Роберт Напп - Скрытая жизнь Древнего Рима. Рабы и гладиаторы, преступники и проститутки, плебеи и легионеры… Жители Вечного города, о которых забыла история
Другие либертины могли испытывать к бывшему хозяину заслуженную, а порой и необоснованную неприязнь и пытались, как я говорил, уклониться от исполнения официального и неформального долга по отношению к нему; патрону случалось обращаться на такого клиента в суд, чтобы добиться исполнения его долга, operae. Естественно, эти люди не оставили надгробных надписей и нам неизвестны. Но существуют надписи, свидетельствующие о возмущении патрона неблагодарностью своего вольноотпущенника: «Марк Эмилий Артемий поставил этот памятник Марку Лицинию Саксессу, своему достопочтенному брату, Цецилии Модесте, своей жене, и самому себе, а также своим вольноотпущенникам и вольноотпущенницам и их детям, за исключением вольноотпущенника Гермеса, которому я запрещаю приближаться и входить в гробницу из-за его дурного поведения по отношению ко мне» (CIL 6.11027, Рим).
В юридических документах перечисляются некоторые из этих «дурных поступков», совершенных вольноотпущенниками: отказ от исполнения долга перед их бывшими хозяевами; оскорбительные слова или действия; распространение порочащих слухов; подстрекательство других к возбуждению против патронов судебного дела; публичное обвинение их перед законом.
Но их отношения зависели от того, продолжал ли либертин жить в доме своего патрона или отделялся и заводил собственное дело. Оставаясь в доме, он получал крышу над головой и пищу, зато был лишен той свободы действий, какую имел бы, живя отдельно. С другой стороны, отделившись от бывшего господина, он сталкивался с множеством проблем, о которых и не подозревал до получения вожделенной свободы. Эпиктет, будучи вольноотпущенником, самым серьезным образом предупреждал, что на свободе бывшего раба ожидали суровые испытания (я привел этот отрывок в гл. 4) (Беседы, 4.1.34–37).
Любопытно, что в «Пиршестве Тримальхиона» ничего не говорится об отношениях, сложившихся между приглашенными вольноотпущенниками и их патронами. Скорее всего, автор «Сатирикона» хотел изобразить только либертинов и сознательно умолчал о месте «отцов» в их жизни. Но иногда было так, что вольноотпущенники не имели патрона, а следовательно, и его поддержки, зато и не опасались вмешательства последнего в свои дела.
Между либертинами устанавливались дружеские отношения, например: «Авлу Меммию Клару. Авл Меммий Урбан поставил этот памятник вольноотпущеннику, своему партнеру и самому дорогому другу. Между мной и тобой, о мой дорогой собрат, я знаю своим сердцем, никогда не было ни малейших разногласий. И этим памятником я призываю небесных и подземных богов в свидетели, что мы с тобой, проданные вместе в один дом, вместе были отпущены на свободу из дома хозяина, и между нами не было никаких раздоров, кроме твоего рокового дня» (СIL 6.22355а = ILS 8432, Рим).
Наравне с дружбой между вольноотпущенниками возникало и соперничество. Надгробные надписи свидетельствуют об их борьбе за признание в своей среде. Частота таких надписей вкупе с перечислением достижений, важных для них (удачи в семейной и деловой жизни), подтверждает это. Такое соперничество было нормальным в обществе, где высоко ценилось достоинство человека. Однако, несмотря на конкуренцию, вольноотпущенники объединялись в союзы. По всей вероятности, таких обществ было не очень много, но все-таки в эпитафиях о них упоминается. Поскольку простые либертины ничем не отличались от обычных людей, естественно, что они сотрудничали не только с равными себе, но и со свободнорожденными. Поэтому мы чаще видим упоминания о «смешанных» обществах, а также довольно часто – об участии в них и рабов. Руководили этими обществами либо свободнорожденные, либо вольноотпущенники, что говорит об отсутствии какой-либо дискриминации по отношению к последним; ничего не говорится о существовании особой «среды вольноотпущенников». Либертины объединялись с рабами не только в профессиональных союзах, но и для других целей, как свидетельствует это посвящение алтаря ларам Августа: «Когда Гай Цезарь, сын Августа, и Луций Павл были консулами, эти служители культа возвели алтарь ларам Августа: Квинт Нумизий Легио, вольноотпущенник Квинта; Луций Сафиний, вольноотпущенник Луция; Хилар и Содалий, рабы Гая Модия Цимбера; Есхин, раб Октавия Марка» (CIL 10.1582 = ILS 3611, Поццуоли, Италия).
Стоит отметить, что указанные рабы и вольноотпущенники принадлежали разным хозяевам, следовательно, установили взаимоотношения самостоятельно.
Самым большим достижением либертина являлась свобода, которой он добился для себя и своей семьи. Гермерот, участник необыкновенно роскошного пиршества, которое организовал вольноотпущенник Тримальхион, обращался к Энколпу с речью, полной достоинства и гордости за обретение своей свободы: «Одному тебе мы кажемся смешными. Вот твой учитель, почтенный человек! Ему мы нравимся. Ах ты молокосос, ни бе ни ме не смыслящий, ах ты сосуд скудельный, ах ты ремень моченый! „Мягче, но не лучше!“ Ты богаче меня! Так завтракай дважды в день, дважды обедай! Мое доброе имя дороже клада. Одним словом, никому не пришлось мне дважды напомнить о долге. Сорок лет я был рабом, но никто не мог узнать, раб я или свободный. Длинноволосым мальчиком прибыл я сюда: тогда базилика еще не была построена. Однако я старался во всем угождать хозяину, человеку почтенному и уважаемому, – ты и ногтя его не стоишь! Были в доме такие люди, что норовили мне то тут, то там ножку подставить. Но – спасибо Гению моего господина! – я вышел сух из воды. Вот это настоящая награда за победу! А родиться свободным так же легко, как сказать: „Пойди сюда“» (Сатирикон, 57).
Видимо, первое, что делал освобожденный раб, – это старался выкупить рабыню, с которой он жил, и детей, если у них были таковые; как говорит Гермерот: «Я выкупил на свободу мою жену, чтобы никто не вытирал рук у нее за пазухой». Конечно, не все вольноотпущенники имели семьи, но если они были, то самым главным считалось освобождение жены и детей. Холостой либертин мог жениться после обретения свободы. Существовали некоторые ограничения прав богатых вольноотпущенников (в частности, запрет на вступление в брак с представителями сенаторского сословия), но обычные свободно женились по своему выбору; если у них появлялись дети, они имели такое же право завещать свое имущество наследникам, как и свободнорожденные. В семье либертина могли быть дети, даже если мужчина выходил на свободу в 30 лет, а женщина в еще более зрелом возрасте. В любом случае вольноотпущенник гораздо больше ценил семью, чем свободнорожденный. Надежное подтверждение важности наличия семьи мы видим в надгробных надписях либертинов и, особенно, на скульптурных рельефах, где изображены не мифологические сюжеты или героизированные портреты, часто встречавшиеся на гробницах элиты, а обычные люди, глядящие на нас из могилы, одетые, как горожане, в тогу или столу, и зачастую вместе с ребенком.
Нежные отношения между супругами-вольноотпущенниками показаны в знаменитой эпитафии Аврелия Гермиона и его жены Аврелии Филемато: «Я, Луций Аврелий Гермион, вольноотпущенник Луция, сапожник, работавший на холме Винимал. Эта женщина, Аврелия Филемато, вольноотпущенница Луция, умершая раньше меня, моя единственная жена, чистоплотная и преданно любившая верного ей мужа, жила равной в любви, и никакие себялюбивые желания не отвлекали ее от долга ее. [Изображение Филемато, с любовью смотрящей на Гермиона.] Это Аврелия Филемато, вольноотпущенница Луция. При жизни я звалась Аврелией Филемато, добродетельной, скромной, пренебрегавшей нечестивостью толпы, преданной моему мужу. Он был моим со отпущенником и теперь тоже разлучен со мной – увы мне! Он был мне больше чем отцом. Он взял меня к себе на колени, едва я достигла семи лет – и сейчас, спустя сорок лет, я умерла. Он преуспевал во всех делах среди людей благодаря моей преданности и беззаветному служению» (CIL 6.9499 = ILS 7472, Рим).
Во многих других надписях, хотя и коротких, выражалось уважение к покойному супругу: «Духам Гая Октавия Трифона, вольноотпущенника Марцелла. Элия Муса поставила этот монумент своему достойному мужу» (СIL 6.23324, Рим).
В другой надписи показано почтение, с каким сын исполнил желание родителей быть вместе в смерти, как и в жизни: «Марк Волций Эвгемер, вольноотпущенник Марка, просит, чтобы после смерти его останки были помещены вместе с останками Волции Кресты, его жены, в одну урну. Марк Волций Сердон, сын его, исполнил волю отца» (CIL 6.29460 = ILS 8466, Рим).
Эти выражения любви и памяти практически не отличаются от таких же признаний в надписях свободнорожденных.
В «Сатириконе» мы имеем пример гордого отца, мечтавшего о лучшем будущем для своих детей, чего желал и отец Горация своему сыну. У Эхиона-лоскутника было двое сыновей. Один из них имел склонность к интеллектуальным занятиям и получил первоначальное образование на греческом языке. Другой уже обучился грамоте и овладевал понемногу юридической наукой, готовясь заняться делом Эхиона либо стать цирюльником, глашатаем или стряпчим. Еще одна надпись тоже говорит о родительской любви – мать скорбит о своей умершей дочери: «Посилла Сенения, дочь Кварта, покоится здесь. И Кварта Сенения, вольноотпущенница Гая. Прохожий, остановись и прочти эту надпись. Матери не было дозволено радоваться своей единственной дочери. Какой-то из богов – я не знаю, какой именно – позавидовал ей и не дал этой радости. Поскольку при жизни она одевалась сама, после смерти мать сделала это согласно обычаям, когда закончилось ее время на земле. Она поставила над ней этот красивый памятник, она, которая любила ее всю ее жизнь» (CIL 9.4933, Монтелеони-Сабино, Италия).
