Словно распустившийся цветок - Митчелл Сири

 — Например, от вас не ожидают, чтобы вы выставляли на всеобщее обозрение свои лодыжки. – Он резким движением одернул мои юбки, взял у меня рук ботинок и решительно опустил его на пол.

 — А почему нет?

 — Потому что предполагается, что у вас их нет.

 Это правило показалось мне необычайно глупым – лодыжки есть у всех. Мы бы не смогли ходить, если бы их у нас не было.

 — Будь это так, меня бы не держали ноги.

 — Тогда, очевидно, лучше выразить это по-иному: я не должен замечать их.

 — Ну так и не замечайте.

 — Можете мне поверить: я стараюсь изо всех сил.

 По какой-то совершенно непонятной мне причине он разговаривал со мной таким тоном, что мне захотелось извиниться перед ним.

 Он повернулся ко мне спиной:

 — От вас не ожидают, что вы станете намекать на то, что носите что-либо еще, помимо платьев и шляпок. А еще от вас не ждут, что вы начнете рассуждать о ботанике с таким видом, будто всерьез разбираетесь в ней, за исключением, пожалуй, того, что вы назовете красивый цветок таковым, когда наткнетесь на него.

 — Послушайте, а вот с этим я решительно не согласна! Вы не можете…

 Он поднял вверх указательный палец:

 — От вас не ожидают, что вы вздумаете выражать протест. Причем по любому поводу.

 — Вы имеете в виду, что я должна молчать, когда…

 — Если это возражение или жалоба, то да, вы не должны озвучивать ее.

 — Короче говоря, этой осенью я не должна ничего рассказывать о своей прежней жизни? Как и о том, что я обо всем этом думаю?

 Повернувшись ко мне лицом, он коротко кивнул:

 — Вот именно.

 — Пожалуй, отсюда следует вывод, что мне будет лучше вообще не открывать рта.

 — Пожалуй.

 — Но тогда возникает вопрос о том, что вообще я делаю в обществе.

 — Не знаю. Почему бы вам не рассказать нам об этом?

 Кто же знал, что мнимый поиск супруга окажется таким невыносимо скучным и утомительным предприятием? Но я должна была поддерживать в них уверенность, что действительно пытаюсь найти его. В противном случае, мне никогда не избавиться от мистера Тримбла. И я улыбнулась, сложив руки на коленях:

 — Я стараюсь найти себе супруга, что мне следовало сделать уже давным-давно. И я не вижу в этом ничего предосудительного.

 Мистер Тримбл с подозрением уставился на меня из-под нахмуренных бровей.

 — Вы ведь не поставите мне в вину стремление соблюсти установленный порядок вещей, а?

 Адмирал неловко похлопал меня по плечу:

 — Вот и молодец. Все правильно. Так и надо. Я знал, что у тебя все получится.

 А вот мистер Тримбл вовсе не выглядел удовлетворенным. Я в который уже раз спросила себя, откуда у него взялись все эти знания, которыми он так любит делиться со мной? Его знакомство с модой можно объяснить наличием у него сестер, но как быть с тем, что ему известен и этикет званых ужинов? Нельзя же всерьез полагать, будто не страдающая наличием нравственных устоев семья допускается к участию в подобных развлечениях, не так ли? Я бы сказала, что нет, нельзя. Как, впрочем, и фермер-овцевод из Богом забытой колонии.

 Я устала от перечисления собственных недостатков, а потому обратилась к мистеру Тримблу. Настала очередь выставить напоказ его недостатки.

 — Полагаю, вы еще не получили никаких известий от Ботанического общества о мемуарах папы?

 Я ожидала уклончивого ответа и внезапного беспокойства, вызванного тем, что он наверняка забыл об этом проекте, но мистер Тримбл меня разочаровал:

 — Получил, если хотите знать.

 Я едва удержалась, чтобы не спросить, каков же был ответ. Когда они с отцом отправятся спать, я всегда смогу найти его сама.

 — Но давайте не будем отклоняться от нашего урока, мисс Уитерсби. Вы должны научиться не высказывать свои мысли прямо и откровенно.

 — То есть, сначала я должна решить для себя, что именно хочу сказать, а потом придумать, как не сказать этого? Для этого потребуются недюжинные усилия, мистер Тримбл. Как мне представляется, занятие это – крайне неэффективное.

 — Неэффективность – лишь синоним слова politesse [45], мисс Уитерсби. Вот, допустим, представьте себе, что я ношу… – Окинув комнату быстрым взглядом, он потянулся за диванной подушкой и водрузил ее себе на голову. – Представьте, что вы только что были мне представлены и видите на голове у меня вот эту подушку.

 — Вы сошли с ума?

 — Ай-ай-ай. Так не годится. Я же только что объяснил, что нельзя высказывать вслух все те мысли, что приходят вам в голову.

 — Даже я на такое не сподобилась бы.

 — Вы – умная женщина, мисс Уитерсби. Уверен, что вы можете придумать и куда более остроумный ответ.

 — Что же, я и теперь должна быть умной? Вы требуете от меня слишком многого.

 Адмирал и отец наблюдали за нами с нескрываемой тревогой и беспокойством.

 — Чтобы выжить в столовых и бальных залах Оуэрвича, вы должны до предела отточить свои умственные способности, смекалку и острословие. Иначе для городских сплетниц вы превратитесь в девочку для битья.

 — Очень может быть. Но какое мне дело до того, что вы решили разгуливать с диванной подушкой на голове?

 — Я пренебрегаю всеми ожиданиями высшего света, мисс Уитерсби, и потому мое поведение становится нетерпимым. Вы не можете открыто заявить мне об этом, но при этом должны немедленно поставить меня на место, иначе весь сезон будете страдать от моей дерзости и нахальства.

 — На мой взгляд, ваша собственная глупость в этом случае станет вам достаточным наказанием. – А потом на меня словно снизошло озарение, и я вспомнила слова миссис Биквит, сказанные ею при первой нашей встрече. – Полагаю, что до сих пор не встречала никого, кто был бы настолько уверен в своем полном праве нарушать общепринятые нормы поведения, мистер Тримбл.

 Адмирал фыркнул.

 Мистер Тримбл захлопал в ладоши:

 — Очень хорошо, мисс Уитерсби! Оказывается, вы не безнадежны.

 Когда я впервые услыхала эти слова, то сочла их комплиментом, но теперь сообразила, что это было оскорбление. Пожалуй, я и впрямь презираю миссис Биквит.

 — С вами все в порядке, мисс Уитерсби?

 — Что?

 — Вы чем-то расстроены?

 — Нет. Полагаю, что могу смело утверждать – этот урок я усвоила накрепко. И постараюсь не забыть его.

ГЛАВА 12

 На следующее утро, когда я сошла вниз и осторожно заглянула в малую гостиную, моему изумлению не было предела. Все стопки бумаг бесследно исчезли. Как и разбросанные повсюду рукописи и гранки. И даже на моем столе не было ни одного листочка!

 Завидев меня, мистер Тримбл поднял голову и встал:

 — Я могу вам чем-либо помочь?

 — Что… что…

 — Что?

 — Что случилось? – И откуда у нас взялся ковер цвета бордо? И вон тот голубой стул в углу? – Я кивнула на него. – Он – новый?

 — Нет, я всего лишь освободил его. Хотя выглядит он недурно. Работы Роберта Адама [46], если не ошибаюсь. – Подойдя к буфету, он открыл дверцу. – А еще я нашел вот это. – Он протянул мне жестянку с сухим печеньем. – И вот это. – Он показал мне лакированную коробочку, в которой я узнала шкатулку матери.

 — Я совсем забыла о ней! – Я приняла у него из рук шкатулку.

 — А еще я обнаружил высохшую мышь вон в том керамическом кувшине у дивана. Должно быть, она свалилась внутрь и оказалась в ловушке, когда сверху на него положили журналы.

 Я не удержалась и содрогнулась всем телом.

 — А теперь, как вы правильно заметили, у вас появился новый стул, которому можно найти применение.

 — Но куда подевалось все остальное?

 — Если под «всем остальным» вы подразумеваете счета, квитанции, черновики докладов и иллюстрации, то они помещены каждый на свое место.

 — Куда именно?

 Он взглянул на меня с таким видом, словно я отпустила неудачную шутку.

 — В выдвижные ящики и секретеры, где обычно и лежат вещи подобного рода.