Гарриэт Лейн - Элис. Навсегда
Мы молча едим, сидя за кухонным столом, а потом я слышу, как Лоренс берется за телефон и оставляет детям сообщения с просьбой перезвонить. Позже звонят уже ему, он поспешно отвечает, но заметно сникает, когда слышит голос в трубке:
– А, это ты, Малком! – И уходит в кабинет, закрыв за собой дверь.
Через двадцать минут Лоренс возвращается и рассказывает, что Полли в истерике позвонила семейству Азария, Джо поехала и забрала ее на ночь к ним домой в Кентиш. Малком обещал сообщить подробности утром.
– Я дал ему понять, что у нас с тобой все очень серьезно, – говорит Лоренс, словно спохватившись. – Судя по его реакции, он за меня рад.
Отлично! Наша связь предана публичной огласке. С этого момента мне не составит труда справиться с последствиями.
Три месяца спустяВоскресенье в Хайгейте. Полдень. Я сижу в кухне за столом с развернутой газетой, на которой остались рыжие круги от чашки с чаем. Я только что просмотрела литературные полосы «Обозревателя» и получила от этого удовольствие. Дело в том, что я не смогла удержаться от искушения поручить Оливеру как внештатному автору написать рецензию на новую книгу по истории непотизма [15], и он прекрасно справился с заданием. Правда, не совсем ясно, дошел ли до него смысл моей шутки.
На прошлой неделе наш крошка Робин Маколлфри пригласил меня с ним пообедать. Причем в приглашении, присланном по электронной почте, написал: «Пусть это останется строго между нами». А за столом в ресторане пояснил, что «не хотел лишний раз расстраивать Мэри».
В последнее время ее стали часто вызывать в кабинет управляющего делами. Возник вопрос о чрезмерных накладных расходах, хотя дело не только в вольном обращении с редакционными деньгами. Увы, но при нынешней ситуации никто из нас не может чувствовать себя неуязвимым и незаменимым. Мэри долго и успешно трудилась на своем посту. Может, настало время уступить его кому-то другому?
Разумеется, я использовала шанс, чтобы ознакомить Робина со своими идеями по поводу литературного обозрения: нужно отказаться от редакционной колонки, которая перестала вызывать интерес, переманить к себе нескольких видных авторов из других изданий, успеть первыми взять под свое крыло новые литературные дарования, попросив Джемму Коук поработать с ними, что у нее всегда получается блестяще.
– Отличные идеи, – сказал он. – Продолжай в том же духе. Докладывай мне лично, если придумаешь что-нибудь еще. И пока сиди тихо.
Вот я и сижу тихо. Мне спешить некуда.
Когда же Робин расплачивался по счету, то так многозначительно кашлянул в кулак, что мне сразу стало ясно: у него вертится на языке не дающий покоя вопрос. И действительно, в самый последний момент, словно это ему только что пришло в голову, он спросил:
– Значит, мне говорили правду, когда рассказывали о тебе и Лоренсе Кайте?
Да, признаюсь я. Робин всматривается в меня и откровенничает о сплетнях, которые ходят обо мне, и о том, как сам видел нас вместе в антракте спектакля в театре «Алмейда». Добродушно желает мне счастья, а я улыбаюсь, подразумевая: «Хоть ты и суешь нос куда не надо, но все равно спасибо на добром слове».
Однажды утром Мэри подкатывает к моему столу, когда я редактирую очередной опус Амброза Притчета, и сует под нос свежий номер «Дейли мейл», развернутый на нужном месте. Это всего лишь небольшая заметка в колонке светских сплетен под заголовком «Целуй меня, Кайт: знаменитый интеллектуал снова ищет семейное счастье». Это история наших отношений, спрессованная до пяти или шести предложений, где между строк угадывается намек на мезальянс, хотя он и ни на чем не основан. Публикацию сопровождает фотография, сделанная на выходе с благотворительного приема. Причем рот Лоренса искривлен, будто он что-то мне говорит, а рука крепко обвилась вокруг моего плеча.
Я всматриваюсь в свое изображение: глаза скромно потуплены, легкий намек на улыбку, вспышка фотографа выгодно подчеркнула мои безукоризненно уложенные волосы. Общее впечатление сдержанной элегантности. Неплохой снимок.
– Так, так, так, – постукивает Мэри пальцем по газете. – Подозрения у меня зародились уже давно, а теперь я, кажется, получила изобличающую тебя улику.
– Бросьте, нельзя же верить всему, что пишут эти газетенки, – небрежно произношу я, подвожу курсор к первой строчке рецензии Амброза Притчета, выделяю и удаляю ее, чтобы материал сразу начинался с главного аргумента, который отстаивает автор.
Мэри бросает на меня взгляд, в котором читаются одновременно любопытство, раздражение и даже сдержанное восхищение, а потом забирает газету и возвращается на свое рабочее место.
К счастью, к тому моменту я уже успела сообщить о Лоренсе родителям.
– Не знаю, упоминала ли об этом Эстер, – сказала я во время очередного визита, стараясь осилить ножом упругую, как резина, свиную отбивную, – но я начала встречаться с одним мужчиной. Вероятно, вы даже о нем кое-что слышали.
Они, конечно же, слышали о нем. Им сразу вспомнился сериал, снятый Би-би-си по мотивам «Барка “Сидней”» с Томом Конти и Лайзой Хэрроу в главных ролях, а Крофты всегда хвалили пьесу по роману «Ха-ха!» (они видели ее еще до закрытия театра «Гала»), сожалея только, что ее герои постоянно сквернословят.
– Как вы познакомились? – интересуются папа и мама. – Правда, что он намного старше тебя?
Я решаю, что отвечу пока на второй вопрос, а к первому вернусь позже. Я рассказываю о Лоренсе, но вижу, что их все-таки смущает большая разница в возрасте, недавняя утрата, которую он пережил, да и сама по себе его громкая слава. И тогда я пользуюсь случаем нашего пребывания в Бидденбруке, чтобы привезти Лоренса в гости к родителям.
Поразительным образом он сразу нашел к ним верный подход, помог расслабиться и перестать смущаться. Моя мама, скованная страхом и обильным слоем лака для волос, так волновалась, что три или четыре раза начинала расспрашивать, хорошо ли мы до них доехали. Но Лоренс вовремя принялся расхваливать ее сад, и скоро она светилась от счастья.
– Бидденбрук – очаровательная деревня, – сказала она, подавая гостю бумажную салфетку. – А еще я слышала, что там первоклассная мясная лавка, но только немного дороговатая.
Лоренс охотно подтвердил справедливость данного мнения. Поговорили немного о Мэгги и Брайане Говард, прежде живших в деревне, которых он однажды встречал на вечеринке у соседей, а потом Лоренс произнес:
– Мне очень нравится ваша лужайка. У нас же большая проблема – кротовые норы. Так ведь, Фрэнсис?
Как отметила Полли много месяцев назад, ее отцу никто, никогда и ни в чем не отказывал. Вот и у моих родителей он в конце концов получил полнейшее одобрение.
– Замечательные люди, – заметил Лоренс, когда мы ехали обратно, буквально нафаршированные домашними сырными лепешками и баттенбергскими пирожными, – но, надеюсь, ты не обидишься, если я скажу: мне с трудом верится, что они твои родители.
– Не извиняйся, – усмехнулась я, откидываясь на спинку сиденья и глядя на мелькавшие мимо позеленевшие живые изгороди. – Думаю, я понимаю, что ты имеешь в виду.
Реакция на новости Эстер, Наоми и других моих подружек оказывается неоднозначной. Сестра счастлива за меня, рада, что я больше не старая дева, и, следуя ее примеру, начала остепеняться (это слово почему-то всегда вызывало в моем воображении толстуху на диване). Я понимаю: перемены в моей жизни оправдывают в глазах Эстер, Наоми и прочих выбор в пользу семьи, сделанный прежде ими самими. Но в то же время во всех их поздравлениях, радостных охах и дружеских советах я улавливаю удивление и зависть, что именно мне удалось заполучить в спутники жизни столь знаменитого человека. Кто бы мог подумать? Что во мне такого особенного?
Несколько недель назад сестра с мужем приезжали поужинать с нами в Хайгейте, и пока Лоренс занимал Чарли разговорами о спорте и политике, мне бросилось в глаза, с каким вниманием Эстер оценивала все в моем новом доме: от блюд, приготовленных миссис Кинг (тушеный морской окунь, десерт по итальянскому рецепту), до фарфора, цветов и картин на стенах. И когда в конце вечера я провожала Эстер и Чарли, подавая им плащи и целуясь на прощание, сестра вдруг с преувеличенной нежностью прижалась ко мне, а потом отступила на шаг назад и всмотрелась в мое лицо, крепко держа за руки.
– И все-таки мне тревожно оттого, как быстро у тебя все случилось, – сказала она.
Я наклонилась, чтобы погладить кошку, которая мурлыкала и терлась о мои ноги, а когда распрямилась, то совершенно искренне ответила, что не считаю свое решение поспешным.
– Лоренс кажется очень приятным человеком, – продолжила Эстер, – но… он намного старше тебя.
Это вызвало у меня смех. Всегда забавно, сказала я, слышать подобные слова от тех, кто недавно готов был записать в старухи меня саму.
– Я тоже, знаешь ли, уже не первой молодости, – добавила я.
