Этот прекрасный сон - Макгвайр Джейми

Включился душ. Я сел на кровать, не зная, что делать: с одной стороны, хотелось рассказать Эйвери правду, позволив ей освободиться от нездоровых фантазий. С другой стороны, я боялся все разрушить.

Открыв дверь, я увидел за стеклом душевой кабинки силуэт прекрасного обнаженного тела. Эйвери стояла, подставив голову под воду и закрыв лицо руками.

Я должен был ей признаться.

– Эйвери… – Я дотронулся до дверцы.

– Пожалуйста, не надо.

– Давай поговорим.

– Нет. Я просто хочу постоять под душем и все переварить.

– Я могу это уладить.

Эйвери немного помолчала, а потом завопила:

– Тебе никогда не приходило в голову, что я не хочу, чтобы ты все улаживал? Может, я просто хочу, чтобы все было хорошо и правильно? И мне не нужно то, что надо улаживать?

Я застыл, разинув рот. Раньше она никогда на меня не кричала.

– О’кей, – пробормотал я. – Извини. Я… э… я оставлю тебя в покое.

– Супер! – отрезала она.

Я попятился прочь из ванной, закрыл дверь и сбросил туфли. В темной спальне светилось табло будильника. Через пять часов начиналась моя смена, а сна не было ни в одном глазу. Я разделся до трусов и лег.

В ванной перестала бежать вода. Покончив с последними приготовлениями ко сну, Эйвери вошла в спальню, упала на кровать, резко натянула на себя одеяло и с протяжным вздохом повернулась на бок, ко мне спиной. Мокрые волосы шлепнулись на подушку.

Некоторое время мы лежали молча. Потом я протянул руку и дотронулся пальцами до ее бедра.

– Уйти я не могу. Боюсь, что завтра ты сменишь замки, а вещи мои будут лежать на тротуаре. – (Она не ответила.) – Богом клянусь: я никогда тебе не изменял. И не думал изменять. Разве ты не знаешь, как я тебя люблю?

– По-моему, что-то не так. – Эйвери шмыгнула носом. – Не знаю, в чем дело, но я уже довольно давно это чувствую. А ты?

– Иногда…

Я замолчал. В последнее время мне порой приходилось останавливаться, чтобы восстановить связь с реальностью. Сидя рядом с Куинном, я, бывало, ощущал потребность поговорить хотя бы с чужим человеком. На работе я иногда выходил из оцепенения, но чаще всего время, проведенное не с Эйвери, словно тонуло в тумане.

– Твою любовь ко мне я всегда воспринимал как нечто нереальное. Но по-моему, в этом нет ничего страшного.

Эйвери потянула носом воздух. Она плакала. Я повернулся к ней и обнял ее. Она прижала колени к груди.

– Просто не ври мне. Никогда.

– Разве ты представляешь себе что-нибудь, ради чего я рискнул бы самым дорогим мне человеком?

– В стрессовой ситуации даже с лучшими людьми происходят странные вещи. Взгляни на доктора Розенберга.

Я приподнялся на локте и посмотрел на Эйвери. Щеки у нее были мокрые.

– Раньше я хотел стать на него похожим, но это только из-за того, что он нравился тебе. Теперь я не хочу быть таким, как док Роз. Я буду дорожить каждой секундой, которую проведу с тобой, нашими детьми и внуками. Мы вместе состаримся, и, вспоминая прошлое, я буду знать: я ценил свое счастье.

Эйвери неуверенно потянулась рукой к моей щеке:

– Скажи мне, что я все выдумываю. Скажи, что Майклз выдумывает.

Я вздохнул:

– Не могу. Я действительно заходил в «Дыру на углу». И разговаривал там с девушкой. Но была ли она блондинкой или нет, не помню: не обратил внимания. Мы просто перекинулись несколькими словами. Еще я действительно сказал тебе, что еду домой, хотя ехал в бар. И ночью я действительно иногда разговариваю по телефону. Но мне нужна только ты. Пожалуйста, верь мне.

У Эйвери задрожали губы. Она притянула меня к себе и обхватила за шею. Просунув руки между нею и простынями, я ухватился за нее, как за якорь, который удерживал меня на земле.

Утреннее солнце просочилось через окна и заполнило собой комнату. Эйвери застонала. Ночью она замещала Деб и пришла домой только в три. Я встал и задернул шторы.

– Бесполезно, – сказала она. – Я проснулась.

Я быстро залез обратно под одеяло:

– Постарайся снова заснуть. Ты, наверное, вымоталась.

– Не могу. От мая осталось всего десять дней.

Я крепко обнял ее:

– А потом будет июнь.

Эйвери подняла на меня усталые глаза и сонно улыбнулась:

– Потом будет июнь…

– Нервничаешь?

– Просто надеюсь, что мы никого не разочаруем. У нас ведь будет скромная свадьба, а не шикарный прием.

– Я сразу предложил пиццу.

Эйвери приподняла голову:

– По-моему, лучше вообще не кормить гостей на свадьбе, чем разнести им пиццу.

Я с улыбкой пожал плечами:

– Они хотят просто быть рядом с нами в этот день и разделить нашу радость.

– А я просто хочу, чтобы не получилось отстойно.

– Ты серьезно думаешь, что наши друзья и родственники нас осудят, если на свадьбе не будет салата с креветками и ледяной скульптуры?

– Кто-нибудь, может, и осудит.

– Кто же эти мифические уроды? И зачем нам их приглашать?

Эйвери звонко рассмеялась, наконец расслабившись:

– Ты прав. Извини. Просто надо мной висит что-то непонятное, и поэтому я постоянно суечусь.

– Что над тобой висит?

– Ну… это, – сказала она, накручивая прядь волос на палец и глядя в окно.

Я спросил себя, не говорит ли она о том неясном чувстве, которое мучило и меня. Конечно, в нашей любви мы оба были уверены. Дело было в чем-то другом, и Эйвери тоже это ощущала.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я, убирая волосы с ее лба.

Она усмехнулась:

– Я здорова.

– Ты понимаешь, о чем я, – сказал я, подтолкнув ее локтем. – Как ты себя ощущаешь?

– Как самая счастливая девушка на свете.

Она прикоснулась улыбающимися губами к моим губам и привлекла меня к себе. Я откинул разделявшее нас одеяло и накрыл ее собой, испытывая такое же сильное желание, как в нашу первую ночь. Она раскрыла бедра, принимая мое тело, а когда я бросил взгляд на свою прикроватную тумбочку, потянула меня вниз и, протяжно поцеловав, сказала:

– Хочу чувствовать тебя. Только тебя.

Я поднял голову, чтобы посмотреть ей в глаза. Она закусила губу и кивнула. Тогда я толкнулся вперед и стал медленно в нее входить. Она охнула от непривычного ощущения. Ее веки дрогнули и прикрылись. Я поцеловал их и задвигался вместе с нею, чувствуя, как ее ногти впиваются мне в спину.

– Ты будто специально для меня сделана, – хрипло произнес я.

Эйвери судорожно глотнула воздух и выдохнула, пощекотав мне ухо. По моему позвоночнику пробежали мурашки. Ее бедра поднимались и опускались, а вздохи становились громче и чаще. Я перевернулся. Оказавшись на мне, она сначала прижалась ко мне грудью, а потом села, откинула волосы и выгнула спину, чтобы я увидел ее во всей красе.

– Черт! Какая же ты! – сказал я, скользнув по ней рукой.

Чуть прикусив зубами губу, Эйвери чуть пошевелилась. Это движение так подействовало на меня, что я схватился за ее бедра и замер: нужно было сосредоточиться, чтобы все не кончилось слишком быстро. Эйвери улыбнулась уголком рта и, опустив голову, посмотрела на меня. Золотистая прядь упала ей на глаза. Впервые за долгое время она ни в чем как будто не сомневалась, и от одной этой мысли я возбудился еще сильнее.

К ее губам потянулась моя рука. Она тронула ее поцелуем, нежно взяла в рот большой палец и, слегка прихватив его, подалась назад. Мое дыхание сбилось:

– С ума сойти, женщина!

– Нравится? – улыбнулась она и еще раз провела языком по моему пальцу.

В ее глазах мелькнуло что-то новое, но я не стал спрашивать что. Побоялся это развеять. Она сидела на мне верхом, упираясь руками в мою грудь. Ее соски превратились в тугие твердые бутоны. Раззадоривая меня, она поднималась и опускалась, а я сильнее впивался пальцами в ее бедра.

– Люблю тебя! – признался я в миллионный раз, все равно чувствуя, будто этого мало.

Чем больше Эйвери раскрепощалась, тем хаотичнее двигалась. Я стал сам раскачивать нас, как на волнах, которые вздымались и опадали, слушая пульс ее тела.