Джанет Маклеод - Любовь с ароматом чая
– И почему же? – поинтересовалась Кларри. – Вы ведь не принадлежите к числу отсталых людей, которые считают женщин неспособными думать о чем-либо за пределами круга домашних забот, не так ли, дорогой Роберт?
Он настороженно взглянул на нее, не вполне понимая, говорит она серьезно или просто дразнит его. Но после того как Уилл рассмеялся, Роберт пожал плечами и промолчал.
– А что ты об этом думаешь, Герберт? – спросила Кларри.
В его внимательном взгляде она заметила нежелание рисковать.
– Пусть приходят.
– Правда? – удивленно уставилась на него Кларри.
– У них есть веские причины для того, чтобы быть недовольными нынешним правительством. Я все больше прихожу к убеждению, что способности женщин недооценены такими ограниченными господами, как Асквит[24]. – Герберт улыбнулся ей. – Так почему бы не дать суфражисткам возможность выразить свой протест?
Кларри схватила его за руку и улыбнулась в ответ.
– Спасибо. Это именно то, что я надеялась от тебя услышать.
Она не только разрешила суфражисткам провести вечеринку в «Чайной Герберта», но и сама провела там всю ночь, чтобы им помогать. Дина и Лекси также остались на работе. Суфражистки пришли в причудливых нарядах и в масках из папье-маше, представлявших собой пародию на членов правительства. Они играли в шарады и танцевали под оркестр, составленный из участниц их организации. Кларри, подавая суп, сэндвичи и бесчисленное множество чашек чая и кофе, была всем этим весьма заинтригована.
Ей еще не приходилось встречаться с такими людьми. Немногие из суфражисток работали клерками в конторах, как Флоренс и Нэнси, остальные либо принадлежали к зажиточным слоям общества, либо были квалифицированными специалистами: учителями, секретарями, врачами либо же студентами университетов. Кларри восхитили их сплоченность и чувство юмора, что сильно противоречило тому, как их изображали в газетах – мужеподобными и скучными. Эти дамы острили и подшучивали друг над другом, спорили, сплетничали и предавались воспоминаниям. Их устремление к общей цели напомнило Кларри о монашках из Шиллонга. К тому же суфражистки были полны оптимизма.
– Это всего лишь вопрос времени, – говорила Флоренс, обращаясь к Кларри. – Я верю, что здравый смысл нашего народа все расставит по местам.
– Людям просто нужно помочь это понять, – добавила Нэнси. – Они боятся перемен, но все равно меняются.
– А мы не боимся их к этому подталкивать, – улыбаясь, сказала Флоренс.
Снаружи всю ночь по очереди дежурили мужья и друзья собравшихся женщин на случай возникновения каких-либо осложнений. Но ничего не произошло. В шесть утра все разошлись по домам – отсыпаться или собираться на работу.
Кларри отослала Лекси и Дину домой поспать несколько часов, а сама осталась дремать на стуле, пока не пришли Айна, Эдна и Грейс. Их снедало любопытство. Женщинам хотелось узнать, что же происходило ночью, и в течение дня многие в чайной только об этом и говорили. Ко времени закрытия Кларри была совершенно обессилена и хотела лишь одного – спокойно поужинать в обществе Герберта.
Но как только она вошла в дом, ей навстречу выбежала взволнованная Олив.
– Что случилось? – спросила Кларри.
– Пришел Берти. Он в ярости, орет на Герберта.
– За что?
– Из-за тебя. Вечерние газеты сообщили о вечеринке, – нервничая, проговорила Олив. – Ах, Кларри, ну зачем ты впустила этих женщин в чайную?
– А почему бы мне их и не впустить? Я ведь совершила доброе дело.
– Берти так не считает, – сердито возразила ей Олив. – Лучше поднимись наверх и разберись с этим.
Кларри ощутила негодование. Берти не имел никакого права являться сюда и отчитывать своего отца. Они с Вэрити избегали их последние полтора года, и дела в чайной их совершенно не касались. И хотя Кларри была очень уставшей, она, приподняв юбку, побежала вверх по лестнице, перескакивая через две ступени.
Она застала их в кабинете: Герберт сидел за столом, как будто защищаясь, а Берти стоял с другой стороны, потрясая газетой перед носом отца.
– А, вот и она! – крикнул Берти, увидев Кларри. – Большевичка-суфражистка, порочащая имя моей семьи.
– Берти, пожалуйста, – начал Герберт, встревоженно взглянув на жену. – Ты ведешь себя нелепо.
Он поднялся на ноги, чтобы поприветствовать Кларри, но Берти обогнал его, надвигаясь на нее с газетой.
– Вы это видели? – прогремел он. – «Жена адвоката поддержала противоправные требования суфражисток»!
Берти сунул ей в руки газету.
– Ты же знаешь, как сгущают краски газетчики в погоне за сенсацией, – сказал Герберт, но вид у него при этом был обеспокоенный.
– На этот раз им не пришлось преувеличивать, – резко возразил ему Берти. – Давайте-давайте, читайте. Прочтите о том, что вы оказались единственной хозяйкой кафе в Ньюкасле, которой хватило глупости позволить суфражисткам провести у себя акцию протеста. Более того, там написано, что вы с радостью к ним присоединились. Вы и ваши вульгарные официантки с грязных переулков Элсвика.
Кларри взорвалась.
– Не смейте поносить меня и моих сотрудниц в моем доме!
– В вашем доме? – возмутился Берти.
– Да, в моем. Я горжусь тем, что мы сделали, и сделаю это завтра еще раз, если меня об этом попросят.
Берти обернулся к отцу и всплеснул руками.
– Папа, как ты можешь потворствовать тому, что она выставляет тебя дураком? Тебя! Твое имя запятнали этим спектаклем. Эти женщины бессовестно использовали тебя, чтобы привлечь к себе общественное внимание.
Герберт удрученно вздохнул и снова сел. Кларри ждала, что муж поддержит ее, но он продолжал молчать.
– Ничье имя не было запятнано, – резко проговорила Кларри, когда стало понятно, что Герберт не собирается вступаться за нее. – Это вы делаете из себя посмешище.
Она бросила на Берти дерзкий взгляд.
– Ваш отец был согласен с моим решением предоставить чайную Союзу женщин. И Уилл тоже. Если бы это было не так, я бы этого не сделала.
– Я вам не верю! – прорычал Берти.
– Скажи ему, Герберт, – попросила Кларри.
Они оба обратили взгляды на мистера Стока, который явно испытывал неловкость и смущение. В конце концов он кивнул. Кларри облегченно вздохнула.
– Боже мой, папа! – раздраженно крикнул Берти. – Как этой женщине удалось настолько затуманить твой разум? Я и не подозревал, что ты так слаб.
– Не смейте так разговаривать со своим отцом! – осадила его Кларри. – Все это не имеет к вам никакого отношения. Ваши грубости в мой адрес я пропускаю мимо ушей, потому что уже привыкла к ним, но я не позволю вам являться сюда и отчитывать моего мужа за то, что вас никоим образом не касается.
– Не касается?! – воскликнул Берти. – Напротив, касается. Адвокатскую контору Стоков склоняют на все лады в вечерних газетах, и исключительно в негативном свете.
– Что ж, возможно, в результате у вас появятся клиенты среди суфражисток.
– Я не позволю насмехаться надо мной женщине, которая еще недавно заведовала скатертями и простынями.
– Тогда уходите, – сказала Кларри, распахнув дверь.
Берти бросил взгляд на отца, ожидая, что тот вмешается и настоит на том, чтобы он остался.
– Думаю, будет лучше, если ты уйдешь, – сказал Герберт, нахмурившись. – Страсти слишком накалились.
Берти чуть не ахнул от неожиданности. Гневно взглянув на мачеху, он вылетел из комнаты. Кларри еле сдержалась, чтобы не последовать за ним и не проводить его до дверей, как она это делала, будучи экономкой. Они с Гербертом молча слушали топот сбегающего по лестнице и пересекающего холл Берти. Затем входная дверь хлопнула с такой силой, что зазвенела люстра в холле.
Бесконечно долго Кларри и Герберт пристально смотрели друг другу в глаза.
– Прости меня, Герберт, – заговорила Кларри.
Он, прихрамывая, двинулся к ней, подняв руку, чтобы остановить ее извинения.
– Не нужно, – сказал он. – Берти не имел права так с тобой разговаривать.
– О себе я не беспокоюсь, – произнесла Кларри. – Но меня огорчает то, что он повышает голос на тебя. Я не подумала о том, что суфражистки могут восспользоваться моей связью с твоей адвокатской конторой.
Герберт положил руки ей на плечи.
– А разве это изменило бы твое решение?
– Нет, не думаю, – грустно улыбнулась Кларри.
– И я так не думаю, – улыбнулся он в ответ. – И за это я люблю тебя еще больше. Ты такая смелая молодая женщина. Хотел бы я иметь хотя бы половину твоей силы духа.
– Я не иду ни в какое сравнение с этими женщинами-суфражистками. От некоторых историй, рассказанных ими, о том, как их арестовывали и били, кровь стынет в жилах. Отработать в чайной одну ночь – сущие пустяки.
– И все же ты проявила храбрость, в то время как другие спасовали, – заметил Герберт. – Если верить газетам, все крупные заведения, вроде «Имперских чайных», не стали связываться с акцией суфражисток.
