Кэтрин Уэбб - Наследие
Я чувствую, что виски горячит мне кровь, и говорю себе, что надо быть аккуратнее с выпивкой. Сзади ко мне подкрадывается Эдди, дергает за рукав.
– Ты меня не видела! Не говори им, что видела меня! – с трудом переводя дыхание, шепчет он и подмигивает.
– Кому? О чем ты?
Однако он уже исчез, а спустя несколько секунд мимо меня проносится небольшая группка детей вместе с Гарри. Я делаю еще один большой глоток и протягиваю бутылку виски остроносой девице с кольцами в носу. Та радостно хохочет, благодарит. Звезды кружатся в хороводе, земля качается и уходит из-под ног. Не припомню, когда я в последний раз напивалась. Много месяцев назад. Я уж и забыла, как это может быть здорово. Вижу Бет, она стоит рядом с Динни, среди других людей, и пусть даже она молчит, лицо у нее спокойное и почти расслабленное. Она с ними, не замыкается в себе, и я просто счастлива видеть ее такой. Иду танцевать со Смурфом, и мы кружимся с ним, пока меня не начинает подташнивать.
– Смотри не влюбись в нее, Смурф. Эти девушки Кэлкотт любят исчезать! – кричит ему Динни, когда мы проносимся мимо.
Я слишком медленно соображаю и не успеваю спросить, что он имеет в виду. Протискиваюсь как можно ближе к костру, лопаткой выкатываю из золы печеную картофелину, обжигаю язык. У нее привкус земли. Я здороваюсь с Хани, и хотя отвечает она неприветливо, мне плевать. И я постоянно держу в поле зрения Динни. Временами я даже не отдаю себе в этом отчета. Где бы я ни была, я знаю, где он. Как будто костер освещает его немного ярче, чем всех остальных. Вокруг ходит ночь, темная и живая, потом я вижу, как по аллее к нам приближаются, качаясь, синие огоньки.
Полицейским пришлось оставить машины и идти к нам пешком. Две машины, четверо полицейских. Подойдя к настороженно наблюдающим за ними людям, они начинают искать наркотики, требуют, чтобы все вывернули карманы. Музыку делают тише, все переговариваются вполголоса. В повисшей тишине только ревет и потрескивает костер.
– Динсдейлы здесь есть? – осведомляется молодой офицер. В глазах его замечаю боевитый блеск. Он маленького роста, коренастый, очень опрятный.
– Много! – откликается Патрик.
– Могу ли я увидеть удостоверения личности, подтверждающие это, сэр? – спрашивает полисмен напряженным тоном.
Динни машет рукой Патрику, ныряет в фургон и предъявляет офицеру свои водительские права.
– Что ж, – продолжает тот, – даже в этом случае я вынужден потребовать, чтобы вы немедленно разошлись, так как это несанкционированное и незаконное собрание в общественном месте. У меня есть основания предполагать, что на этом вы не остановитесь и происходящее превратится в оргию. Уже поступило несколько жалоб…
– Это не незаконное собрание. У нас есть право находиться здесь, и вам это хорошо известно. К тому же, как и у всех граждан нашей страны, у нас есть право приглашать друзей на вечеринку, – таким же ледяным тоном парирует Динни.
– На вас жалуются, что вы шумите, мистер Динсдейл…
– Кто жалуется? Сейчас только десять часов!
– Четыре человека из поселка, еще из усадьбы…
– Из усадьбы? Вот это новость! Правда? – переспрашивает Динни, оглядываясь на меня через плечо. Я выхожу, становлюсь рядом с ним. – Это ты жаловалась, Эрика?
– Не я. И я уверена, что Эдди и Бет тоже не жаловались.
– А вы кто такая, мэм? – с сомнением обращается ко мне офицер.
– Я Эрика Кэлкотт, владелица усадьбы Стортон-Мэнор. А это моя сестра Бет, и, поскольку мы единственные, кто живет в Стортон-Мэнор, думаю, могу смело сказать: мы нисколько не возражаем против сегодняшней вечеринки и приглашенных на нее людей. А кто вы такой? – Виски придает мне смелости, но я еще и злюсь.
– Сержант Хокстет, миссис… леди… Кэлкотт, и я…
Я его смутила. Краем глаза замечаю, как загораются радостью глаза Динни.
– Я мисс Кэлкотт. А вы не родственник ли Питеру Хокстету, прежнему бобби?[17] – перебиваю я.
– Он мой дядя, но, позвольте, я не понимаю, какое это имеет отношение к…
– Да, поняла. Я помню вашего дядюшку. Манеры у него были получше.
– Жалобы тем не менее поступили, и я уполномочен потребовать, чтобы эти люди разошлись. Но мне не хотелось бы с вами ссориться…
– Хартфорды на Ридж-Фарм каждый год устраивают бал, приглашенных там вдвое больше, и играет живая музыка, целый оркестр с мощным усилителем. Если я позвоню и пожалуюсь на них, вы тоже ворветесь и начнете разгонять гостей? Будете искать наркотики?
– Я не думаю…
– К тому же эта территория отнюдь не общественное место. Это моя земля. А следовательно, и вечеринка это моя. Моя частная вечеринка, на которую вас, ребята, боюсь, не приглашали.
– Мисс Кэлкотт, вы же понимаете…
– Мы сейчас уменьшим громкость музыки, а в двенадцать выключим ее совсем, тем более что так и планировали. Детям спать пора, – вступает в разговор Динни. – Но если вы хотите отправить нас отсюда, не прибегая к задержаниям, надо было как следует подготовиться к разговору и представить причины более убедительные, чем фальшивые жалобы из усадьбы, офицер.
Хокстет вскидывает голову, плечи у него окаменели от напряжения.
– Наш долг как полицейских рассматривать поступающие жалобы…
– Ну, рассмотрели? А теперь отвалите! – бросается в бой Хани, вызывающе колыхая животом перед носом у полицейского.
Динни, осаживая, кладет ладонь ей на руку. Хокстет часто мигает, заметив красоту Хани, ее юность, необъятный живот. Лицо его вспыхивает, по скулам начинают ходить желваки. Он кивает своим полицейским, и они ретируются.
– Музыку выключить. И чтобы к двенадцати все было закончено. Вернемся – проверим, – чеканит он, поднимая палец.
Хани в ответ тоже тычет в него пальцем, но Хокстет уже отвернулся.
– Гнида, – бормочет Патрик, – землю носом роет, щенок.
Когда полицейские машины отъезжают, Динни поворачивается ко мне, подняв брови.
– Стало быть, это твоя вечеринка? – лукаво вопрошает он.
– Ой, брось. Ведь сработало же, – отбиваюсь я.
– Сработало, это точно. Вот уж никогда не ожидал увидеть тебя в роли бунтарки, – ехидничает он.
– Значит, ты меня мало знаешь. Меня, кстати, даже один раз арестовали… это возвысит меня в твоих глазах?
– Зависит от того, за что именно тебя задержали.
– Я… бросила яйцо в нашего депутата, – неохотно признаюсь я. – Это, конечно, не революция, но…
– Да, – соглашается Динни, сверкая белозубой улыбкой, – но для начала уже что-то.
– Это было круто, – выкрикивает запыхавшийся Эд, подбегая ко мне.
Я обнимаю его за плечи и крепко прижимаю к себе, не давая сбежать.
Бет готовит что-то на обед, по дому разносится аромат чеснока. Окна запотели от пара, снаружи дождь, и дом стоит отрезанный от мира, как остров. Эдди опять бегает по лесу вдвоем с Гарри. Вместе с волнами запаха по дому льются звуки Пятой симфонии Сибелиуса. Любимая музыка Бет. Мне кажется добрым знаком, что сестра начала разбирать коллекцию музыкальных записей Мередит и не только готовит еду, но может и сама немного поесть. Мне интересно, чем сейчас занимаются Динни и Хани. В такой дождище, в такую унылую погоду. Нет ни комнат, где можно бродить, ни шкафов с книгами, ни телевизора. Для меня их образ жизни – область предположений и чистой фантастики. Будь я на их месте, отправилась бы, наверное, в деревенский паб. На мгновение меня даже посещает мысль пойти и поискать их там, но желудок протестующе сжимается, напоминая, что меня мучает похмелье. Так что вместо паба я поднимаюсь на чердак.
Я и правда помню дядю сержанта Хокстета. Время от времени мы встречали его в поселке, когда ходили в магазин за сладостями или мороженым. Он был очень улыбчивым. И в дом он тоже приходил, и не один раз. То его вызывала Мередит, то Динсдейлы. У них было право останавливаться на этой земле, Динни сказал правду. Со времен моего прадедушки, еще до его женитьбы на Кэролайн, у них имелся какой-то юридический документ – то ли доверенность, то ли что-то еще. Прадедушка и рядовой Динсдейл вместе служили в армии, кажется в Африке. Что там у них произошло, никто уже не помнит, но, когда они вернулись в Англию, Динсдейл попросил разрешения приезжать и останавливаться тут, и сэр Генри Кэлкотт ему это право предоставил. И не только своему однополчанину, но и всем членам его семьи, бессрочно. Это нельзя отменить. У Динсдейлов есть копия этого документа, а другая хранится у нашего семейного юриста. Мередит это жутко бесило.
Мы не раз видели сержанта Хокстета, который смущенно топтался в холле, ожидая, когда наконец явится Мередит с ее взором горгоны Медузы. Один раз, чтобы выкурить со стоянки Динсдейлов, она заставила одного из фермеров наехать прямо на их трейлер громадной машиной для упаковки сена в тюки. В другой раз, узнав, что в лагере живут не только Динсдейлы, она потребовала выгнать прилипал. Еще раз, когда из кладовой стала пропадать еда, а из дома – мелкие предметы, Мередит была убеждена, что это Динсдейлы, пока не открылось, что экономке не хватало средств, чтобы содержать престарелую мать. А еще, когда одна из собак Динсдейлов забежала в сад и Мередит распорядилась отпугнуть ее из дробовика двенадцатого калибра. Жители поселка тогда подумали, что на них напали бандиты. Они занесут инфекцию и заразят моих животных – таким лаконичным объяснением отделалась тогда Мередит.
