Под прикрытием - Стил Даниэла
– И… и когда вы вернетесь? – спросила она у Яэля, думая о том, чем же ей заняться во время его отсутствия. Как ни суди, а именно депрограмматор был тем центром, вокруг которого была сосредоточена вся ее парижская жизнь, хотя в последнее время Ариана довольно часто ходила на выставки, в музеи, на антикварные аукционы и прочие мероприятия, не забывая, впрочем, о магазинах, которые всегда действовали на нее благотворно. Вместе с Лили они обошли чуть ли не весь Париж, и теперь Ариана прекрасно ориентировалась даже в тех районах, куда туристы захаживали сравнительно редко. Со временем она обнаружила, что ей стало интересно открывать новые улочки и магазины, что свидетельствовало как минимум о пробуждении интереса к жизни.
А как максимум это означало, что Ариана полным ходом движется к выздоровлению.
– Я вернусь через месяц, то есть в конце августа, – ответил Яэль. – И мы сразу возобновим нашу работу.
При этих словах у Арианы упало сердце. Это было совершенно нерационально, но ей почему-то казалось, будто на этот месяц вся Франция прекратит работу и замрет. Закроются кафе и рестораны, музеи и аукционы, и только с возвращением Яэля жизнь в Париже снова забурлит.
– Как… как вам кажется, долго мне… долго мне еще осталось? То есть я хотела сказать – когда мы закончим наши сеансы? – спросила она упавшим голосом, и Яэль внимательно посмотрел на нее.
– Мы закончим, когда некий чемоданчик больше не будет лежать у вас под кроватью или в шкафу, – ответил он. – Вот когда это произойдет, тогда вы будете полностью здоровы, мисс Ариана, и мы с вами расстанемся.
Она машинально кивнула. Избавиться от писем было их изначальной целью, и Ариана невольно спросила себя, сколько еще она будет цепляться за эти бумажки? Яэль уже не раз говорил, что однажды она сама поймет: письма Хорхе больше ей не нужны, но когда это случится, не могли бы сказать ни он, ни сама Ариана. Да, в последнее время она вспоминала Хорхе гораздо реже, но его влияние никуда не исчезло. Казалось, даже из могилы он продолжает дергать за ниточки, управляя ее поступками и мыслями, тогда как сама Ариана почти не замечала, что остается его марионеткой. Как и прежде, ей всего лишь хотелось доставлять ему удовольствие своими послушанием и быть женщиной, которую он любил – или говорил, что любил.
Через пару дней Яэль действительно уехал, как обещал, и в первый момент Ариана слегка растерялась. В течение нескольких дней она изнывала от скуки, не зная, куда себя деть, а потом решила последовать его примеру. Правда, яхты у нее не было, зато была взятая напрокат машина. На ней-то она и отправилась на юг Франции, останавливаясь каждый раз, когда что-то возбуждало ее любопытство. Это мог быть придорожный поселок, украшенная старинным гербом гостиница, харчевня с необычной вывеской или причудливой формы скала. Все это было ей интересно, да и свободного времени у нее было хоть отбавляй. Лили, разумеется, сопровождала свою хозяйку и либо мирно спала на переднем сиденье, либо глядела вперед, опершись крошечными лапками о приборную доску. Ариана называла ее «мой штурман» и действительно верила, что ей не грозит ничего серьезного, пока Лили высматривает на дороге возможные опасности.
Она побывала в Экс-ан-Провансе, Сен-Сир-Сюр-Мере и в Сен-Поль-де-Венсе. Добравшись до Сен-Тропе, Ариана провела там целых десять дней, купаясь и загорая на пляже, а потом, так же не торопясь, вернулась в Париж. Всего она отсутствовала три недели, но впечатлений набралась за все полгода, которые провела во Франции. И разумеется, с дороги она не забывала отправлять монахиням Святой Гертруды открытки и фотографии с видами пышной французской природы. Кроме того, она послала сестрам по электронной почте несколько фотографий Лили, а они написали, что ее бульдожка – просто чудо.
Но Ариана не только отдыхала. За время «каникул» она проштудировала довольно толстую книгу про стокгольмский синдром, которую дал ей Яэль, плюс купила и прочла биографию Патти Херст [17]. Эта девушка, похищенная террористами в 1974 году, тоже была очарована своими похитителями и в конце концов встала на их сторону. Благодаря этим двум книгам Ариана стала лучше понимать, что́ произошло с ней самой и откуда взялось ее чувство к Хорхе. Глубокая любовь и привязанность к главарю похитителей и полное сочувствие его идеям, от которого она до сих пор не могла избавиться, были единственным доступным ей способом остаться в живых.
В конце августа Яэль, как и обещал, вернулся в Париж, а уже первого сентября они возобновили встречи. На этот раз депрограмматор действовал заметно жестче и даже не стеснялся на нее нажать, но только потому, что Ариана сама сказала ему – мол, ей хочется как можно скорее избавиться от призрака Хорхе, который продолжает хозяйничать у нее в мозгу. Дело и впрямь пошло быстрее, но настоящий прорыв произошел только накануне Рождества, когда Ариана поняла: для Хорхе ее беременность была лишь еще одним, самым надежным способом удерживать ее в подчинении. Он пытался овладеть ее сознанием, вывернуть его наизнанку, а она была так сильно запугана и пребывала в таком глубоком отчаянии, что, видя в нем свое единственное спасение, сама поддалась ему, сама убедила себя в его любви. С ее стороны это, конечно, было проявлением слабости, но Яэль сказал, что винить ее в этом нельзя. Так уж сложились обстоятельства. Только теперь Ариана стала понимать, с каким изощренным коварством и хитростью Хорхе проводил в жизнь свой план, не имевший никакого отношения к настоящему чувству, к искренней привязанности. Он хотел лишь манипулировать ею, и это у него получилось – и теперь Ариана его ненавидела.
– Итак, вы готовы расстаться с его письмами? – спросил у нее Яэль как-то в конце декабря. Ему явно хотелось испытать ее решимость. – Для вас это мог бы быть отличный рождественский подарок самой себе. Заверните чемоданчик с письмами в подарочную бумагу, перевяжите розовой ленточкой – и закопайте где-нибудь в парке или бросьте в Сену. Только смотрите, как бы вас не застукали за этим занятием защитники окружающей среды, – добавил он, улыбаясь. – Во Франции строго запрещается выбрасывать мусор где попало.
Но мысль, чтобы расстаться с последним, пусть и крохотным, свидетельством существования любящего ее Хорхе, по-прежнему ее страшила. Она никак не могла решиться распрощаться с чувством, которое хоть и было иллюзией, но которое она испытывала столько времени, жила им. Письма Хорхе стали для нее символом обращенной к ней любви, и хотя теперь она знала, что это чувство было фальшивым, подсознательно она продолжала дорожить им как таковым.
– Но что, если… что, если меня больше никто никогда не полюбит? – робко спросила она.
Яэль покачал головой.
– Вряд ли так будет. Ну сами подумайте, вам всего двадцать пять, вы умны, красивы и на редкость обаятельны… Нет, подобный вариант развития событий крайне маловероятен. – Он опять улыбнулся, и Ариана почувствовала прилив бодрости.
– Ну, может быть, после Нового года я действительно от них избавлюсь, – пообещала она, и на этот раз Яэль не стал на нее нажимать. Это свое решение Ариана должна была принять сама.
В январе, после того как закончились недельные рождественские каникулы, во время которых Яэль уезжал в Швейцарию кататься на лыжах, они снова вернулись к разговору о письмах. Скоро должен был исполниться ровно год с тех пор, как они начали работать вместе: до февраля оставалось чуть больше двух недель, но Яэль считал, что реабилитация не может завершиться, пока Ариана остается до такой степени привязана к письмам. И вот однажды, явившись на очередной сеанс, она заявила ему с порога:
– Знаете, Яэль, мне кажется – я готова. – От волнения она слегка запыхалась, и голос ее звучал немного невнятно, однако он сразу понял, о чем идет речь. – То есть уже не кажется… Я это просто знаю – и все!
Она действительно больше не желала присутствия Хорхе в своей жизни, ей не нужны были его письма и дневники и ей до́ смерти надоел помятый алюминиевый чемоданчик, который занимал в шкафу целую полку, напоминая ей о самых тяжелых днях ее жизни.
