Даниэла Стил - Грехи матери
Она зашла в кабинет врача полностью одетая, как будто одежда, словно броня, защищала ее, но чувствовала она себя уязвимой и напуганной. На стене на негатоскопе было прикреплено несколько снимков ее левой груди спереди и сбоку. На изображении всё выглядело сплошь серым. Врач указал на пятнышко, более темное, чем остальной снимок, которое Оливия сперва не заметила.
– Не нравится мне это пятнышко, – сказал он, нахмурив брови. – Оно может повлечь за собой опухоль. Я бы рекомендовал сделать биопсию.
– Сейчас?
Оливия выглядела напуганной, хотела закричать, убежать из кабинета, но ноги у нее подкосились. Она старалась казаться спокойной, но спокойствия не осталось ни капли. Она была в панике.
– Если хотите, можете приехать завтра. Но думаю, нам надо это сделать прямо сейчас.
– Вы полагаете, это рак? – прохрипела Оливия.
– Это может быть небольшое злокачественное новообразование.
Он подтвердил ее худшие опасения. Оливия знала, что у каждой восьмой женщины развивается рак груди, и буквально окаменела. А что, если этот жребий выпал ей?
– А если диагноз подтвердится?
– Сначала посмотрим, что обнаружим. Часто на ранних стадиях мы можем обойтись удалением опухоли без необходимости дальнейшей терапии. На более поздних стадиях применяется химио-, лучевая или гормональная терапия. Насколько я знаю, у вас нет семейной предрасположенности к раку молочной железы, так что будем надеяться, что это очень ранняя стадия и удаления будет достаточно.
– Вы уверены, что это рак?
Оливия, руководившая целой империей, вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной.
– Нет. Поэтому мы и хотим сделать биопсию, – сказал он твердо. – Завтра вы сможете?
«Нет, я никогда не смогу», – хотела она сказать, но понимала, что должна относиться к этому ответственно. Ей вдруг стало страшно, что придется переживать это в одиночку: она не хотела пугать детей. Она думала позвонить Питеру, но не имела права возлагать на него такое тяжкое бремя, раз не хотела стать его женой. Это была ее проблема, не его. Она кивнула в знак согласия с врачом и ошеломленная вышла из кабинета. Лаборантка с милой улыбкой ожидала ее перед кабинетом.
– Не беспокойтесь, – сказала она.
«Легко ей говорить, – подумала Оливия. – Это не ее грудь!»
Лаборантка объяснила, что они сделают небольшой надрез под местной анестезией, возьмут фрагмент ткани, изучат и, возможно, в зависимости от результатов, сделают операцию по удалению опухоли. И всё будет хорошо.
«Плевое дело. Чего тут бояться!» – с иронией подумала Оливия.
Она вернулась в офис сама не своя. Маргарет, видя мрачное выражение ее лица, поинтересовалась:
– Всё нормально?
– Великолепно, – ответила Оливия с широкой деланной улыбкой. На обратном пути на работу она решила никому ничего не говорить, и в случае операции тоже. Ни к чему было пугать детей раком после того, как они недавно потеряли бабушку. Хватит с них переживаний. Питера она в это посвящать тоже не хотела, не видя в этом необходимости: он возлюбленный, а не муж.
Она провела ужасную бессонную ночь перед биопсией. Это оказалась не ерунда, как обещала лаборантка, – было страшно и больно. Анестезия помогала только частично, и разрез был больше, чем Оливия ожидала. Они сказали, что для уверенности в результате надо взять достаточно большой образец ткани. После процедуры грудь у нее ужасно болела. Она планировала вернуться на работу, но вместо этого поехала домой, сказав помощнице, что подхватила кишечный грипп. Остаток дня она провела в постели, чувствуя себя скверно, и, когда позвонил Питер и сказал, что хочет приехать на ночь, она отказала, сославшись на болезнь и нежелание его заражать. Никогда в жизни ей не было так одиноко. Ей звонила Лиз, пришлось выслушать все восторги по поводу Эндрю и ее книги. Оливии казалось, что она слушает дочь с другой планеты. Она ощущала отстраненность от всех и очень сильный страх. Впервые она осознала свою смертность. Начало этому положила кончина матери. «Что, если у меня рак? Что, если я умру? – размышляла она. – Для детей это будет катастрофой». Она понимала, что когда-нибудь умрет, но не прямо же сейчас. Она вдруг задалась вопросом, правильным ли было ее решение относительно Питера, но тут же посчитала эти мысли жалкими. Она не хотела бы выходить за него замуж из страха или необходимости. Она ощущала себя слабой, маленькой и испуганной. Она чуть было не позвонила ему и не попросила приехать, но сдержалась. Заставила себя быть храброй. Медики обещали сообщить результаты через неделю.
На следующий после биопсии день Оливия пришла на работу, и началась самая долгая неделя в ее жизни. Питеру она сказала, что по-прежнему болеет и ему не стоит приезжать. Дни проходили в одиночестве и страхе. Врач позвонил во вторник. Сообщил, что у него «хорошие новости», которые можно было назвать таковыми весьма условно: это оказался рак на ранней стадии, и если не затронуты лимфатические узлы и опухоль имеет чистые края, ее можно удалить через небольшой надрез, но сделать это необходимо как можно скорее. По результатам операции через неделю станет известно, понадобится химио– или лучевая терапия или можно будет обойтись без них. Для Оливии эти новости были плохими. Вот так рождественское поздравление!
Она согласилась сделать операцию в пятницу, чтобы за выходные успеть поправиться. Ее дети были приглашены на досрочный рождественский ужин через неделю, в понедельник. Врач сказал, что десяти дней на выздоровление будет достаточно и к тому времени она будет чувствовать себя хорошо.
В довершение всего к ней в кабинет зашел Питер и сказал, что надеется провести выходные с ней. Говорил он это явно в приподнятом настроении. Он был очень счастлив от обретенной свободы и того, что она значила для него и Оливии. Они могли быть вместе так часто, как им того хотелось.
– Я не могу. Мне надо работать, – кратко ответила Оливия, не поднимая глаз от письменного стола. Она боялась смотреть на Питера, чтобы он не заметил страха в ее глазах. Когда она наконец подняла их, то увидела, что он обижен.
– Ты на меня сердишься? – спросил он мягко.
– Нет-нет, – возразила она, заставляя себя улыбаться. – Извини. Я не знаю, за что хвататься. Я плоховато себя чувствовала. Сначала этот дурацкий грипп, который ко мне пристал, а теперь навалилась гора работы на выходные. Надо просмотреть годовые отчеты о продажах.
– Значит, никак не получится?
Оливия видела, что он ей не верит, и он был прав.
– Никак. Обещаю, мы наверстаем упущенное на следующих выходных. Извини, что я такая зануда.
Она избегала его вторые выходные подряд. Он ее ни в чем не подозревал, просто был обижен.
– Пока ты будешь работать, я могу почитать, – предложил он с надеждой.
– Мне будет неловко, – сказала она, чувствуя, что поступает чудовищно. Она не хотела, чтобы он видел ее физические страдания и знал, что у нее рак, даже если это была «всего лишь» начальная стадия. Это был ее маленький неприятный секрет. Она хотела, чтобы он видел ее только сильной, этакой независимой леди, которой она себя и считала до последнего времени. Питер выходил из ее кабинета опечаленный.
Дни до операции казались бесконечными, ночь накануне стала кошмаром. Питер звонил, но она не брала трубку – боялась, что не выдержит и попросит сопровождать ее в больницу.
В клинику она приехала в шесть утра, как было сказано. Ей сделали анализы, поставили капельницу, и в семь тридцать вкатили в операционную. Оливия никогда в жизни не испытывала такой паники. Спустя несколько минут наркоз начал действовать.
Проснулась она в послеоперационной палате. Оливия чувствовала слабость и тошноту, грудь мучительно ныла. Ей сделали укол обезболивающего, затем зашел хирург и рассказал, как прошла операция. Опухоль была очень маленькая, локальная, и если данные гистологического исследования подтвердят чистоту лимфатических узлов, в дальнейшем лечении не будет необходимости. Ей нужно будет только каждые полгода проверяться на рецидив. Достаточно будет маммограммы.
Еще врач сказал, что в течение ближайших двух недель, в период восстановления, нельзя напрягать левую руку. Он забыл об этом сказать раньше, но, к счастью, Оливия не была левшой. Она пролежала в кровати в больнице весь день, одурманенная болью и лекарствами, а в шесть вечера ее выписали. Водитель отвез ее обратно в Бедфорд. Когда она приехала, дома никого не было.
Питер позвонил почти сразу после того, как она вошла. Ей пришлось сесть в кресло – кружилась и болела голова. Грудь ужасно ныла. Аппетита не было. Оливия собиралась сразу лечь, без ужина, и пожалела, что в доме никого нет.
– Где ты была весь день? – спросил он с тревогой в голосе. – Я названивал, а ты не брала трубку. Маргарет сказала, что ты не приезжала на работу.
– Это опять дурацкий желудочный грипп. Я себя паршиво чувствую.
