колин одарил брата коварной улыбкой, – самый уклончивый поступок.

– Колин!

Но тот уже вышел из комнаты.

Глава 2

Хотя ярлык «старая дева» носит пренебрежительный оттенок, Пенелопа довольно быстро поняла, что статуе незамужней имеет свои преимущества.

Во-первых, никто всерьез не ожидает, что старая дева станет танцевать на балах, а это значило, что Пенелопе больше не придется топтаться на краю бального зала, оглядываясь по сторонам с таким видом, словно ей вовсе не хочется танцевать. Теперь она могла сидеть в сторонке с другими старыми девами и компаньонками. Конечно, ей по-прежнему хотелось танцевать – вообще-то она любила танцевать и делала это совсем неплохо, хотя никто не удосужился этого заметить, – но было намного легче изображать равнодушие, находясь вдали от танцующих пар.

Во-вторых, резко сократилось время, которое приходилось тратить на скучные разговоры. Миссис Федерингтон, окончательно отказавшись от надежды выдать Пенелопу замуж, перестала подсовывать ее в качестве собеседницы каждому третьесортному холостяку. Порция никогда по-настоящему не рассчитывала, что Пенелопа способна привлечь холостяка первого или второго сорта – что, возможно, соответствовало истине, – но большинство третьесортных холостяков считались таковыми не без причины, и причина эта, увы, заключалась в их личных качествах или в отсутствии таковых. Что в сочетании с робостью Пенелопы не способствовало увлекательным беседам.

И наконец, она снова могла есть то, что любила. Считалось, что девицы, занятые охотой на мужей, должны играть, роль утонченных созданий и есть мало, как птички. Учитывая качество еды, подаваемой на светских приемах, это было для Пенелопы настоящим мучением. «Вот оно, – злорадно думала она, вонзая зубы в восхитительный эклер, – главное преимущество старой девы».

– Святые небеса! – простонала Пенелопа, радуясь, что она за столиком одна и ее никто не видит. Если бы грех мог принять конкретную форму, это наверняка было бы пирожное.

– Вкусно?

Пенелопа подавилась эклером и закашлялась.

– Колин, – выдохнула она.

– Пенелопа, – тепло улыбнулся он. – Приятно видеть тебя снова.

– Взаимно.

Колин пару раз качнулся на каблуках, глядя на нее.

– Хорошо выглядишь.

– Ты тоже, – отозвалась Пенелопа, пытаясь сообразить, куда бы сунуть недоеденный эклер, но не нашла подходящего места и опустила руку с эклером вниз.

– Симпатичное платье, – сказал Колин, указав на ее платье из зеленого шелка.

Пенелопа смущенно улыбнулась:

– По крайней мере, не желтое.

– Точно. – Он ухмыльнулся, и лед был сломан. Все-таки странно. Казалось бы, она должна чувствовать себя скованно в присутствии любимого мужчины, но в Колине было нечто такое, что настраивало всех на непринужденный лад.

Впрочем, Пенелопе не раз приходило в голову, что она полюбила Колина еще и потому, что рядом с ним она чувствовала себя в ладу с собой.

– Элоиза сказала, что ты прекрасно провел время на Кипре.

Колин усмехнулся:

– Я не мог устоять от соблазна посетить место рождения Афродиты.

Пенелопа невольно улыбнулась, заразившись его хорошим настроением, хотя ей меньше всего хотелось говорить о богине любви.

– Там действительно так солнечно, как говорят? – поинтересовалась она. – Впрочем, можешь не отвечать. Я вижу это по твоему лицу.

– Похоже, я немного загорел, – кивнул он. – Матушка чуть не упала в обморок при виде меня.

– Наверное, от восторга, – произнесла Пенелопа с нажимом. – Она ужасно скучала, когда ты уехал.

Колин склонился ближе.

– Послушай, Пенелопа, ты же не собираешься пилить меня? Мне вполне достаточно упреков мамы, Энтони, Элоизы и Дафны, чтобы безвременно скончаться под грузом вины.

– А что же Бенедикт? – не удержалась Пенелопа.

Он метнул в нее хитрый взгляд.

– Его нет в городе.

– Что ж, это объясняет его молчание.

Колин скрестил руки на груди и уставился на нее сузившимися глазами.

– Ты всегда была такой дерзкой?

– Я это тщательно скрывала, – скромно отозвалась Пенелопа.

– Теперь понятно, – сухо заметил он, – почему ты так сдружилась с моей сестрой.