Под прикрытием - Стил Даниэла

В конце концов Ариана все же добралась до небольшого, сонного городка в Беркшире, координаты которого она ввела в навигатор. Остановившись на заправке, чтобы залить в бак бензина, Ариана спросила, как добраться до монастыря кармелиток. Когда-то давно она, отец и несколько его друзей ездили туда на уик-энд. Тогда Роберт Грегори у нее на глазах зашел в монастырскую церковь и поставил свечку, и это ее поразило: Ариана никак не могла понять, как такое простое действие может решить сразу множество проблем, но теперь она на многое смотрела иначе. Еще она помнила, что монахини – насельницы монастыря – были радушны и приветливы и очень ей понравились. Матери с ними тогда не было – Лаура плохо себя чувствовала и осталась в городе, – и Ариана прекрасно провела время с отцом. Впоследствии она узнала, что из всех монашествующих Роберт всегда выделял кармелиток [12], утверждая, что большинство из них – просто замечательные женщины: самоотверженные, бескорыстные, милосердные. Впрочем, в тот их приезд в монастырь ее куда больше удивило, насколько открытыми, веселыми и приветливыми оказались монахини. Почему-то раньше Ариане казалось, что настоящий монах должен быть неразговорчив и мрачен, но сестры, с которыми она столкнулась в монастыре, казались весьма жизнерадостными и разговорчивыми – и на удивление хорошо информированными. Лишь несколько позднее Ариана узнала, что на самом деле устав Ордена кармелиток довольно строг и что бо́льшую часть времени послушницы проводят в молчании, молитвах или в труде на благо ближних. Тем не менее в ее памяти навсегда осталась пожилая, но очень энергичная и веселая монахиня, которая водила их с отцом по монастырю; судя по выражению ее морщинистого, чуть лукавого лица, она получала большое удовольствие от подобного времяпрепровождения, хотя, возможно, ей было просто приятно на время забыть о молитвах и трудах.

Сейчас Ариана была совершенно уверена, что монастырь кармелиток – это именно то, что ей нужно, поэтому, уточнив на заправке дорогу, она без промедления покатила туда. Было примерно два часа пополудни, когда она припарковала машину на монастырской стоянке и, заглушив мотор, сразу услышала, как монахини поют в монастырской капелле.

Испустив протяжный вздох облегчения, Ариана откинулась головой на спинку сиденья. Наверное, впервые за несколько дней, прошедших после ее возвращения в Нью-Йорк, она почувствовала себя дома или почти дома. Вывеска на воротах гласила, что монастырь носит имя Святой Гертруды, и Ариана сразу вспомнила это название. Здесь мое место, думала она без капли сомнения, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к голосам поющих монахинь. Она была уверена, что только здесь – в единственном на всей земле месте – ей будет покойно и хорошо.

В монастырской канцелярии, куда она зашла в первую очередь, за столом сидела средних лет монахиня, на ней была толстая шерстяная ряса, ноги обуты в открытые кожаные сандалии. Увидев Ариану, она подняла голову от каких-то бумаг и приветливо улыбнулась.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросила она, внимательно оглядывая вошедшую. Несмотря на относительную молодость (пожалуй, ей было не больше сорока, хотя, как у большинства монахинь, лицо ее было лишено явных примет возраста), взгляд этой женщины был мудрым и безмятежным, и Ариана снова подумала, что за стенами монастыря она тоже будет ограждена от гнета и тревог большого мира.

– Думаю, да, – негромко ответила Ариана, опускаясь на стул с другой стороны стола. – Видите ли, лет пять или шесть назад я уже побывала здесь с моим отцом, и… – Она замолчала, не зная, что говорить дальше. Монахиня молча ждала, продолжая доброжелательно ее разглядывать. Она работала в монастырской канцелярии уже три года и успела за это время наслушаться самых невероятных людских историй – одни приезжали сюда на несколько часов или на несколько дней, другие вступали в Орден и оставались в монастыре навсегда. Ничего удивительного: средь бурь и штормов мятежного и непостоянного мира монастырь был островком спокойствия – скалой, которую не могло поколебать даже время.

– Что мы можем сделать, чтобы помочь вам? – мягко спросила она, видя, что Ариана мнется. Ей почти сразу стало ясно, что эта красивая молодая женщина отнюдь не туристка. Таких печальных глаз, как у нее, монахиня не видела уже давно.

– Я… я виновата в смерти нескольких человек… и ребенка, – с трудом произнесла Ариана, мысленно прибавив к списку своих прегрешений Фелипе, о котором она думала по пути в монастырь, и тех соратников Хорхе, кто погиб во время устроенного израильскими коммандос пожара.

На лице монахини не дрогнул ни один мускул – ей приходилось выслушивать еще и не такие признания. Собственно, она не сомневалась, что это признание – своего рода метафора и что девушка эта вовсе не убивала никого своими руками.

– Я не могу вас исповедовать, милая, – вкрадчиво отвечала монахиня. – Но к нам регулярно приезжает очень хороший священник. Как раз сегодня он будет служить вечерню. Если хотите, можете побеседовать с ним после службы. Он очень хороший человек.

Но Ариана упрямо покачала головой. Ей хотелось говорить сейчас, чтобы поскорее освободиться от всего, что ее тяготило, и она не могла ждать до вечера. Глядя на монахиню, она еще раз подумала, что поступила совершенно правильно, приехав сюда. Она искала убежища, искала прощения, и только в этом монастыре она могла получить то и другое.

– Я… недавно вернулась… издалека… из Аргентины, – запинаясь, начала она. – Из-за меня умер мой отец… Он очень за меня беспокоился, а у него было слабое сердце. Понимаете, в январе меня похитили… там, в Аргентине… местные ба… пар… партизаны. Я ехала в наш загородный дом, и они схватили меня по дороге… Нашего водителя они убили. А потом меня спас Хорхе – он… знаете… он… настоящий святой! Хорхе хотел накормить голодных и добиться справедливости, только поэтому он хотел получить за меня выкуп, но его все равно убили… и всех его людей тоже, а меня забрали из лагеря в джунглях и привезли в город, в Буэнос-Айрес… А мой отец… От беспокойства с ним случился сердечный приступ, он умер на следующий день, как я вернулась… А накануне я потеряла ребенка… – Ее рассказ был путаным и бессвязным, но монахиня слушала, не прерывая, а ее лишенное возраста лицо не выражало никаких эмоций. Она ясно видела, что сидящая перед ней молодая особа сама не своя от пережитых несчастий, а ее история, кажется, намного страшнее, чем у многих других, кто рассказывал здесь о себе.

– Значит, вы жили в Аргентине и вас там похитили? – негромко уточнила она, пытаясь разобраться в услышанном.

Ариана кивнула.

– Чтобы получить выкуп?

Ариана кивнула еще раз.

– Как давно вы вернулись домой?

– Всего неделю назад. А два дня назад мы похоронили папу… – Ариана почувствовала, как невыносимо жжет у нее под ве́ками – это вскипали готовые пролиться слезы. Она очень старалась не думать о холодном и темном семейном склепе, куда навечно переселился ее отец, но получалось плохо. Единственное, что могло ее примирить с утратой отца, – это мысль, что он наконец-то воссоединился с любимой женой.

– А ваша мать? Она тоже была в Аргентине?

– Нет, она умерла почти два года назад – за год до нашего отъезда в Буэнос-Айрес, – ответила Ариана, и монахиня вдруг вспомнила газетную статью об американском после в Аргентине, дочь которого похитили какие-то негодяи. Статья была небольшой, но монахини привыкли методично прочитывать самые важные из газет, чтобы быть в курсе событий, происходящих в большом мире, – а не из праздного любопытства. В январе, когда это все случилось, они молились за похищенную бандитами девушку, моля бога вернуть ее домой живой и невредимой.

– Я… я об этом читала, – вспомнила монахиня задумчиво. – Значит, вы все это время были в заложницах?

Ариана опять кивнула.

– Меня освободили израильские коммандос. Они подожгли наш лагерь и убили Хорхе. Это было так страшно… и я потеряла ребенка, которого носила, и едва успела увидеть отца перед его смертью. Он скончался у меня на руках.