Мейси Ейтс - Невеста в наследство
– Мне не нужна ваша благодарность, – сказал он, отстраняясь. Тело было напряжено, но он не хотел осознавать, что бы это могло значить. – Я здесь ни при чем.
Изабелла широко раскрыла глаза. Какая несправедливость. Она ведь женщина, а не ребенок, но, казалось, она с легкостью менялась ролями. Была женщиной, когда хотела пленить. Когда хотелось сочувствия, превращалась в милого, невинного ребенка. Всего лишь маска, театральный акт – хоть и правдивый, но вряд ли подействует на него. Прикусив губу, она опустила голову:
– Извините, но это единственная возможность узнать, что я собой представляю. Такой, как вы, не поймет этого.
– Такой, как я? – переспросил Адхам, забавляясь догадкой о том, что его приняли за телохранителя.
– Вы с самого рождения были свободны, могли принимать решения. У меня не было такой возможности. Более… более того, не знаю, смогу ли объяснить. Просто знаю, что мне нужна своя история.
– Да, и что же в первом пункте? – спросил он, сложив руки на груди, абсолютно безразличный к ее словам.
– Хочу делать то, чего раньше не делала. Пойти в кино. Или клуб…
– Только не клуб, – сказал он безразлично.
Ее же атакуют мужики. Воспитана она была вне реального мира и наверняка представить себе не могла, какой эффект оказывает на мужчин. Она пыталась флиртовать с ним – невинная попытка. Но в клубе она будет ягненком среди волков.
– Хорошо, не клуб, – согласилась Изабелла, нисколько не огорчившись. – Но непременно Эйфелева башня, Елисейские Поля, ресторан. И конечно, покупки!
– Одевайтесь, мы идем завтракать.
* * *Сделав глоток эспрессо и откусив кусочек булочки, Изабелла закрыла глаза и вздохнула с удовольствием.
По телу разлилось тепло, и в низу живота заиграла кровь – он весь напрягся.
Изабелла была такой чувственной – Адхам не замечал этого раньше. Смотреть, как она ест и пьет, слышать звуки наслаждения – словно мурлыканье кошки, смотреть, как закрываются ее глаза в восторге, как она убирает языком крошки с сочных губ – все это было настоящим испытанием.
Сильнейшее возбуждение подавлялось только чувством отвращения, поселившимся в душе, – она принадлежала брату, была под запретом. Ему нельзя прикасаться к ней. Он не должен был смотреть на нее как на женщину. А он смотрел, он желал, но он не притронется к ней – никогда. Никогда больше. Тогда, в узком переулке, он был вынужден это сделать. Но такое больше не повторится.
Адхам не предаст брата. Он не мог пожертвовать той преданностью, которая существовала между ними, ради какой-то женщины. Узы, связывающие его с братом, всегда были сильны, а после смерти родителей их связь стала еще теснее. Хассан посвятил жизнь управлению Умарахом. Адхам же положил свою жизнь на защиту Хассана и народа. Они были как правая и левая рука одного тела.
Он не мог поставить все это под удар.
– Замечательное место, просто как сказка.
Изабелла сделала глубокий вдох, и его взгляд упал на поднимающуюся грудь.
У нее были совсем другие фантазии.
– Ни один город мира не может сравниться с атмосферой Парижа, хотя я люблю пустыню. Мне нравится зной, безлюдное пространство, – произнесла она, слегка сморщив лоб. – Я никогда не была в пустыне, но могу представить себе, как там красиво. Мне почему-то представляются кактусы и ослепительно-белые кости.
– Красоту пустыни непросто полюбить – ей не будешь восхищаться, как архитектурой Парижа или зелеными горами Турана. Красота ее жестока и бесплодна – там только песок и небо. От человека требуется определенное присутствие духа, но, приняв вызов и научившись выживать, он не сможет остаться равнодушным.
– Вы приняли вызов? Вы укротили пустыню? – спросила Изабелла, улыбаясь своими блестящими голубыми глазами.
– Нет, не укротил. Это невозможно – невозможно укротить суровые песчаные бури, беспощадный зной и ядовитых рептилий. Самое большее, на что можно надеяться, – что она позволит тебе мирно сосуществовать.
– И пустыня женского рода? – Ее губы растянулись в полуулыбке.
– Конечно, она женщина – только женщина может быть такой суровой и властной.
– Даже не знаю, какую свободу можно найти в пустыне, – произнесла Изабелла после нескольких минут молчания.
– Свободу, которая требует ответственности. Вы должны уважать и ценить каждую крупинку – каждую секунду, соблюдать правила и рамки дозволенного.
– Помнить о долге и блюсти честь?
– А разве в жизни есть что-то более важное, чем долг и честь, Изабелла? Если люди перестанут считаться с этими понятиями, что будет двигать миром?
Изабелла не хотела признаваться, насколько верны были его слова. Она поняла значимость своего союза с Хассаном, великим шейхом Умараха. Их союз был важен для экономики страны.
Понятия чести и долга были расплывчатыми, а вот ее будущее – вполне реальным. Ее приносили в жертву на благо народа, как ягненка.
– Я смирилась с той тропой, которая мне предназначена, Адхам, – вымолвила она дрожащим голосом. – Мне лишь хотелось найти окольный путь.
– И куда бы вы хотели направиться сейчас, принцесса, – по окольному пути? – Голос его звучал резко. Снисходительно. Какой контраст. Ей показалось, он проникся ее словами, но она ошиблась.
«Что ж, хорошо, мне он тоже безразличен», – подумала Изабелла.
– Почему бы нам не прогуляться? Осмотреть достопримечательности?
Он кивнул. Конечно, он не одобрял ее желания. Даже формально соглашаясь, он был настолько напряжен, что Изабелле хотелось отделаться от него.
Они зашагали вверх по бульвару. Она шла позади него, на некотором расстоянии. Даже если весь мир рухнет, он все равно будет целиком сосредоточен на ней. Она чувствовала его внимание – по коже бежали мурашки, а живот словно перетянули канатом.
Ей пришлось ускориться, чтобы нагнать его: он делал один шаг, ей приходилось делать два. Вдоль тротуара друг за другом стояли туристические автобусы, из которых толпами высыпали туристы. Группами, парами – они держались за руки. Разгуливая по улицам Парижа, ей хотелось держать его за руку.
Догнав его, она легко коснулась его ладони, сердце подпрыгнуло в груди. Но он даже не посмотрел на нее, как будто не заметил попытки.
Зато она не упустила того, как плотно его рука сжалась в кулак – сухожилия натянулись, а рубцы расправились.
Лицо Адхама было суровым, неподвижным и невероятно красивым. На нем виднелись отметины времени и пережитого. Шрамы вовсе не портили мужскую красоту. Их словно нанесли кистью художника, передавая его характер.
Нет, Адхам не мог попасть под действие ее чар. Он был абсолютно из другого мира – по многим параметрам, которые ей было даже не счесть. Изабелла не знала, сколько ему лет, но совершенно точно гораздо больше двадцати одного. Прибавить к ним опыт – и они словно из разных эпох.
Осознав величину пропасти, которая их разделяла, Изабелла почувствовала себя неуютно.
Она повертела головой. «Не важно, что он думает. Ему не жить моей жизнь, а вот мне – придется», – пронеслось у нее в голове.
В конце зеленой аллеи возвышалась башня. Повсюду сновали толпы людей, они фотографировали себя и замысловатые сооружения. «Интересно, как мы смотримся вместе?» – подумала Изабелла.
Она заметила, как женщины резко оборачивались и едва ли не ломали себе шеи, оглядываясь на Адхама. Чувство гордости боролось в ней с каким-то неприятным ощущением.
– Сфотографируйте меня, пожалуйста, – попросила она, нащупывая крохотную цифровую камеру в своей сумочке, которую положила туда еще до побега из дома брата. Ей хотелось запечатлеть эмоции. В память о времени ее свободы.
Адхам нахмурил бровь – ему не нравилось играть в туриста. В груди бурлила злость.
– Пожалуйста. Просто сделайте фотографию и перестаньте вести себя так, словно вас вынудили сюда прийти.
– Да, вынудили. – Губы его слегка скривились, но он взял камеру, которую протягивала ему Изабелла.
Она встала у лужайки и широко улыбнулась. Вдруг ей очень захотелось сделать фото Адхама. Она подпрыгнула от щелчка камеры, поняв, что мысли ее витали где-то далеко. Так не должно быть, нужно жить здесь и сейчас. Она любовалась Эйфелевой башней, была в Париже. «Не надо смотреть вперед, не надо смотреть назад, не надо смотреть в глаза Адхама – он не более чем нежелательный аксессуар», – решила она.
– Хорошо получилось? – поинтересовалась она.
Он посмотрел на крохотный экран, выражение лица было непроницаемым.
– Нормально, – буркнул Адхам и резко передал ей камеру.
«Ничего удивительного. Можно ли достучаться до него? Есть ли на этом свете женщина, которую он любит, при виде которой смягчаются его глаза?» – не переставала гадать Изабелла.
От этой мысли ей стало плохо. Она не хотела думать о другой женщине. Но если и была такая женщина, то ей она представлялась немного старше, более утонченной – мудрой по жизни, повидавшей то, о чем Изабелла едва могла догадываться. Полная противоположность Изабеллы – ведь в Адхаме она не вызывала ничего, кроме сильного раздражения.
