Джоди Хедланд - Свет твоих глаз
Но вместо этого Пьер подхватил Анжелику на руки и мягко прижал к груди. Она тихо ахнула, но не возразила. Он рывком открыл дверь и вышел наружу, бросив через плечо полный презрения взгляд.
– Будь уверен, мисс Мак-Дугал узнает, как ты обращаешься с Анжеликой. Думаю, ее ничуть не порадует это открытие.
Пьер с удовольствием отметил, как Эбенезер встревоженно хмурится, и грохнул за собой дверью изо всех сил.
– Анжелика, ma chérie? – Пьер вгляделся в ее измученное лицо. – Скажи, что не так, чем я могу тебе помочь?
– Мне бы попить, – прошептала она растрескавшимися губами.
Пьер опустился на колени, аккуратно поддерживая Анжелику, а потом потянулся к кожаной фляге, которую носил на поясе. Выдернул пробку и поднес флягу к губам девушки. Несколько минут она пила, а затем слабо кивнула.
– Так-то лучше.
– Только не говори мне, что Эбенезер все эти два дня не давал тебе пить, – сказал Пьер, вешая флягу обратно на пояс и задевая пальцами охотничий нож. – Потому что если так, мне придется вернуться и заколоть эту свинью.
Она ничего не сказала, но ответ ясно читался в ее глазах.
Этот напыщенный гад лишил ее не только еды, но и воды. И, учитывая душную жару на чердаке, Анжелика могла умереть, если бы Пьер не спас ее вовремя.
Он напрягся и зарычал. И начал опускать ее на землю, зная, что у него не осталось выбора: он должен вернуться на постоялый двор и убедиться, что Эбенезер больше никогда не сможет причинить ей вреда.
Но Анжелика обняла его за шею:
– Нет, Пьер. Пожалуйста, не делай ничего сгоряча. Пожалуйста.
Пьер помотал головой и попытался высвободиться из ее рук.
– Я преподам этому ублюдку урок, которого он никогда не забудет.
– И тем самым сделаешь мне только хуже. – Ее карие глаза широко раскрылись, невидящий взгляд пропал, сменившись чистотой и открытостью, которые он так любил.
Пьер мрачно покосился на двери таверны.
– Пьер, со мной все будет в порядке. Особенно теперь, когда я с тобой.
Он снова поднялся, крепче прижимая ее к груди, не в силах отпустить. Все тело ныло от подавленного импульса, от необходимости отомстить.
Но мольбе в глазах Анжелики было невозможно отказать.
– Ладно. Тогда я забираю тебя домой и готовлю тебе хороший обед.
Она ответила слабой улыбкой.
* * *Анжелика прижалась щекой к грубой ткани его рубашки.
– Пьер, я могу идти, – сказала она, зная, что голосу недостает уверенности.
– О, так ты намекаешь, что я недостаточно силен, чтобы тебя нести?
Из его голоса наконец-то исчезла ярость, которая так ее напугала. Анжелика была уверена, что он действительно бросится обратно в таверну и прикончит Эбенезера.
– Ты такой слабак, Пьер.
Он поднял ее повыше.
– Ты совершенно ничего не весишь.
И снова злость пробралась в его голос.
Анжелика крепче обняла его за шею, стараясь забыть о пытке последних дней. Во рту все потрескалось от жажды, она то и дело теряла сознание. Эбенезер и раньше не давал ей еды – это было его любимое наказание. Но впервые за все эти годы он запретил ей также и пить.
Она никогда еще не видела его в такой ярости, как в тот вечер, когда он узнал, что она покидала таверну. Нет, он не кричал и не бросался на нее, но неистовая ярость в его глазах сказала Анжелике, что в этот раз она зашла слишком далеко, что он ни за что не простит ей опасность, которой подверглись его жена и новорожденный ребенок.
Он хотел, чтобы она умерла? Был готов избавиться от нее, устав возиться все эти годы? Особенно учитывая жалобы Бетти… Анжелика слышала каждое злобное слово, доносившееся на чердак сквозь трещины в полу. Бетти умоляла его избавиться от падчерицы, выдать ее замуж как можно скорее.
Она содрогнулась.
– Этот человек – чудовище. – Пьер сильнее прижал ее к груди. – И сумасшедший.
При всех недостатках Эбенезера Анжелика не могла забыть о том, что он сделал для нее после смерти матери. Если бы не он, она оказалась бы на улице. Когда матушки не стало, Тереза говорила о том, что нужно уехать с Мичилимакинака и отправиться на восток, поселиться в одном из больших городов. Но на что бы они жили? Какую работу они могли бы там отыскать?
Анжелика умоляла Терезу остаться. И сестра осталась.
Эбенезер никогда не угрожал тем, что выгонит их. Он ни разу не пожаловался на то, что вынужден жить с ними в одном доме, что ему нужно кормить лишние рты и тратить деньги на их одежду. Пусть он не был щедр и не испытывал к ним отцовских чувств, но он обеспечил им безопасность.
И после всех тех лет, что он давал ей приют, Анжелика не могла поверить, что Эбенезер решился ее убить. Это был бы слишком большой грех. Нет, он скорее выдаст ее замуж и отправит прочь, как сделал с Терезой.
Но она не позволит этому случиться.
Анжелика уткнулась носом в рубашку Пьера и вдохнула его запах – запах дыма и пряных трав, которые он добавлял в еду, когда готовил этим утром для Мириам.
– Дать тебе еще воды? – Его дыхание щекотало ей шею.
– Нет, мне уже лучше, спасибо. – Они несколько раз останавливались, чтобы Пьер мог ее напоить, и Анжелика начала оживать.
Она все еще ощущала слабость и головокружение, но, по крайней мере, пришла в себя. Чувства вернулись. Она позволила своим пальцам коснуться кудрявых волос на его затылке. Каштановые пряди под пальцами были тяжелыми и прохладными.
Сердце часто билось от такой близости. От того, что Пьер несет ее на руках, от того, что он беспокоился и пришел спасти ее.
– Спасибо, что спас мне жизнь.
– Пожалуйста. Ты разве не знала, что это моя секретная работа? Спасать прекрасных дам из затруднительных положений?
Ее пальцы, словно обретя собственную волю, погладили его по шее, провели линию до щетины, темной тенью окольцовывавшей его подбородок. Анжелика погладила сильную линию подбородка, изумляясь ощущению колкости под пальцами.
Пьер сбился с шага.
Она знала, что должна остановиться, что у нее нет права прикасаться к нему с такой фамильярностью. Но благодарность пронизывала ее душу, благодарность и что-то еще, чему Анжелика не могла подобрать названия, что-то сладкое и почти болезненное.
– Полагаю, ты требуешь плату с тех, кого спасаешь? – весело спросила она.
Пьер резко остановился и наклонил голову, чтобы встретиться с ней глазами. От темного напряженного взгляда в ее животе разгорелся пожар. В тени окружающего их леса глаза Пьера казались еще темнее, еще бездоннее.
На миг Анжелике даже показалось, что они одни на этом острове, что это их дом, в котором они обязательно должны быть вместе. Густой мох на камнях и стволах деревьев, цветы под ногами, высокие папоротники закрывали их от мира, словно стены уютного дома.
Его взгляд задержался на губах Анжелики.
– Кажется, я знаю, какая плата понравится мне более всех остальных.
Она взглянула на его волевой рот. И память о поцелуе, который они разделили, вернулась, чтобы дразнить Анжелику мягкостью и сладостью его губ. Она не могла отрицать, что сама думала о том, как бы поцеловать его снова.
Ей не хотелось сопротивляться. Она чувствовала, как напрягается ее тело от предвкушения того, что последует. Но память несла с собой и предупреждение о том, что она не может позволить себе новой боли.
– Я не могу, Пьер, – прошептала она и спрятала лицо, уткнувшись в его шею, чтобы не поддаться соблазну его поцелуя. Но соленая влажная кожа манила ее еще больше. Анжелика мягко коснулась ее губами и немедленно осознала свою ошибку.
Пьер резко втянул воздух.
– Анжелика, – его голос охрип. – Если ты не хочешь со мной целоваться, то у тебя странный способ это продемонстрировать.
Она вздрогнула от стыда и отстранилась. Несколько секунд он стоял неподвижно, и она не смела даже дышать, опасаясь, что снова утратит контроль над собой.
И вот наконец Пьер перевел дыхание и зашагал вперед. Через несколько минут они достигли фермы. Он ничего не говорил, пока нес ее в дом и опускал на кресло.
Мириам принялась хлопотать вокруг, ее нежные пальцы наносили бальзам на кожу Анжелики, а ласковые слова смягчали ее душу.
Анжелике хотелось игнорировать Пьера, который начал делать салат из листьев одуванчика, дикой горчицы и щавеля и готовить запеканку из кукурузной муки, но она просто не могла не следить за каждым его движением. Впервые она была рада, что Мириам не может ее видеть. И все же Мириам странно затихла и слепо уставилась на нее со своего места за столом, словно пытаясь заглянуть в глубину души Анжелики.
– Ну какой идиот может искренне верить, что помогает кому-то, запирая ее на чердаке? – спрашивал Пьер.
Анжелика перестала разглядывать его спину, и взгляд тут же метнулся к локонам на его шее, в которые она совсем недавно запускала пальцы.
