Неукротимая Сюзи - Башельери Луиза
– Тебя так сильно пугают брачные узы?
– Они еще с юных лет вызывали у меня неприязнь. Антуану Карро де Лере удалось убедить меня все-таки обременить себя этими узами, и я не нашла тогда в них ничего плохого. Только хорошее. Именно по этой причине я не хочу нарушать данную мной клятву.
– Ладно, мадам, давайте не будем ставить свои подписи на брачных документах! Но можно ли устроить так, что жизнь объединит нас и без заключения брачного союза?
– Именно этого я и хотела бы.
– Вы будете меня ждать?
– А что, у вас имеются какие-то дела, из-за которых вам придется покинуть этот город, где я, кстати сказать, собираюсь некоторое время пожить?
– Именно так. Мои братья-масоны по ту сторону Ла-Манша хотят, чтобы я выполнил одно очень важное задание…
– А что это за задание? И куда вам придется отправиться, чтобы его выполнить?
– Этого я не знаю. У меня назначена встреча в Париже с господином де Лартигом, с которым вы имели возможность познакомиться в Бордо.
– Вы вмешиваетесь в политику, Томас? Может, вы находитесь на службе у какой-нибудь державы и хотели бы сохранять это в тайне? Вы не боитесь, что я проболтаюсь?
– Я не служу никому – а уж тем более этому регенту и его чертову советнику Дюбуа, – ответил Ракидель.
– Тем не менее вы, действуя от его имени, захватили испанский корабль и благодаря этому обогатили казну на несколько сотен тысяч ливров!
Как ни старалась Сюзи, она так и не смогла вытянуть из Томаса никаких сведений о задании, которое он должен быть выполнить. Тогда она, в свою очередь, заявила, что поедет к своей подруге Эдерне, которую она не видела с января и по которой очень скучала.
Расставание любовников было болезненным. Они утешались лишь тем, что собирались снова встретиться.
– Я буду присылать тебе весточки в усадьбу Клаподьер, – пообещал Томас Сюзанне, – но я не имею возможности сказать, куда ты можешь присылать весточки мне. Я понятия не имею, куда мне придется отправиться при выполнении этого задания.
– Я, тем не менее, буду писать тебе и, когда ты вернешься, передам тебе мои письма лично в руки. Буду писать обо всем, на что меня вдохновят любовь и разлука…
– Я буду отсутствовать не дольше чем до конца лета. Я должен вернуться где-то в середине августа – незадолго до празднования Успения Богородицы или же сразу после него, – и тогда мы сможем поговорить о будущем, которое открывается перед нами. Англия – это страна, в которой вполне можно найти себе хорошее пристанище, хотя она и пользуется у французов дурной репутацией. Наши с тобой состояния, если их объединить, позволят нам неплохо обосноваться в одном из графств, в котором у меня имеется дом, доставшийся мне в наследство от матери…
– Ты откажешься от морских плаваний?
– Я не моряк, Сюзи. Я заработал репутацию корсара, потому что жизненная ситуация иногда складывалась так, что мне лучше было уйти в море. Любой англичанин, конечно, тяготеет к морю и морским плаваниям, но я живу другими надеждами…
– Так ведь ты же француз!
– Да, француз, но меня очень сильно тянет к острову, на котором я вырос и на котором на такую парочку, как мы с тобой, будут смотреть с меньшими предрассудками.
– Я еще не могу сказать, что я по этому поводу думаю, Томас. Мы вернемся к этому разговору после твоего возвращения. Я буду ждать вестей от тебя, однако не стану от тебя скрывать, что задание, к выполнению которого ты готовишься, тревожит и мое сердце, и мой разум.
– Твоя тревога, по крайней мере, служит для меня доказательством того, что ты меня любишь. Однако оснований для нее нет. Жди меня, ни о чем не беспокоясь, и думай о том, как мы с тобой встретимся!
– Мое пребывание в усадьбе Клаподьер даст мне возможность отдохнуть после двух месяцев скитаний по морю.
– Отдыхайте, помощник капитана! Вы можете гордиться тем, как вы проявили себя на борту «Шутницы»! – улыбнулся капитан, прежде чем крепко поцеловать в губы своего первого помощника, возвращающегося к обычной мирной жизни.
Впрочем, в усадьбу Клаподьер Сюзи отправилась в карете в своей одежде моряка.
Увидев ее в этой одежде, Эдерна де Бонабан едва не упала в обморок. Затем, когда первая волна эмоций схлынула, она бросилась в объятия Сюзанны и прошептала:
– Какое это счастье – снова тебя увидеть! Я уже даже думала, что тебя поглотила морская пучина! Мой муж сообщил мне о том, что «Шутница» возвратилась, а ты все не появлялась и не появлялась, и я вообразила себе нечто ужасное…
– Ну что ж, вот я и приехала! Живая, здоровая… и богатая!
– Слава Богу!
Дети Эдерны – Эктор и Беренис – поначалу перепугались, увидев, как какой-то моряк бесстыдно целует их мать. Когда же они поняли, что это не кто иной, как Сюзи, они с радостными криками подбежали к ней, и она стала их обнимать, целовать и ласково гладить. Господин де Пенфентеньо еще ранним утром уехал к начальнику порта и задерживался там. Сюзи поспешно сменила камзол и штаны на платье, которое она оставила в усадьбе во время своего отъезда, и между двумя женщинами завязался долгий разговор. Эдерна попросила бывшего первого помощника капитана рассказать о своих приключениях.
– В течение нескольких недель меня мучила морская болезнь, – стала вспоминать Сюзи, – однако ее, похоже, не избежал ни один моряк, в том числе и господин Дюге-Труэн.
– Нашла в чем на него ссылаться! – воскликнула, усмехаясь, Эдерна. – Расскажи-ка лучше, что в этом плавании было самым хорошим и что самым плохим…
– Самое плохое? По правде говоря, даже и не знаю, что было более ужасным – шторм, в который мы как-то раз угодили, или взятие на абордаж испанского галеона, который нам в конце концов удалось захватить…
Сюзи также рассказала о недостатке продовольствия и воды на судне, о тошнотворной пище, которую ей приходилось есть, о гибели нескольких матросов и кота, о запахе крови, чувствовавшемся везде после взятия испанского судна на абордаж. Она вспомнила о наказаниях, которым подвергали матросов на корабле, о непристойных домогательствах марсового Клода Ле Кама, который вообще-то был женщиной и который догадался, что и первый помощник капитана – тоже женщина. Сюзи подробно описала ампутации, которые делал корабельный врач и при которых она лично присутствовала. Однако она не сказала ни единого слова о Рантии, который теперь, должно быть, находился в городской больнице Сен-Мало – если, конечно, вдруг не умер. Тогда пришлось бы говорить о господине де Броссе и о черных замыслах, которые он наверняка лелеет относительно нее, Сюзанны, а такими своими тревогами Сюзи ни с кем делиться не хотела. Она полагала, что ей ничто не угрожает до тех пор, пока она находится в стенах усадьбы Клаподьер. Что ждет ее после того, как она оттуда уедет, – это будет уже совсем другая история: она была уверена, что у ее врага находилось в услужении немало соглядатаев, а не один лишь бедняжка Рантий.
Затем Сюзи стала рассказывать своей подруге о том, что было в плавании лучшим: об опьянении, вызываемом бескрайним морским простором; о красоте солнечных закатов, которыми она, Сюзи, любовалась, стоя на палубе; о гордости за то, что была захвачена такая большая добыча…
– Я слышала, как мой муж говорил, что добыча и в самом деле не маленькая…
– Да, не маленькая, и я должна тебе сказать, что судовладелец, которым я являюсь, может только порадоваться результатам этого плавания!
В завершение своего рассказа Сюзи развлекла Эдерну тем, что показала ей, как молился в самые опасные моменты плавания корабельный священник.
По сравнению с такими грандиозными приключениями Эдерне рассказывать было, в общем-то, нечего: у Беренис начали прорезываться первые зубы; Эктор много шалит и заявляет, что станет корсаром, как его подруга Сюзи. Зима в усадьбе Клаподьер, по словам Эдерны, выдалась суровой. Несколько пожилых людей умерли от воспаления легких, вызванного холодами. Эдерна также рассказала о светской жизни в Сен-Мало, но рассказ этот ограничивался несколькими визитами к маркизу Магону де ла Балю и к братьям Пико де Клоривьер и игрой в твист у Блеза де Мезоннев и в усадьбе Ла-Менне. Она упомянула и о своем брате Элуане, который отказался от идеи стать последователем маркиза де Понкалле, когда наконец осознал, какая его при этом может ждать участь.
