Все ради любви - Петерсон Элис

– Я сказала, что вы с Лукасом уже едете, Дженьюэри. Он хотел дождаться вас.

После похорон мы с Беллой организовали сладкий стол и подготовили небольшое слайд-шоу с дедушкиными фотографиями. Там были его детские черно-белые фото, фотографии его в театре, с актерами, а еще наши с Лукасом и бабулей снимки на пляже в Портпин, в шортах и футболках. И замечательное фото, на котором дедушка качает Айлу на самодельных качелях.

Дом без дедушки стал каким-то странным, холодным, пустым. Каждую ночь я плакала в подушку – было физически больно осознавать, что дедули больше нет, что я никогда больше не увижу его лицо и не смогу спросить у него совета. Я так рада, что мне удалось провести те несколько драгоценных дней с ним, когда у Уорда сломалась машина. Мы гуляли по пляжу и смеялись. Я смотрю на распорядок церемонии. На эти выходные мы с Уордом и Айлой должны были приехать к дедушке. Он уже запланировал приготовить рыбный суп. Собирался купить треску в тесте в пятницу. Но я напоминаю себе, что хотя бы успела добраться до него вовремя и попрощаться. Если бы не Уорд…

Я поворачиваюсь к Уорду, и он сжимает мою руку в своей. Как будто я все время прощаюсь и с бабулей тоже, и от этого еще больнее, что моих родителей нет в такой момент рядом. Они должны быть здесь. Хорошо, что Уорд не видел меня в таком состоянии, но слышать его голос по вечерам было для меня безумно важно. Кто-то легонько толкает меня в бок. Айла протягивает мне маленькую флисовую подушечку в виде сердца. И мое сердце переполняется любовью к дочери.

Мы поем гимн, а я поглядываю в сторону Лукаса – он сидит в конце ряда. И не отводит взгляда от гроба. Я так рада за них с дедушкой: наконец-то у Лукаса получилось поговорить с дедулей по душам. И я рада, что мой брат успел сказать, как он любит его.

– Только разве он меня слышал, Джен? – спросил он меня в больнице. – Не уверен…

– Конечно, слышал. Он знает, что ты любишь его.

Но на лице Лукаса я все равно видела виноватое выражение, как будто он приложил недостаточно усилий и упустил момент.

Церемония окончена, и поток гостей устремляется на улицу, к Бич-Хаузу, где уже накрыт стол и все готово для поминок. Мы болтаем с Дэном и Фионой. Айла стоит рядом и держит меня за руку. Уорд с Беллой стоят чуть поодаль.

– По-моему, он очень хороший, – говорит мне Дэн, показывая в сторону Уорда. Лукас подходит ко мне и спрашивает:

– Это и есть Уорд Меткалф, твой начальник?

Я киваю.

– Я вас познакомлю.

– Было бы замечательно.

– Уорд и мама встречаются, дядя Лукас, – докладывает Айла.

– Ага.

– Пока еще только начали, – уточняю я, закусив губу.

– Мне, наверное, следует сразу записаться к нему на прием, – продолжает Лукас, глядя перед собой, и в его голосе я слышу плохо скрываемую злобу.

– Что?

Дэн и Фиона вдруг замолкают. И незаметно отходят от нас.

– Ну, нам ведь нужно будет продать Бич-Хауз, а Уорд, я уверен, мог бы взять не очень большой процент, так?

Я молчу. Лукас продолжает:

– У тебя ведь должны быть какие-то льготы.

Я обращаюсь к нему, вне себя от злости:

– Что на тебя нашло?

– Просто я веду себя практично. Должен же хоть кто-то из нас вести себя практично!

– Обсуждать продажу дома, когда мы даже еще дедулю не похоронили? – кричу я. – Не смей вымещать на мне свой гнев, Лукас! Когда ты уже повзрослеешь и поймешь, что то, что случилось с мамой и папой, и меня тоже сильно задело!

Уорд хочет вмешаться.

– Все хорошо, – оттесняю я Уорда, сосредоточившись на Лукасе.

Лицо моего брата исказила гримаса боли, в глазах его слезы.

– Прости. Я не хотел этого, Джен, ты же знаешь, что не хотел. Я подвел его. Я провалился. Господи, я столько всего не успел ему сказать. О, Джен, я так раскаиваюсь.

Но уже слишком поздно.

– Некоторые вещи не продаются, – говорю я, хватаю за руку Айлу и убегаю с такой скоростью, на какую только способна.

31

Начало декабря. Вечер. Пятница. Прошло две с половиной недели после похорон дедушки. Я вернулась на работу. Но мне – если такое возможно – с каждым днем делается все хуже. Растет ощущение безысходности. Я не знаю, что бы я делала без Лиззи. Она помогла мне разобрать оставшиеся после дедули вещи. Она была доброй, но твердой, и мы постепенно привели Бич-Хауз в порядок. Дедушка завещал мне множество вещей, которые я стала считать своими сокровищами, – свои французские дорожные часы, например, украшенные фигурками птиц, бабочек и цветочных бутонов. Теперь они украшают камин в моей квартире. Осталось много фотографий, в том числе мое фото на руках у мамы. После похорон мы с Лукасом больше не виделись, только говорили по телефону. Он снова извинился, но по-прежнему намерен продать дом как можно скорее.

– Мы должны быть реалистами. И это не потому, что я хочу причинить тебе боль, клянусь. Мы просто не можем себе позволить его оставить.

Но я до сих пор не могу дать свое согласие на продажу Бич-Хауза.

Люси, Грэм и Надин стали как шелковые. Надин все время кладет мне в чай и кофе еще один кусочек сахара, настаивает на том, что в перерыв на ланч мне надо дышать свежим воздухом. Мы вместе ходим в кафе напротив и в супермаркет за углом, и она следит за тем, чтобы я ела. Грэм все время пытается меня рассмешить, и у него получается, потому что его шутки слишком плохи, чтобы над ними не смеяться. Люси хватает такта, чтобы не блистать своим обручальным кольцом и не светиться счастьем до потери сознания, хотя я все время говорю ей, чтобы она не стеснялась. Атмосфера на работе сдержанная, но теплая, и теперь я куда более отчетливо осознаю, что мои коллеги – уже не просто коллеги, они мои друзья, и если я когда-нибудь уйду из «Шервудс», то буду по ним скучать. Даже Спенсер прислал мне цветы и записку: «Скучаю». Слава богу, после той знаменитой драки с Уордом он стал приходить куда реже. Мне трудно видеть его, потому что он пытается вести себя так, словно ничего не случилось. Уорд попросил меня никому в офисе не рассказывать – он, понятное дело, не хочет, чтобы слухи о его разладе с женой множились.

Кстати, Уорд ведет себя потрясающе, и наши с ним отношения перешли на новый уровень. Он, кажется, разделяет мое мнение насчет позиции Лукаса. Он пообещал, что не будет делать ничего без моего согласия, и я ему доверяю.

Я поднимаюсь наверх, в кабинет Уорда, а Грэм идет мне навстречу с кружкой кофе.

– Он говорит по телефону, Джен, – предупреждает меня Грэм. –  Опять с твоим братом, – добавляет он шепотом.

– С Лукасом? Ты уверен? – ничего не понимаю я.

Грэм кивает.

– А что?

– Ничего, – отвечаю я, вконец запутавшись.

Почти открыв дверь в кабинет Уорда, я останавливаюсь, услышав, как он говорит:

– Пора уже ей понять. Она ведет себя нелогично.

Я застываю в дверях.

– Да. Посмотрю, что смогу сделать. Уверен, со временем она опомнится.

Длинная пауза. Потрясенная, я отшатываюсь от двери, но потом снова подхожу ближе.

– Конечно, она не может. Не знаю, когда люди в трауре, они ведут себя непоследовательно.

Еще одна пауза.

– Приличная сумма. Я поговорю с ней, не волнуйся, предоставь это мне.

Я медленно иду обратно вниз, к себе в офис. Как он мог?

– Милая, – говорит Грэм, глядя, как я с маниакальным упорством складываю бумаги в ящики и пытаюсь надеть на Спада ошейник и прицепить к нему поводок. – Все хорошо?

– Нет.

– Что случилось?

– Передай Уорду, что все кончено, хорошо? – говорю я. Мои руки дрожат.

– Что?

– Передай ему, что я слышала, как он разговаривал с Лукасом.

– Джен, успокойся, – умоляет Грэм. Он ненавидит ссоры.

– Просто передай ему, – отвечаю я, выходя из офиса. – Он поймет, что я имела в виду.

32

Я стою на пороге дома Джереми в Ричмонде. Рядом мечется Спад. Лиззи в командировке, и единственный человек, о ком я подумала, единственный человек, кого я хотела бы видеть, – это Джереми.