Бертрис Смолл - Околдованная
Маркиз постарался поскорее убраться из Шенонсо. Принц, разумеется, ничего не знал наверняка, но, как всякий заговорщик, опасался собственной тени.
Себастьян улыбнулся. Очевидно, кардинал – сила, с которой приходится считаться тем, чьи намерения не совсем честны. Сам он не знал Джулио Мазарини лично, но был одним из членов широко раскинутой сети информаторов и шпионов, став таковым не без помощи сестры, монахини ордена цистерцианцев. Жанна-Мари преклонялась перед благочестием, честностью и набожностью кардинала и, как всякая провинциалка, одобряла его практичную натуру.
Жанна-Мари была старше брата на пять лет, и они не виделись бог знает сколько времени, прежде чем она нанесла внезапный визит в Шермон. По ее словам, требовалось присмотреть участок для монастыря, который собирался выстроить в здешних местах ее орден. Жанна-Мари решила остановиться у брата, чтобы вместе предаться воспоминаниям о прежних временах. Такое объяснение предназначалось для монахинь, чопорных мрачных особ, вероятно, не знавших, что брату с сестрой не о чем вспоминать. Она ушла в монастырь, когда ему было пять лет, а вскоре решила, что желает посвятить свою жизнь Господу.
Себастьян, разумеется, принял сестру и ее спутниц, отведя им малое крыло замка. Его священник, отец Уго, очень обрадовался, увидев на мессе такое количество невест Христовых.
Как-то утром Жанна-Мари отвела брата в сторону и рассказала, что происходило в Париже с тех пор, как король Людовик XIII скончался. Королева Анна, верная союзница кардинала, пыталась вырвать юного короля из рук порочных придворных и принцев крови, стремившихся захватить власть. Сестра, по обыкновению, сгустила краски, но в целом ее рассказ соответствовал истине.
Удивительным было другое – по словам Жанны-Мари, кардинал давно организовал сеть добровольных помощников, единственным желанием которых было видеть на троне молодого короля. Но в Шере агента еще не нашлось.
Заговорщики желали сделать юного Людовика таким же эгоистичным, как они сами, занятым одними лишь удовольствиями. Кардинал и королева не могли допустить подобного, тем более что мальчик родился, когда страна потеряла всякую надежду на наследника. Недаром его называли Богоданным.
– Ты хороший человек, Себастьян, – похвалила сестра.
– Откуда тебе знать? – улыбнулся он. – Мы едва знакомы.
– Когда умер отец, ты честно отдал монастырю мое приданое. Каждый год посылаешь в подарок вино и виноград вместе с кругленькой суммой. Я веду переписку кое с кем, и мне рассказывают о твоей жизни, хотя не могу сказать, что одобряю твою любовницу, ту, что живет в Туре. Все же ты человек чести и боишься Бога. Кардиналу нужны такие люди, Себастьян. Ты поможешь ему?
– Но что от меня требуется? Ты ведь знаешь, я не подвергну опасности семью и Шермон.
– К тебе будет приезжать связной и передавать поручения от кардинала, чтобы ты, в свою очередь, отдавал распоряжения остальным. Вряд ли речь идет об опасности. Таких, как ты, не так уж много, и кардинал не может позволить себе их терять. Я уже говорила, что в нашем округе у кардинала нет агентов. Вполне возможно, пройдет много месяцев, прежде чем к тебе кто-то явится. Но время от времени тебе придется выполнять приказы его преосвященства. Ты будешь здесь, когда придет время, братец.
Итак, он согласился стать ушами и глазами кардинала. Жанна-Мари оказалась права. Его нечасто беспокоили. Но стоило Мазарини покинуть Францию, как д’Альбер зачастил в замок и передавал поручения кардинала, которые Себастьяну приходилось запоминать, а потом повторять неизвестному агенту. Д’Альбер часто повторял слова его преосвященства, что его людям лучше не знать друг друга. Сегодня Себастьян впервые обратился к королеве, очевидно, являвшейся заключительным звеном всей цепочки.
Вернувшись в Шермон, он поведал д’Альберу о своем успехе и упомянул о принце Орлеанском.
– По-моему, он принял меня за безмозглого провинциального олуха, – закончил он со смешком.
– Возможно, – согласился гость. – Он невероятно самоуверен и преисполнен гордыни. Что вам ответила королева?
– Что все поняла и будет ждать следующего известия от кардинала. Она сейчас в трудном положении, не так ли?
– Верно, но вынесет все, чтобы увидеть корону на голове своего сына. Кстати, я уеду до восхода солнца, месье. Не знаю, встретимся ли снова.
– Понимаю, – кивнул Себастьян. – Сам я возвращаюсь в Бель-Флер, чтобы умиротворить свою нареченную, которая наверняка захочет знать, почему посадка новых лоз важнее, чем она. Придется привезти ей дорогой подарок, иначе скандала не миновать.
К его изумлению, оказалось, что Отем не так уж расстроена его отсутствием, но Себастьян все же протянул ей небольшую коробочку, в которой лежали рубиновые серьги, оправленные в золото.
– Это для тебя, дорогая. Поверь, я не думаю, что лозы важнее тебя, но они – наше богатство. Я должен оставить наследнику поместье в надлежащем состоянии, – прошептал он, целуя ее в губы.
– Согласна, – кивнула она.
– Правда? – изумился маркиз. Неужели это она недавно жаловалась на его чрезмерную любовь к земле?
– Да. Мама мне все объяснила. Я поняла. Женщине легче просто принять на веру существующий порядок вещей, чем допытываться, почему все так, а не иначе, – улыбнулась Отем.
Себастьян ответил улыбкой, вдруг поняв, как ему ненавистно лгать ей. Но она еще так молода и ничего не знает о политических интригах, сотрясавших Францию последние восемь лет. Здесь, вдали от родины, Отем чувствовала себя в безопасности. Пусть и дальше ничего не меняется.
Он постарался подавить чувство собственной вины. Вряд ли кардинал побеспокоит его еще раз. Отем необязательно знать о заговорах и махинациях, в которых участвовал ее будущий муж.
По мере приближения знаменательного дня Франция все больше напоминала кипящий котел. В марте парламент начал заочный суд над кардиналом. Мазарини велел своему помощнику, месье Кольберу, приготовить опись кардинальских богатств, которые использовали для вербовки надежных солдат. Он знал, что как только Людовик взойдет на трон, его призовут обратно. Испанский король публично предложил кардиналу место в своем правительстве. Джулио Мазарини отказался, заявив, что до самой смерти останется слугой Франции в своих помыслах и деяниях. Он был готов выжидать, поскольку лучше других понимал слабости своих противников. Принцы крови и парижские аристократы преследовали разные цели, хотя одинаково страшились минуты, когда король примет всю полноту власти. Время работало не на них, а на кардинала. В Париже королева, следуя его инструкциям, сумела посеять рознь между жадными до власти врагами кардинала. Кроме того, Людовик тоже преуспел в искусстве обмана, чего не могли предвидеть его доброхоты, считавшие короля ребенком. Но скоро они поймут, что ум и способность успешно пользоваться властью не зависят от возраста.
Такова была обстановка во Франции, когда там появилась Отем Лесли, хотя, спокойно живя в Бель-Флер, она ничего не знала о смутах и междоусобицах.
– Чудесные серьги, – объявила она. – Такие же красивые, как мамины рубиновые подвески. Спасибо, месье. Придется вас поцеловать. – Что она незамедлительно и исполнила.
«Какая она милая», – думал Себастьян, обнимая и прижимая невесту к груди.
Отем что-то тихо пробормотала, когда его рука коснулась ее груди, и припала губами к его шее.
– Я рад, что ты меня понимаешь, – шепнул Себастьян, целуя ее ушко.
– Думаю, нам пора назначить день свадьбы, – вдруг сказала Отем, невероятно поразив жениха столь внезапным решением.
– И чем вызвано твое нетерпение? – полюбопытствовал он, отстраняя ее и глядя в запрокинутое лицо. Разноцветные глаза Отем пленяли его.
– Не могу дождаться, когда мы ляжем в брачную постель, – откровенно призналась она. – Стоит тебе коснуться меня, как я загораюсь желанием и кровь во мне пылает. Хочу сама не знаю чего. Я теряю разум, Себастьян. Думаю, мне пора стать твоей – по крайней мере так я заключила из разговоров с мамой и ее служанками. Разве ты не жаждешь овладеть мной?
Себастьян прерывисто вздохнул.
– Боже, дорогая, конечно! – Он снова обнял ее и неохотно признался: – Отем, мой первый брак был настоящим несчастьем, хотя наши родители устроили его, желая только добра. Но, познав страсть, Элиз сделалась ненасытной. Один мужчина не мог ее удовлетворить. Она ложилась с каждым, кто привлекал ее внимание, не делая различий между дворянином и крестьянином. Я люблю тебя и хочу… Но еще и боюсь.
Отем чуть отодвинулась, и Себастьян увидел, какой решимостью блеснули ее глаза. Раньше он ничего подобного не замечал.
– О, месье, это мне пристало бояться, – заявила она. – А вдруг обнаружится, что мне не по душе соитие? Правда, такое маловероятно. Женщины моей семьи известны своей страстностью… и верностью. Мы не предаем наших супругов. И поскольку я желаю выйти замуж до своего двадцатилетия, которое приходится на октябрь, думаю, лучшей датой венчания будет последнее число августа. Отвечая на вопрос, который так и светится в твоих глазах, дорогой, я откровенно признаюсь, что действительно люблю тебя, Себастьян д’Олерон. Я не стала бы назначать день свадьбы, не будь я в этом уверена.
