Тайные наслаждения - Хейер Джорджетт

– Что ему нужно – так это хорошая долгая пробежка, – заявил Никки, ласково глядя на своего любимца.

– В самом деле? – вежливо спросила Элинор.

– Я всего лишь подумал, кузина, что если вы собрались на прогулку, то могли бы взять его с собой, – пояснил юноша.

– Я знаю, что ты размышлял именно об этом, – парировала она, – но поскольку я прекрасно представляю себе, что это будет за прогулка, то благодарю покорно! Избавь меня от такого счастья!

– Нет, но сейчас он уже умеет вести себя хорошо, – встал на защиту своего любимца Никки. – Я уже научил его, что нельзя давить цыплят или гонять овец, поэтому, если вам не встретится по дороге другая собака, Баунсер не доставит вам ни малейших неприятностей.

– Он уже очень хорошо побегал, гоняя конюха, – отрезала Элинор. – А сегодня я вообще не собиралась на прогулку.

– Что ж, будем надеяться, что уже совсем скоро я сам смогу выгулять его! – заявил Никки.

– Сегодня ты останешься в постели!

– На целый день? Ни за что! Конечно, я встану! Боже милосердный, со мной все в полном порядке, не считая дыры в плече!

Однако девушка взяла с Никки обещание, что он не будет вставать, по крайней мере, до тех пор, пока его не осмотрит доктор Гринлоу, после чего отправилась посовещаться с миссис Барроу. К тому времени как Элинор вышла из кухни, у крыльца уже стояла бричка доктора, а сам он снимал пальто в холле. Миссис Шевиот сообщила ему, что пациент чувствует себя весьма сносно, между тем, провожая доктора наверх, настоятельно попросила не разрешать Никки вставать сегодня с постели. На это Гринлоу сухо ответил: он сомневается, что кто-либо сможет удержать Никки, если ему придет в голову блажь встать.

– Жаль, его брата здесь нет! – вырвалось у Элинор.

– Да, вот его-то мастер Никки послушался бы непременно, – согласился доктор.

– В случившемся я виню только себя!

На лице доктора отразилось легкое удивление.

– Не понимаю, при чем здесь вы, мадам, – сказал он.

Она вдруг вспомнила, что Никки не желал посвящать Гринлоу во все перипетии вчерашнего происшествия, и быстро ответила:

– Потому что я позволила ему остаться здесь на ночь!

– Ах, вот оно что! – протянул тот. – С мастером Никки случается не одно, так другое. Смею вас уверить, он серьезно не пострадал, мадам.

Осмотрев Никки, доктор обнаружил, что рана заживает вполне удовлетворительно, чего и следовало ожидать, и пульс у пациента, хотя и частит слегка, все-таки не внушает опасений. А вот завтрак, которому, как выяснил Гринлоу, Никки воздал должное, он осудил в самых недвусмысленных выражениях, заявив, что на всякий случай пустит ему кровь.

– О нет, только не это! – взмолился юноша, натягивая на себя одеяло до подбородка.

– Да, да, именно это, мастер Ник, – сказал Гринлоу, вновь извлекая на свет божий свой саквояж с инструментами. – Мы же хотим избежать лихорадки, не так ли?

– У меня нет лихорадки, и будь я проклят, если позволю пустить себе кровь!

– Успокойтесь, сэр, я уже неоднократно проделывал с вами эту операцию, и после нее вам становилось только лучше!

Но Никки отказался наотрез и выражал свои протесты столь шумно, что лежавший у его ног Баунсер сел и ощетинился. До сих пор он не обращал ни малейшего внимания на доктора, с которым был знаком, однако сейчас недвусмысленно продемонстрировал свое резко отрицательное отношение к нему, грозно зарычал и запрыгнул на постель, встав над ногами юноши и не позволяя Гринлоу дотронуться до него.

Никки, громко расхохотавшись, схватил пса за загривок.

– Хорошая собачка мой Баунсер! – гордо сказал юноша. – Хватай его, дружище!

– Очень хорошо, – сдался Гринлоу и неохотно улыбнулся. – Но если к полуночи у вас начнется сильный жар, моей вины в том не будет, сэр!

Так что Элинор не особенно и удивилась, когда часом позже увидела, как Никки неуверенно спускается по лестнице. На нем был пестрый халат столь ярких расцветок, что она даже зажмурилась. Юноша сообщил ей, что приобрел его в Оксфорде и сейчас такие тона – последнее веяние моды.

– Подумать только, старый плут опять собирался пустить мне кровь! – пожаловался он. – Я уже и так, наверное, потерял не одну пинту, потому что чувствую себя слабым, как новорожденный котенок!

– Чему удивляться? Ты же должен лежать в постели! – заявила Элинор. – Ладно уж, иди приляг на диван в библиотеке! Но имей в виду – если ты не будешь лежать смирно, то сию же минуту отправишься в постель!

Ответом ей послужила недовольная гримаса, но юноша с явным удовольствием вытянулся на диване, позволив даже поудобнее устроить ему перевязь. Однако он продемонстрировал присущее ему упрямство, когда Барроу принес в библиотеку миску жидкой овсяной каши: Никки заявил, что предпочтет кружку эля с сэндвичем, если таковые найдутся в этом доме. Поскольку он получил твердый отказ, то согласился на компромисс в виде тарелки куриного бульона и бокала горячего сидра с молоком и сахаром. Расправившись с легкой закуской, юноша затеял с Элинор оживленную дискуссию о том, какие шаги следует предпринять, чтобы все-таки изловить неведомого врага. Впрочем, он не успел как следует развить свою мысль, как издалека донесся перезвон дверного колокольчика, и Баунсер с рычанием поднялся.

Элинор пребывала в таком нервном напряжении, что поневоле вздрогнула, а в голове у нее молнией пронеслась мысль о том, что, кто бы ни стоял у входной двери, он пожаловал в особняк с самыми дурными намерениями. Очевидно, Никки преследовали те же навязчивые идеи, потому что он сел на диване и, склонив голову к плечу, внимательно прислушался. Баунсер подошел к двери и ткнулся носом в щель, принюхиваясь, после чего шерсть у него на загривке встала дыбом. Вот по холлу в своей неторопливой манере прошествовал Барроу и зазвучали неразборчивые голоса. Шерсть на загривке Баунсера улеглась, он вдруг яростно завилял хвостом и шумно задышал.

– Это Нед! – воскликнул Никки, лицо которого просветлело.

– О, я очень надеюсь, что ты прав! – вскричала Элинор и, подбежав к двери, распахнула ее.

Скажи ей кто-нибудь об этом всего сутки тому, она ни за что бы не поверила, будто испытает столь искреннюю радость при виде высокой фигуры его светлости, облаченной в длинное пальто для верховой езды с многочисленными воротниками.

– Слава богу, вы здесь, милорд! – с невероятным облегчением выпалила девушка, а потом взглянула на стоявшую рядом с Карлайоном невысокую пожилую леди в старомодной шляпке и поношенной мантилье, надетой поверх простого платья с круглым воланом и короткого шерстяного жакета. – Бекки! – воскликнула девушка, бросившись навстречу даме и заключив ее в жаркие объятия.

– Любовь моя! – пролепетала мисс Бекклз. – Моя дорогая миссис Шевиот!

– Ох, Бекки, пожалуйста, не называй меня так! – взмолилась Элинор. Возбужденная, с пылающими щеками, она повернулась к Карлайону. – А ведь я даже не подозревала, что вы намерены столь быстро привезти ее ко мне, сэр! Я чрезвычайно вам признательна! О боже, и теперь мне особенно стыдно перед вами за случившееся… Ума не приложу, что вы скажете, когда узнаете обо всем, но поверьте, я и представить себе не могла, когда разрешила ему остаться на ночь… Однако, прошу вас, входите же в библиотеку!

Тем временем милорд забавлялся с Баунсером, позволяя псу тянуть его за перчатки, но при этих ее словах поднял голову и брови его удивленно взлетели ко лбу.

– Моя дорогая миссис Шевиот, за что вам должно быть стыдно передо мной? Что-то случилось? – спросил Карлайон.

– Все! – провозгласила она.

Сохраняя свою обычную невозмутимость, к которой сейчас примешивалось лишь легкое удивление, он заметил:

– Исчерпывающий ответ. Я вижу, вы приютили у себя Никки. Да, Баунсер, довольно! Уймись!

В это мгновение в дверях библиотеки появился Никки, левая рука которого интригующе покоилась на перевязи.

– Нед, я чертовски рад видеть тебя! – сообщил юноша. – У нас тут творится такая потеха!

Карлайон разглядывал брата, ничем не выдавая ни своего изумления, ни раздражения.