Полночная страсть - Кэмпбелл Анна

Демарест подошел к буфету и наполнил бокалы бренди.

— Еще довольно рано, но всем нам не повредит глоток спиртного.

Антония дрожащей рукой взяла бокал. Много лет назад она задавила в себе последнюю надежду на примирение с семьей. Было слишком поздно просить прощения у матери. А отец никогда не простил бы ее. Но теперь Господь послал ей брата. И брат не питал к ней ненависти.

Голова у нее кружилась, колени подгибались.

Генри повернул к себе сестру:

— Я хочу, чтобы ты вернулась домой.

Антония недоверчиво нахмурилась. Может, она ослышалась?

— Ты уверен? Может вспыхнуть скандал, которого отец так хотел избежать.

И все же, несмотря на сомнения, в душе ей отчаянно хотелось вернуться в Блейдон-Парк. В родные, любимые места. Вернуться к жизни леди Антонии Хиллиард. К жизни без маски, без лжи и притворства.

Эта новая жизнь помогла бы ей вновь обрести силы после предательства Рейнло. Жестокий обман и вероломство маркиза больно ранили ее. Даже чудесное появление Генри не могло смягчить эту боль.

Бегство в Блейдон-Парк давало ей хрупкую надежду на исцеление. Мысль о доме всегда манила ее, как тихая музыка тёплым летним вечером. Антония замерла, не в силах поверить своему счастью. Волна благодарности затопила ее, к глазам подступили слезы.

— Если разгорится скандал, мы это выдержим. — Генри допил бренди. Казалось, пересуды нисколько его не волнуют. — Я нашел наконец свою сестру. И я не откажусь от нее.

— А если Джонни начнет распускать слухи?

— Сомневаюсь, — заметил Демарест. — Может, Бентон и болван, но даже он должен сообразить, что та давняя история не делает ему чести.

— Пусть себе болтает, — равнодушно пожал плечами Генри. — Бентон не вправе диктовать мне, как себя вести. Это ничтожество не заставит меня изменить решение.

Антония неожиданно поняла, что Генри в самом деле изменился, стал сильнее. В отличие от сестры, сызмальства умевшей настоять на своем и не раз открыто бросавшей вызов родителям, ее старший брат никогда не был бунтарем. Увлеченный наукой, далекий от мирских соблазнов, он превыше всего ценил покой и предпочитал проводить свои дни в уютной тишине библиотеки. Но за минувшие десять лет Генри научился бороться и добиваться желаемого. Он поднял бокал в безмолвном приветствии, на лице его читалась непреклонная решимость.

Антония пыталась почерпнуть мужество в его уверенности, однако горестные события последних дней сломили ее. Она прошла сквозь бурю страсти, ярости, опасности и горечи. Теперь перед ней открывалась новая жизнь. Или, возможно, возвращение к старой жизни, утраченной, как ей казалось, навсегда.

Антония не испытывала радости: слишком велико было ее смятение, — но благодарность к брату согревала ей сердце. Впервые за долгие годы она вправе была сама решать свою судьбу. Ей едва верилось, что это не сон, что она вновь обрела семью. Возможно, возвращение домой, в Нортумберленд, под именем Антонии Хиллиард поможет ей сложить воедино хрупкие осколки разбитого сердца.

Глава 31

Чистый прохладный рассвет обещал надежду и обновление.

«Ложь, все это ложь», — устало прошептал Рейнло.

Запрокинув голову, он посмотрел на небо. Бледно-голубое, как глаза Антонии.

Воспоминания, словно отточенный нож, вспороли ему душу. Рейнло на мгновение зажмурился от боли. Открыв глаза, он увидел пару лебедей, паривших в воздухе у него над головой. Сердце его взволнованно забилось, несмотря на отчаяние, ледяными пальцами сжимавшее горло.

«Подходящий день, чтобы умереть. Отличный денек, чтобы стереть Бентона с лица земли».

За спиной у него Торп шептался с доктором. По другую сторону поля Бентон проверял пистолеты. Мерзавец не поднял глаз, когда Рейнло прибыл в своем изящном кабриолете, запряженном парой великолепных серых лошадей.

Какая жалость! Этим утром Рейнло особенно тщательно озаботился о своей внешности. Ему хотелось предстать перед врагом во всем блеске. Он облачился в новый темно-синий сюртук, надел свой любимый, расшитый китайскими драконами жилет цвета слоновой кости и приказал Моркомбу побрить его с удвоенным усердием, «словно речь шла о жизни и смерти».

Каламбур показался ему удачным.

Отыскать Бентона днем раньше не составило труда. Возможно, этот молодчик и воображал себя опасным вольнодумцем, человеком богемы, но поступил весьма предсказуемо, остановившись в отеле «Палтни». Бросить болвану вызов оказалось так же просто. Рейнло объявил во всеуслышание, что ему не нравится жилет Бентона. Это было чистой правдой — проклятый хлыщ вырядился павлином.

В юности Рейнло, как и многие горячие головы, несколько раз дрался на дуэли, однако ни один поединок не закончился смертью. На правом плече маркиза до сих пор красовался шрам — напоминание о задевшей его пуле. С юных лет Николас постоянно тренировался в стрельбе, как совершенствовался и в других умениях, необходимых столичному джентльмену, но лишь теперь, задумавшись о своей жизни, он понял, как много времени потратил впустую, преследуя никчемные цели.

Но этим чудесным утром он задумал совершить благое дело.

Рейнло не тешил себя иллюзиями. Что бы ни ждало его в будущем, он навсегда потерял Антонию. Двух женщин он любил и обеих предал. Бесчестье Элоизы так и останется неотомщенным. Но сегодня он воздаст сполна негодяю, разрушившему жизнь Антонии.

Бентон приблизился. Рейнло узнал его секунданта, хотя не смог тотчас припомнить имя молодого человека. Секундант Бентона и Торп отступили в сторону, чтобы обсудить условия поединка и попытаться уладить ссору без кровопролития.

Рейнло не собирался принимать извинения Бентона. Даже ели бы Бентону вздумалось извиняться. Этому фигляру следовало просить прощения у Антонии. Но она с презрением отвергла и его оправдания, и предложение.

Рейнло восхищался ее гордым нравом. Он вспомнил, как два дня назад Антония недрогнувшей рукой направила на него пистолет, точно старый вояка. Едва ли в целом мире найдется другая женщина, у которой хватило бы храбрости ему угрожать.

Впервые в жизни его настигла любовь. Что ж, по крайней мере, сраженный этой напастью, он выбрал женщину, достойную поклонения.

Рейнло знал, что не стоит и мизинца Антонии, и все же с горечью сознавал: он до последнего вздоха будет помнить, как сжимал ее в объятиях.

— Вот уж не подозревал, что вы защитник добродетели, Рейнло, — язвительно заметил Бентон.

Рейнло презрительно вскинул брови, отчего Бентон тотчас ощетинился.

— Добродетели? Я намерен пристрелить вас за неумение одеваться и дурной вкус, старина.

Плечи Бентона окаменели, руки сжались в кулаки. Похоже, ему хотелось яростным ударом согнать надменное выражение с лица Рейнло.

— Это дело касается только моей дамы и меня.

Рейнло почувствовал, что задыхается — гнев сдавил ему горло. Маркиз с трудом подавил желание свернуть шею мерзавцу Бентону.

— Если в это дело замешана леди, надеюсь, вам хватит порядочности не упоминать ее имени.

Губы Бентона презрительно скривились. Охваченный яростью, Рейнло невольно изумился храбрости своего противника. Он ожидал, что жалкий хлюпик станет молить о пощаде, дрожа от страха.

Бентон казался скорее разгневанным, чем испуганным. Возможно, увлекшись им, Антония поступила не столь уж безрассудно. Была ли тому виной ревность или злость, но на этот раз Бентон держался значительно увереннее и смелее, чем в Гайд-парке. Рейнло довольно усмехнулся. Храбрый противник был ему по душе. Пристрелив хныкающего труса, он едва ли погасил бы пылавший в сердце гнев.

Подошедшие секунданты в последний раз попытались добиться примирения. Рейнло не оставляло странное чувство отрешенности, он словно участвовал в нелепом спектакле и наблюдал за собой со стороны. Автоматически следуя протоколу, он отсчитал положенное число шагов и повернулся. Бентон сверлил его неприязненным взглядом, поднимая пистолет.

Нет, Антония не ошиблась в своем первом возлюбленном.