Воспитание чувств - Хейер Джорджетт

– О нет, Шерри! Разумеется, я не сделала ничего подобного! Как я могла продать их, если они не мои? Как ты мог подумать, что я решусь на такой поступок?

– Тогда каким же образом, дьявол меня забери, ты сумела раздобыть деньги?

– Я их одолжила! – торжествующе заявила Геро.

– Одолжила? Господи Иисусе, Котенок, я бы предпочел, чтобы ты продала изумруды! Кто… Только не говори мне, Котенок, что ты обратилась к бедному старине Джилу с просьбой ссудить тебя деньгами!

– Нет-нет! Я знала, что это недопустимо! Поэтому отправилась к тем людям, о которых ты мне говорил, и они оказались очень любезны, и…

– Каким людям? – бледнея, вновь прервал ее виконт.

– Я не помню, как их зовут, но ты их знаешь, Шерри! Ты называл их лихоимцами, и они живут…

– Говард и Гиббз! – ошеломленно пробормотал он.

– Да, их зовут именно так, – кивнула она. – Как только я сообщила им, что я – твоя жена, один из них преисполнился уважительности и сказал, что готов с превеликим удовольствием одолжить мне денег и мне можно не беспокоиться насчет того, что он потребует скорейшего их возврата.

– Еще бы! – произнес Шерри и отпустил ее руки. – Говард и Гиббз! Котенок, как ты могла?

– Ты сердишься! – пролепетала она. – Я поступила дурно? Но ведь я не знала. Ты сам говорил, что вел с ними дела, и я подумала…

Его светлость застонал.

– Дьявол! Я говорил! – произнес он. – Ради всего святого, девочка, я когда-нибудь говорил, что ты можешь иметь с ними дело?

– Нет, Шерри, – жалким голоском ответила Геро. – Но ты не говорил и обратного. Что же мне оставалось, когда я задолжала такую сумму?

Он резко бросил:

– Черт возьми, почему ты не рассказала об этом мне? Проклятье, я мог бы надрать тебе уши, и не исключено, что так и сделаю, но не нужно было бояться меня!

Она вдруг вскочила на ноги, и щеки ее зарумянились.

– Бояться тебя, Шерри! О нет, никогда! Но мне было ужасно стыдно! Ты не понимаешь! Тебя преследовали неудачи, а потом эти ужасные лошади так гадко повели себя в Ньюмаркете – я готова была сделать что угодно, только бы не просить тебя уплатить мои карточные долги!

Он уставился на нее с таким видом, словно не верил своим ушам.

– Геро, неужели ты могла подумать, что я отдам тебя на растерзание этим кровопийцам?

– Но, Шерри, я убеждена, они совсем не такие! Основную сумму я должна вернуть из своего содержания, а…

– Ты маленькая глупышка! Они прекрасно знают, что ты не сможешь этого сделать! Они надеются, что ты лишь еще глубже увязнешь в долгах и окончательно запутаешься в их сетях, пока… О, дьявол, что толку объяснять тебе? Послушай, чертенок! Что бы ни случилось, никогда не связывайся с ростовщиками! Это самый верный путь к гибели и разорению! Да-да, я сам побывал у них в руках, но это абсолютно другое – по крайней мере, не совсем так! И вот что я тебе скажу: я чертовски постараюсь, чтобы никогда больше не оказаться в их власти. Обещай мне, что поступишь так же!

– Обещаю. Прости меня! Если бы я знала, что тебе это не понравится…

– Полагаю, ты прекрасно знала об этом, Котенок, – проницательно заметил он. – Такое поведение совершенно тебе не присуще – промолчать о том, что ты задумала.

Геро понурилась.

– В общем, я… В общем, да, я испытывала некоторое неудобство, – призналась она. – Но, главным образом, только оттого, что боялась, ты рассердишься на меня, ведь я пошла в тот дом, играла по таким высоким ставкам.

– Так и есть, – сказал он. – Я очень зол. И каковы же были ставки?

– П-пятьдесят фунтов, Шерри, – прошептала она.

Он выразительно присвистнул.

– Однако! Ну, и каков же общий итог? – Его светлость взглянул на ее склоненную голову. – Ну, давай, признавайся, чертенок! Не съем же я тебя, в конце-то концов!

– Ох, Шерри, я проиграла больше пяти тысяч фунтов! – выпалила Геро.

Его светлости лишь изрядным усилием воли удалось сохранить самообладание. После нескольких мгновений внутренней борьбы он сказал:

– А ты вовсю сорила деньгами, верно? Нет, не плачь, ради бога! Все могло быть и хуже. Но что на тебя нашло, простая ты душа, если ты решила выбросить такие деньги на ветер? Потому что мне совершенно точно известно: ты и на второй вечер отправилась в этот притон! Неужели у тебя настолько отсутствует здравый смысл, что ты вновь позволила ободрать себя как липку? Боже милостивый! Или игра у тебя в крови?

– О нет, нет! Я совершенно уверена, что этого нет и в помине, потому что настолько неловко и подавленно я еще не чувствовала себя ни разу в жизни! Да, теперь я жалею о том, что вернулась туда, но я старалась сделать как лучше, Шерри, и даже думала, что ты и сам порекомендовал бы мне так поступить, если бы я могла в тот момент спросить твоего совета!

– Думала, что я… думала, что я… – ахнул его светлость. – Ты что, окончательно спятила, Геро?

– Но, Шерри, ты же сам так и сказал мне, когда твой дядя Проспер подтрунивал над тобой: единственный выход в этом случае – продолжать игру, потому что неудачи не могут длиться вечно, и… – Геро оборвала себя на полуслове, встревоженная выражением его лица. – Ой, что я такого сказала? – вскричала она.

– Это не ты сказала, а я! – отозвался Шерри. – Нет-нет, не смотри на меня так, Котенок! Это я во всем виноват! Но мне и в голову не могло прийти, что ты запомнишь мои слова… Проклятье. А ведь мне следовало бы знать! Котенок, не слушай меня, когда я говорю подобную ерунду!

Геро вперила в него вопросительный взгляд.

– Но ведь это неправда, верно, Шерри? – поинтересовалась она. – Должна сказать, мне это представляется неправдой, потому что я еще сильнее залезла в долги, однако тогда еще подумала: наверное, играла недостаточно долго. Просто мне настолько это не понравилось, что я пришла в отчаяние и быстро сдалась.

– И слава богу! – отозвался он. – Да, это неправда… по крайней мере… проклятье, я имею в виду…

– Понимаю! – с надеждой вскричала она, пожимая ему руку. – Ты имеешь в виду, это то же самое, как пойти в Королевский Павильон: тебе можно, а мне – нельзя, потому что я женщина.

– Да, вот именно. Хотя нет, не так! – спохватился Шерри, природная честность которого взяла верх. – Это неправда для нас обоих, и если мы не будем осторожны, то пойдем по миру. Проклятье. Я мог бы многое порассказать тебе о состояниях, которые переходили из рук в руки за карточным столом! Это погубило Бруммеля [52], и беднягу Таллертона, и того малого, о котором рассказывал Стоук, – того самого, что повесился на фонарном столбе или что-то в этом роде! – Виконт рассмеялся, когда Геро непроизвольно стиснула ему руку. – Нет, я не собираюсь следовать его примеру, не волнуйся! Завтра повидаюсь со Стоуком и улажу дело с Говардом и Гиббзом, так что можешь забыть об этом.

– Да, но ведь я знаю, что тебе придется продать те вещи, которые мистер Стоук не хочет, чтобы ты продавал, и…

– Это мое дело.

– Нет, Шерри, не твое, а мое! Должна признать, я испытываю огромное облегчение оттого, что не буду оставаться в долгу перед совершенно чужими людьми, но если ты намерен заплатить за меня, то я выплачу тебе долг из своих денег на булавки.

Он, ласково погладив ее по щеке, сказал:

– Маленький глупый котенок! Нет, мы выкрутимся и у нас все будет в порядке, вот увидишь! Но я хочу узнать еще кое-что. Кто представил тебя миссис Джиллингем, чертенок?

– Никто, Шерри. Она сама представилась. Сказала, что приходится тебе другом.

– Ты хочешь сказать мне, что у этой гарпии хватило наглости самой нанести тебе визит? – спросил он.

– Нет, потому что, по ее словам, ей нездоровилось.

– Ха! – воскликнул его светлость. – Очень мило, клянусь Юпитером!

– О господи! Я и подумала, что она совсем не та, за кого себя выдает, когда поняла, с кем она водит компанию! – горестно покаялась Геро. – Потому что, приехав к ней домой, я не увидела там ни одного знакомого лица, если не считать сэра Мэттью Брокенхерста и Уилфреда Ярфорда, а ведь я помню: ты против моей дружбы с ними.