Джанет Маклеод - Любовь с ароматом чая
Поэтому, когда Дэниел с гордостью показывал им свои складские помещения, Кларри вздрогнула от неожиданности, встретив Джека в одной из комнат. Он изучал образцы товара. Джек раздался вширь, а его усы стали еще гуще.
– Вы помните Джека? – спросил Дэниел. – Теперь он работает у нас дегустатором.
Увидев их, Джек покраснел. Он пожал Герберту руку и смущенно поклонился Кларри. Она не ошиблась на его счет: Джек оказался честолюбивым человеком и быстро продвигался вверх по служебной лестнице.
– Здравствуй, Джек! А я думала, ты по-прежнему развозишь чай в западной части города.
– Только некоторым постоянным клиентам, – ответил он. – Не хочу терять прежних навыков.
– Это правильно, – одобрил Дэниел. – Нужно иметь представление обо всех сторонах бизнеса. Этому я его и учил.
Он сообщил Джеку, зачем пришли Стоки.
– Да, – кивнул Джек, – я слышал об этом. Разговоров столько, будто открывается фешенебельный ресторан в центре города.
Кларри рассмеялась.
– Отлично. Можно будет сэкономить на рекламе.
Уходя, она сказала:
– Надеюсь, ты и мистер Мильнер придете к нам на открытие?
– С удовольствием, – ответил Джек.
Его улыбка напомнила Кларри о том, почему он понравился ей пять лет назад, когда они встретились впервые. Не случись той злополучной встречи с Уэсли в парке Саммерхилла, она могла бы сейчас быть женой Джека.
Кларри быстро прогнала эти мысли. Что толку сожалеть о том, что могло бы быть? Сейчас главное – открыть чайную и приступить к работе. На эту цель были теперь направлены все ее усилия. Кларри молча пожала Джеку руку, и они с Гербертом вышли из комнаты.
К началу 1911 года Кларри после предварительного собеседования наняла трех официанток: Дину, высокую девушку из Скотсвуда, аккуратную брюнетку Эдну и неунывающую Лекси. Герберт выразил сомнения по поводу Лекси.
– Ей больше подходит прачечная, – чопорно заявил он.
– Она веселая, – стала защищать подругу Кларри. – Именно такие люди и нужны для того, чтобы приободрить посетителей в ненастный день. Если одеть Лекси в униформу и научить подавать на стол, ей цены не будет.
Кларри взяла Айну на кухню мыть посуду, а ее дочь Грейс – помощницей официанток. Она хотела и Мэгги дать работу, но ее муж не разрешил:
– Я не позволю тебе работать на эту полукровку из пивной в ее дурацкой чайной. Она прогорит еще до наступления Рождества.
И хоть Лекси с Айной уговаривали ее, Мэгги не решилась ослушаться мужа.
Наконец Кларри разыскала Долли. Увидев, что Кларри не держит на нее зла за ее скандальное увольнение из Саммерхилла, Долли не заставила себя долго уговаривать. Она оставила малопривлекательное место на школьной кухне и перешла работать в роскошную чайную.
Немало времени Кларри провела вместе с Олив, придумывая форму для персонала. Официанток решено было одеть в темно-зеленые юбки, блузы в бело-зеленую полоску с брошью на воротнике и отделанные рюшами белые передники и чепчики. Грейс будет наряжена в зеленый сарафан. Для себя Кларри выбрала изящное свободное платье с передником, который будет свидетельствовать о том, что хотя она и начальница, но не гнушается работать наравне с персоналом.
С наступлением февраля все было готово к открытию. Задолго до этого они стали получать от различных местных организаций запросы об аренде зала для собраний. Это натолкнуло Кларри на мысль разместить в задней комнате пару письменных столов с перьями и промокательной бумагой. Пусть она служит комнатой для чтения, когда здесь не будут проводиться собрания. Под картиной Олив, на которой был изображен городской парк Ньюкасла, Кларри поставила этажерку с подшивками старых газет, позаимствованных в библиотеке Герберта.
– Они лежат на полках без дела. Все равно никто их не читает, – резонно заметила она на возражения мужа. – Пусть люди берут их и потом возвращают.
За неделю до открытия Кларри проинструктировала сотрудниц, как нужно накрывать стол, принимать заказ, подавать чай. Одиннадцатого числа, в субботу, в полдесятого утра чайная открылась для посетителей.
Весь день у них не было ни минуты для отдыха. Покупатели из лавок на Скотсвуд-роуд заходили, чтобы передохнуть перед обратной дорогой вверх по склону холма. Дети забегали поглазеть и с радостью набирали сладостей, которые раздавали официантки с серебряных подносов. К часу дня закончились пироги Долли, и Кларри пришлось посылать за дополнительной партией. В три часа дня Олив играла вальсы и популярные мелодии, стоя у дальней стены. Группа женщин пела под ее аккомпанемент, не давая ей остановиться.
Кларри ни разу не присела с раннего утра и до девяти часов вечера, когда чайная наконец закрылась. Очень усталые, но довольные успехом первого дня, они с Лекси упали на стулья, давая отдых натруженным ногам. В этом положении их и застал Герберт, заехавший, чтобы забрать Кларри домой.
– Лекси, вы могли бы убедить мою жену поберечь себя? – спросил он, ласково положив ладонь на голову Кларри.
– Легче научить собаку ходить на задних лапах, мистер Сток, – фыркнула Лекси. – Она никогда меня не слушает.
Кларри засмеялась и взяла Герберта за руку.
– Я еще не получала такого удовольствия от работы, как сегодня.
– Ладно. Но завтра выходной, – сказал Герберт, – и ты будешь отдыхать, моя дорогая.
Следующая неделя была поспокойнее, но их готовые обеды пользовались устойчивым спросом среди рабочих с завода Армстронга, а послеобеденный чай становился все более популярным у женщин всех возрастов. Пожилые мужчины заходили по утрам, чтобы полистать газеты, растягивая чашку чаю на целый час. Лекси выражала по этому поводу недовольство.
– Пусть приходят, – улыбнулась Кларри. – Они не станут тратить много денег, зато будут являться сюда как на работу. Это станет их привычкой. А дальше уже от тебя зависит, сумеешь ли ты вызвать у них желание перекусить здесь, вместо того чтобы на обратном пути зайти в пивную.
Зал для собраний тоже вскоре стал популярным. Кроме тех, кто приходил сюда почитать, его облюбовали общество трезвости, группа медиумов, представители союза производителей котлов, любители антиквариата и художественный кружок. Иногда чайная оставалась открытой до десяти часов вечера, пока не разойдутся посетители.
В конце марта к Кларри подошли две суфражистки – члены местной ячейки Общественно-политического союза женщин. Они были молоды и общительны, и Кларри вспомнила, что они пили среди прочих конторских работниц чай по средам.
– Мы хотели бы арендовать все здание, – сказала Флоренс, белокожая блондинка.
– На всю ночь, – добавила Нэнси, брюнетка.
Кларри удивленно уставилась на них.
– Но мы не работаем по ночам.
– Это особый случай, – энергично пояснила Флоренс.
– Третье апреля, – улыбнулась Нэнси. – Перепись населения.
– Это протест против правительственной переписи населения, – пояснили они сбитой с толку Кларри. – Они не считают нас равноправными гражданами и не предоставляют нам права голоса, поэтому мы отказываемся, чтобы нас пересчитывали.
– Протест? – с недоверием переспросила Кларри.
Она восхищалась твердостью духа этих женщин, но ей совершенно не хотелось портить репутацию своего заведения.
– А если начнутся беспорядки? – спросила она. – Мне не нужны разбитые окна и визиты полицейских.
– Нет-нет, ничего такого не случится, – заверила ее Флоренс. – Мы не нарушаем закон.
– Просто нам нужно место, чтобы провести вечеринку, – добавила Нэнси, широко улыбаясь.
– Мне необходимо подумать, – сказала Кларри. – Я дам вам ответ через пару дней.
Уилл вернулся домой на Пасху со своим очень серьезным школьным приятелем Робертом Спенсер-Бэнксом. Это были их последние каникулы перед летним семестром и выпуском. Было много разговоров о поступлении в университет. Герберт хотел, чтобы Уилл поступил в Оксфорд и стал изучать право. Сам Уилл отдавал предпочтение университету в Дареме – его привлекал факультет богословия и музыки.
Во время обсуждения этой темы Кларри завела речь о протесте суфражисток. Роберта ее слова привели в ужас.
– Они же почти революционерки! К ним даже близко подходить не следует. – Он вздрогнул.
Уилл захохотал.
– Христос тоже был революционером.
– Не богохульствуй, – одернул его Герберт.
Но Уилла его слова не испугали.
– Я думаю, вам следует разрешить им провести свою вечеринку. Что в этом плохого?
– Плохое, мой друг, – сказал ему Роберт, – в поощрении этих странных стремлений к невозможному.
Кларри строго взглянула на него.
– Желание получить право голоса – это стремление к невозможному?
– Совершенно верно, – энергично кивнул Роберт.
