Эль Кеннеди - Сделка
Выражение на лице Гаррета меняется так, будто это колесо судьбы: сначала шок, потом недоверие, потом появляется озадаченность; затем оно переходит в заинтересованность и, наконец, в подозрительность.
– Допускаю, что это розыгрыш, но не могу понять, к чему ты клонишь.
– Это не розыгрыш. – Я твердо встречаю его взгляд. – Я хочу, чтобы ты переспал со мной. – Согласна, звучит неправильно. – В том смысле, что я хочу переспать с тобой. Я хочу, чтобы мы с тобой переспали.
Его губы слегка кривятся.
Прекрасно. Ему хочется посмеяться надо мной, но он сдерживается.
– Ты еще под мухой? – спрашивает он. – Если да, то обещаю разыграть столь редкую карту джентльмена и больше никогда не вспоминать этот разговор.
– Я не пьяная. Я говорю серьезно. – Я пожимаю плечами. – Так хочешь или нет?
Гаррет изумленно таращится на меня.
– Ну? – не унимаюсь я.
Его темные брови сходятся на переносице. Совершенно очевидно, что он не знает, как реагировать на мою просьбу.
– Гаррет, ответь просто «да» или «нет».
– Просто? – взрывается он. – Ты шутишь? В этом нет ничего простого! – Он проводит рукой по волосам. – Ты забыла, что говорила мне на вечеринке у Максвелла? Тот поцелуй ничего не значит, мы лишь друзья, бла-бла-бла.
– Я не говорила бла-бла-бла.
– Зато говорила все остальное. – У него на скулах играют желваки. – Что изменилось с тех пор, черт побери?
Я сглатываю.
– Не знаю. Я передумала.
– Почему?
– Потому. – Меня охватывает раздражение. – Какая разница? С каких это пор парень подвергает девушку перекрестному допросу и выясняет, зачем ей захотелось раздеться?
– С таких, что ты не из этих девиц! – рявкает он.
Я скрежещу зубами.
– Я не девственница, Гаррет.
– Но и не «хоккейная зайка».
– Это означает, что мне запрещается спать с тем, кто мне нравится?
Гаррет напряжен не меньше, чем я. Он сгребает обеими руками свою шевелюру, затем он делает глубокий вдох, медленно выдыхает и устремляет на меня пристальный взгляд.
– Ладно. Значит, так. Я верю, что я тебе нравлюсь. В том смысле… а кому нет? Это первое. Второе: ты стонешь, как безумная, когда я засовываю язык тебе в рот.
Я тут же ощетиниваюсь.
– Ничего подобного.
– Давай каждый останется при своем мнении. – Он складывает мускулистые, сильные руки на мускулистой, сильной груди. – Но я не верю, что в тебе произошла какая-то чудесная трансформация и тебе вдруг захотелось переспать со мной. Ну, типа, ради развлечения. – Он задумчиво склоняет голову набок. – Но тогда что это? Ты хочешь вернуться к своему бывшему? Или что? Снова вызвать ревность у Лапочки?
– Нет, – напряженно говорю я. – Просто… – Я в полном отчаянии. – Я просто хочу переспать, ясно? Переспать именно с тобой.
На его лице отражается причудливая смесь изумления и раздражения.
– Зачем? – снова спрашивает он.
– Затем, что я просто так хочу, черт побери. Неужели в этом обязательно должен быть глубокий философский смысл? – По лицу Гаррета я вижу, что совсем не убедила его, и у меня хватает мозгов признать свое поражение. – А знаешь, забудь об этом. Забудь, что я просила…
Он хватает меня за руку прежде, чем я успеваю спрыгнуть с кровати.
– Да что происходит, Уэллси?
Озабоченность в его глазах ранит меня сильнее, чем отказ. Надо же, я умоляла его заняться со мной сексом, а он переживает за меня!
Господи, я даже не могу найти правильный предлог, чтобы подкатить к парню.
– Забудь, – снова говорю я.
– Нет.
Я вскрикиваю, когда он неожиданно усаживает меня к себе на колени.
– Мы больше не будем обсуждать эту тему, – возражаю я, пытаясь выбраться.
Он крепко держит меня за талию.
– Будем.
Гаррет изучает мое лицо, взгляд его серых глаз словно сканирует меня, а я готова провалиться сквозь землю, чувствуя, что к горлу опять подступают рыдания.
– Что за дела? – строго спрашивает он. – Объясни, в чем дело, и я попробую помочь.
Я разражаюсь истерическим смехом.
– Ничего ты не поможешь! Я только что попросила тебя о помощи, а ты отшил меня!
Мои слова еще сильнее озадачивают его.
– Ханна, ты не просила меня о помощи. Ты просто попросила меня трахнуть тебя.
– Это одно и то же, черт побери.
– Дьявол тебя раздери, я не понимаю, о чем ты! – Парень медленно выдыхает, как будто старается успокоиться. – Богом клянусь, если ты немедленно не объяснишь, что ты тут бормочешь, я не выдержу и сорвусь!
Я уже жалею, что открыла рот и обратилась к нему с просьбой. Надо было выскользнуть из его комнаты до того, как он проснулся, и сделать вид, будто ночью я не приставала к нему.
Но тут Гаррет протягивает руку и с безграничной нежностью гладит меня по щеке, и вся моя душа распахивается ему навстречу.
Я издаю судорожный вздох.
– Я сломана, и я хочу, чтобы ты починил меня.
Широко раскрыв глаза, он в смятении смотрит на меня.
– Н-не понимаю.
Мало кто знает о том, что случилось со мной. В том смысле, что я не рассказываю первому встречному об изнасиловании. Я должна проникнуться глубоким доверием к человеку, прежде чем рассказывать ему о столь сокровенном.
Если бы несколько недель назад кто-нибудь сказал мне, что я буду откровенничать с Гарретом Грэхемом о самом трагическом опыте в моей жизни, я бы описалась от смеха.
Однако сейчас я именно этим и занимаюсь.
– Я соврала тебе, когда мы были у Бо, – признаюсь я.
Он убирает руку от моего лица, но взгляд не отводит.
– Так…
– Нет у меня подруги, которую опоили в старших классах. – У меня спазмом сжимается горло. – Это меня опоили.
Гаррет каменеет.
– Что?
– Когда мне было пятнадцать, меня опоил парень, с которым я училась. – Я с трудом сглатываю. – А потом изнасиловал.
Гаррет с силой выдыхает. Хотя он молчит, я вижу, как он напряжен. В его глазах полыхает гнев.
– Это было… в общем… черт, можешь представить, какой это был ужас. – Я опять сглатываю. – Но… Пожалуйста, не жалей меня, ладно? Это было ужасно и мерзко и на тот момент почти разрушило мою жизнь, но я выбралась. Я не шарахаюсь от всех мужчин, я не злюсь на весь мир, в общем, ничего такого.
Гаррет ничего не говорит, но такого разгневанного лица я у него никогда не видела.
– Все осталось позади. На самом деле. Но во мне все же кое-что сломалось, понимаешь? Я не могу… я не могу… ну, ты понимаешь. – Щеки у меня горят так, будто их обожгло солнцем.
Наконец он заговаривает, и в его тихом голосе слышится страдание.
– Нет, не понимаю.
Назад пути нет, поэтому я вынуждена разъяснить:
– Я не могу достичь оргазма.
Гаррет охает.
Я плотно сжимаю губы и борюсь со смущением.
– Вот я и подумала, если ты и я… если мы… немного позабавимся, возможно, я смогу… как бы это сказать… перепрограммировать свое тело на… гм, отклик.
О, боже. Слова слетают с моих губ прежде, чем мозг успевает осмыслить их. Я понимаю, как жалко все это звучит, и краснею от стыда. От сознания, что я достигла дна унижения, на глаза наворачиваются слезы.
Сдавленно всхлипывая, я отчаянно пытаюсь слезть с колен Гаррета, но его руки еще крепче сжимаются вокруг меня. Одной он держит меня за талию, а другой, запутавшись в моих волосах, прижимает голову к себе. Я утыкаюсь ему в шею, и меня сотрясают горькие рыдания.
– Эй, не надо, не плачь, – просит он. – У меня сердце разрывается, когда ты плачешь.
Но я не могу остановиться. Соленые слезы ручьем текут по моим щекам. Гаррет гладит меня по голове и утешает, и от этого я плачу еще горше.
– Я сломана, – говорю я ему в шею, и от этого мой голос звучит глухо, зато его слова я слышу четко и ясно:
– Ты не сломана, детка. Честное слово.
– Тогда помоги доказать это, – шепчу я. – Пожалуйста.
Он ласково поднимает мою голову, и я пристально вглядываюсь в его глаза, но не вижу ничего, кроме неподдельной искренности.
– Ладно, – шепчет он, глубоко вздохнув. – Ладно. Помогу.
Глава 23
Половина ребят в тренажерном зале страдают от тяжелейшего похмелья. Я, как это ни удивительно, к ним не отношусь. Утренние откровения выбили из меня головную боль и другие недомогания.
«Ханну изнасиловали».
Эти слова бьются у меня в голове с того мгновения, как я высадил девушку у общаги, и каждый раз они взрываются вспышками ярости и проносятся сквозь меня, словно товарный поезд. Я жалею, что она не назвала мне имя этого негодяя, не дала номер его телефона и адрес.
Хотя это и хорошо, потому что в противном случае я уже мчался бы туда, чтобы совершить убийство.
Кто бы этот тип ни был, надеюсь, Господь заставит его заплатить за то, что он сделал с Ханной. Я уже представляю, как он гниет в тюрьме. Или, что еще лучше, как он там сдохнет.
– Еще два. – Надо мной нависает Логан. – Давай, старик, а то ты что-то расслабился.
Лежа на скамье, я со вздохом берусь за штангу и делаю жим, вкладывая в него всю свою ярость. Логан наблюдает за мной. Когда я заканчиваю, он кладет штангу на опоры и протягивает мне руку. Я принимаю его помощь и встаю, а он ложится на мое место.
