Роковой поцелуй - Хейер Джорджетт

– Я ездила на всех лошадях своего отца, но мне еще никогда не попадались такие легкоуздые кони, как ваши, сэр.

– Обо мне говорят, что я разбираюсь в лошадях, мисс Тавернер, – откликнулся граф.

Прогуливаясь по аллее под руку с досточтимым Фредериком Бингом, сэр Гарри Пейтон ошеломленно ахнул и воскликнул:

– Святой боже, Пудель, смотри! Бешеный Уорт!

– Так оно и есть, – согласился мистер Бинг, продолжая нахально изучать через лорнет стайку юных леди.

– Но его серыми в яблоках управляет какая-то дамочка! И дьявольски красивая при этом!

Слова приятеля настолько поразили мистера Бинга, что он поспешно перевел взгляд на коляску.

– Чертовски странно с его стороны. Пожалуй, это и есть мисс Тавернер – его подопечная. Я слышал, она девушка потрясающей красоты. Сто́ит восемьдесят тысяч, как мне говорили.

Но сэр Гарри не слушал его.

– Расскажи мне кто об этом – я бы не поверил! Уорт или сошел с ума, или влюбился! И Генри тоже! Вот что я тебе скажу, Пудель: это означает, что я наконец-то заполучу Генри!

Однако мистер Бинг лишь с умудренным видом покачал головой.

– Уорт ни за что не отпустит его. Ты же знаешь, Бешеный Уорт настолько неразлучен со своим грумом, что это уже стало притчей во языцех. Говорят, он был трубочистом до того, как Уорт нашел его.

– Был. И, если я знаю Генри, теперь он недолго задержится у лорда Уорта.

Но он ошибся. Когда коляска вновь остановилась на Брук-стрит, в остром взгляде Генри, устремленном на мисс Тавернер, читалось нечто вроде уважения.

– Это не то, к чему я привык, или что одобряю, – заявил он, – но вы обращаетесь с ними очень хорошо, мисс, очень хорошо обращаетесь с ними!

Граф помог своей подопечной сойти на землю.

– Можете покупать свой фаэтон с высокой посадкой, – сказал он. – Только передайте Перегрину: подходящую упряжку я подберу для вас сам.

– Вы очень добры, сэр, но Перегрин вполне способен самостоятельно подобрать для меня лошадей.

– Я отдаю должное вашей вполне естественной пристрастности, мисс Тавернер, однако это зашло уже слишком далеко, – заявил граф.

Дворецкий распахнул перед ней дверь прежде, чем она успела придумать сокрушительный ответ. Девушка сообразила, что не подобает ссориться со своим опекуном на глазах у слуги, посему лишь спросила у него, не зайдет ли он в дом.

Но его светлость, отказавшись, отвесил ей поклон на прощание и сбежал по ступенькам обратно к своему экипажу.

Мисс Тавернер разрывалась между негодованием на его высокомерное вмешательство в ее дела и удовлетворением, ведь теперь совершенно уверилась в том, что получит именно тех лошадей, какие ей нужны.

Через несколько дней благородная публика в Гайд-парке была до глубины души поражена зрелищем богачки мисс Тавернер, управляющей прекрасной парой гнедых лошадей, запряженных в изысканный спортивный фаэтон с двойным облучком, выгнутым с лебединым изяществом. Ее сопровождал грум в ливрее, а сама она (памятуя совет мистера Бруммеля) держалась с независимой самоуверенностью, превосходно разбавленной показным равнодушием к тому фурору, который произвело ее появление. И так уж получилось, что по Парку как раз прогуливался мистер Бруммель вместе со своим другом Джеком Ли. Он не преминул помахать ей рукой, и мисс Тавернер, подъехав, остановилась, лукаво глядя на него.

– Я шокирована, сэр; ведь вас увидят разговаривающим с такой неподходящей особой, как я.

– Сударыня, давайте более не будем говорить об этом! – взмолился Бруммель. – Рядом никого нет, и подслушать нас некому.

Она, рассмеявшись, позволила познакомить себя с мистером Ли и после недолгой беседы покатила дальше.

Уже через неделю фаэтон состоятельной мисс Тавернер превратился в одну из достопримечательностей города, и несколько отчаянных дам попробовали обзавестись чем-то подобным. Но, поскольку никто из них, за исключением леди Лейд, особы столь вульгарной и низкорожденной (до замужества за сэром Джоном она была любовницей одного грабителя с большой дороги, известного под кличкой Шестнадцатиструнный Джек), что ее можно было не считать, не мог управлять и одной лошадью, не говоря уже о паре, с ловкостью, хотя бы отдаленно напоминающей ту, которую демонстрировала мисс Тавернер, то эти попытки так ни к чему и не привели. Ни борьба с непокорной лошадью, ни скучная поездка на смирной кобыле не добавили бы привлекательности и значимости ни одной даме, когда мимо проносилась бы на своем высоком фаэтоне великолепная и бесстрашная мисс Тавернер. И ей позволили не иметь себе равных, управляя собственной парой гнедых.

Впрочем, она отнюдь не всегда каталась на своем фаэтоне. Иногда ездила верхом, обычно в обществе брата, изредка – вместе с очаровательными дочерями лорда Энглси и очень часто – со своим кузеном, мистером Бернардом Тавернером. Она предпочитала норовистого вороного скакуна, и вскоре его уже так же хорошо знали, как и знаменитую длиннохвостую кобылу лорда Мортона. Джудит сполна овладела искусством выделяться из толпы себе подобных.

Всего через месяц Тавернеры стали своими в высшем свете, и даже миссис Скаттергуд вынуждена была признать: опасаться, по-видимому, более нечего. Перегрин не только стал членом «Уайтса». Он исхитрился получить доступ к «Вотьерзу», бессменный президент которого, мистер Бруммель, был вынужден выбрать белый шар вместо черного после того, как лорд Сефтон заверил его: Перегрин не принесет с собой безошибочного запаха конюшни или горелой ковки – ароматов, кои, как мистеру Бруммелю было известно по собственному опыту, слишком часто сопровождали деревенских эсквайров.

В качестве гостя мистера Фитцджона он побывал на заседании «Избранного общества любителей говяжьих стейков», состоявшемся в театре «Лицеум». Там имел счастье лицезреть потрясающую и забавную личность – самого герцога Норфолка, который ввалился туда словно пьяный трактирщик и председательствовал на обеде в несвежей сорочке и старом синем сюртуке. Герцог съел больше всех бифштексов, веселился от души и заснул прямо за столом задолго до окончания мероприятия.

Перегрин начал брать уроки кулачного боя в спортивной школе Джексона; стрелял из пистолета в тире Мэнтона; фехтовал у Анжело; пил джин в таверне у Криббза; ездил на скачки в собственном тильбюри и, в целом, вел себя так, как подобает состоятельным молодым джентльменам, не считающим себя завзятыми денди. В его речи начали проскальзывать жаргонные словечки, он проигрывал большие суммы в макао [51] или на пари со своими приятелями, пил, пожалуй, слишком много и начал все чаще давать сестре поводы для беспокойства. Когда же она попробовала дружески попенять ему за это, Перри лишь рассмеялся в ответ и заверил: на него можно положиться в том, что он знает меру, после чего отправился куда-то в компании разудалых джентльменов и вернулся уже под утро, основательно подшофе – или, как он сам выразился, чуточку перебрав.

Джудит обратилась за советом к своему кузену. Она понимала, что никогда не станет настолько близка с адмиралом, а вот Бернард Тавернер очень быстро превратился в ее верного друга.

Он внимательно выслушал кузину; согласился с ней в том, что Перегрин слишком спешит жить, но мягко заметил:

– Вы знаете, я готов сделать для вас все, что в моих силах. Я сам вижу все то, о чем вы только что мне рассказали, и мне непонятно происходящее, как и то, почему лорд Уорт до сих пор не вмешался.

Джудит обратила на него свой ясный взор.

– А разве вы не можете сделать это? – осведомилась она.

В ответ он лишь улыбнулся.

– У меня нет на это права, кузина. Или вы полагаете, будто Перри станет меня слушать? Я, например, совершенно уверен в обратном. Он сочтет меня занудой, и наши отношения будут испорчены бесповоротно. Думаю… – он заколебался. – Я могу говорить откровенно?

– Безусловно.

– В таком случае скажу, что настало время лорду Уорту применить свою власть. Он один имеет на это право.