Под прикрытием - Стил Даниэла

– Скоро придет пора высаживать помидоры, вот тут-то мне и понадобится помощница! – выпалила молоденькая, закатывая глаза, и все рассмеялись.

– Сестра Пола пока только овладевает искусством выращивать овощи, – прокомментировала повод к веселью сестра Мария.

– Главное, не погубить рассаду, а там помидоры сами попрут, – хихикнула сестра Пола, спровоцировов еще один взрыв смеха.

Тут к ним подошла настоятельница. С материнской нежностью она ласково всем улыбнулась:

– Помидоры – это прекрасно! Но это не самое главное. Куда важнее, что сестра Пола помогает нам обучаться молитве за ближнего своего.

Эти слова снова заставили всех рассмеяться. Засмеялась и Ариана, хотя смысл сказанного остался для нее неясным. Впрочем, она уловила другое – то, что насельницы монастыря Святой Гертруды образовывали маленький, но дружный кружок, занимались простым трудом и были довольны своей жизнью здесь и друг другом.

Они еще немного непринужденно поговорили, затем монахини вернулись к работе – они удобряли землю навозом, – а Ариана вызвалась помочь сестре Поле. За работой две молодые женщины продолжали вести беседу, и мать-настоятельница сделала сестре Марии знак не мешать им. Оставшееся до обеда время пролетело незаметно, и только когда на колокольне ударил колокол, призывая к трапезе, Ариана почувствовала, как сильно она устала. Поясница ныла, руки были в земле, и она с удовольствием вымыла их холодной водой – впервые за сегодняшний день, хотя еще накануне, снедаемая неизбывным чувством вины, бегала в ванную едва ли не каждые полчаса. После обеда сестра Марианна – румяная пожилая монахиня – попросила ее помочь налущить гороху к ужину. Это дело было для Арианы диковинным, и каждый раз, когда крупные зеленые горошины сыпались из-под ее пальцев в миску, она чувствовала себя так, словно одержала великую победу.

– Смотри, старайся, сестра Марианна у нас жуть как строга! – шепнула Ариане сестра Мария, когда старая монахиня повела ее в кухню. Вскоре выяснилось, что это было большим преувеличением – Ариана, во всяком случае, ничего такого не заметила. Сестра Марианна совсем не ругала ее за неловкость; напротив, она готова была похвалить ее за каждый хорошо открытый стручок – одним нажатием большого пальца. Похоже, таково было основное правило, принятое в монастыре: никто не будет тебя порицать, если ты стараешься сделать свое дело как следует.

Когда с горохом было покончено, Ариана помогла нарезать хлеб и накрыть на стол для всех девятнадцати монастырских насельниц. Еще через полчаса колокол ударил к ужину, и она села за стол вместе со всеми. За едой много и оживленно беседовали, но лишь потому, что Ариана была новенькой и каждой монахине хотелось сделать так, чтобы она чувствовала себя как можно непринужденнее. Они расспрашивали ее обо всем, и только о том, что же привело ее в монастырь, никто не заговаривал: интересоваться подобными вещами было не принято. В целом монахини были рады, что у них появится еще одна сестра.

После ужина приехал священник, который оказался довольно молод, и в церкви началась служба. Ариана тоже присутствовала на ней и пыталась молиться вместе со всеми, а потом встала в очередь желающих исповедаться. Ждать ей пришлось недолго, и через двадцать минут она вошла в полутемную исповедальню. Должно быть, долгая и торжественная служба настроила ее на нужный лад, поскольку она почти сразу нашла верные слова, чтобы рассказать свою историю просто и внятно. Она говорила о своей ответственности за гибель нескольких человек, включая водителя и тех, кто погиб от огня в лагере. Не забыла упомянуть и о своем нерожденном ребенке, который, как ей казалось, тоже погиб из-за нее. Она считала себя виноватой в смерти не менее десяти человек, и очень удивилась, когда в качестве епитимьи священник велел ей десять раз прочесть «Аве, Мария» [13].

– И это все? – разочарованно спросила Ариана, которой подобное наказание показалось слишком уж легким. В отличие от отца и матери, которые посещали службы регулярно, она не была в церкви уже много лет – с тех пор, как поступила в колледж. Только попав в Буэнос-Айрес, она несколько раз ходила на католические мессы с друзьями, но и то лишь потому, что такова была местная культурная традиция, да и светская жизнь в столице подразумевала обязательное посещение церкви по воскресеньям.

– Это все, – подтвердил священник, который заранее узнал, кто она такая и что с ней случилось, от матери-настоятельницы. – Десять «Аве, Мария», с поклонами. Я хочу, чтобы вы, Ариана, сами простили себя; только это умерит боль, которую вы сами себе причиняете. Вы не убивали всех этих людей. Как ни прискорбно, все они умерли в результате своих собственных, а не ваших решений и поступков. Исключение составляет, пожалуй, только ваш отец, но он был немолод, поэтому я склонен считать, что мистер Грегори умер просто потому, что пришел его срок. Что касается ребенка, которого вы потеряли и который был зачат от человека, удерживавшего вас в плену, то, возможно, ему было просто не суждено появиться на свет. Таков промысел божий, в котором мы не вольны, и нам остается только смириться с тем, что Он решил так, а не иначе. Единственным человеком, о ком вам следует молиться и кого вы должны простить, – это вы сами, Ариана, ибо сейчас вы наказываете себя за преступления, которых не совершали. Помните, вы не сделали ничего плохого и не должны отвечать за чужие грехи!

Эти слова священник произнес твердо и без тени сомнения, и Ариана удивилась еще больше.

– Вы… вы уверены, святой отец? – прошептала она, думая, что молодой священник слишком к ней снисходителен или чего-нибудь недопонял.

– Абсолютно уверен, – повторил священник. – Поэтому, раз вы приехали в монастырь, постарайтесь использовать ваше пребывание здесь наилучшим образом. Вы должны как можно скорее забыть обо всем, что с вами произошло. Монахини Святой Гертруды – замечательные, чуткие, они вам помогут.

Эти слова заставили Ариану признаться ему еще в одной вещи, о которой она так много думала.

– Я… я хотела бы остаться в монастыре насовсем, – сказала она. – И посвятить свою жизнь служению бедным.

Ее порыв не застал священника врасплох: чего-то подобного следовало ожидать – особенно в свете того, что́ он только что выслушал. Ариана побывала в плену у человека коварного, одержимого безумными идеями, которому удалось внушить ей свой извращенный образ мышления. Неудивительно, что Ариана с таким упорством пыталась найти способ искупить грехи, существовавшие только в ее воображении.

– Вы хотели бы вступить в Орден?

– Да. Мне кажется, я здесь за этим.

– Вы считаете, что монашеский путь – ваше призвание?

– Я… я не знаю наверняка. Может быть… – Она все еще считала, что должна непременно помогать бедным. Так говорил Хорхе, который по-прежнему казался ей мерилом добродетели. О том, что на нем лежит гибель водителя, ее похищение и шантаж Роберта Грегори двадцатью миллионами долларов, Ариана почему-то не задумывалась.

– Если у вас действительно есть призвание свыше, оно обязательно даст о себе знать, – негромко сказал священник. – И тогда вы уже не будете сомневаться, а будете знать наверняка… И все же я уверен, что всеблагой Господь не хотел бы, чтобы вы потратили свою жизнь на искупление грехов, которых не совершали. Жить среди обычных людей, быть чьей-то женой, чьей-то матерью – это подходит вам гораздо больше. У вас есть что дать ближним, Ариана, и вы непременно это сделаете, когда настанет время, а пока… поживите пока в монастыре. Сейчас ваша главная задача – научиться жить в мире с собой, и лучше всего заниматься этим именно здесь.

Священник был всего лет на десять старше Арианы, но он вырос в проблемном районе Бостона и был не по возрасту мудрым. И все же в его жизненном опыте не было ничего похожего на то, что пережила Ариана. Он не мог и вообразить себе ничего подобного, и это заставляло его испытывать гнев по отношению к Хорхе, который позволил себе столь безрассудно играть человеческой жизнью.