Араминта Холл - Всё или ничего
– Полагаю, вы, мальчики, можете погулять с детьми по ферме. Почему бы им не поиграть на сене? А у нас с Рут появится возможность немного поболтать.
Никто не хотел делать то, что предлагала Марго, но никто не осмелился возражать вслух. Рут решила даже не смотреть на Кристиана, войти в дом, а со всем дерьмом разобраться на обратном пути.
Дом был великолепным не только снаружи, но и внутри, что почему-то еще больше расстроило Рут. Марго сумела создать видимость некоего беспорядка, который выглядел комфортабельным и привлекательным, где все прекрасно сочеталось, и, хотя Рут знала, сколько на это нужно труда, она все равно была очарована. Они вошли в белую кухню, уставленную буфетами и увешанную полками, переполненными иногда битой, но все равно прелестной керамической посудой. Марго жестом предложила ей сесть за обязательный длинный деревянный стол с букетом цветов в центре, которые, как догадывалась Рут, были собраны здесь, на ферме.
– Что хотите выпить? – спросила Марго.
– Я бы не отказалась от кофе, – ответила Рут.
Марго нахмурилась:
– Простите, в этом доме мы кофе не держим. Зато имеется травяной чай самых разных сортов.
Рут ненавидела травяной чай.
– Ладно, не беспокойтесь. Я выпью то же, что и вы.
Когда чайник засвистел, Рут вспомнила, зачем она сюда приехала, и попыталась придумать вопросы, чтобы задать этому идеалу безупречности, но никак не могла сообразить, что бы ей хотелось знать.
– Итак, – начала она, надеясь, что что-нибудь обязательно всплывет. Марго протянула ей кружку с пурпурной жидкостью. – Какой дивный дом!
Марго явно привыкла к похвалам в адрес дома.
– Здесь были практически развалины, когда мы его нашли. Но мы разглядели его потенциал, и потом, мы не боимся трудностей.
– Вы давно здесь живете?
– Четыре года.
– Значит, все переделки вы осуществляли уже с детьми?
– С некоторыми. Двое родились в процессе. – Марго засмеялась, она привыкла, чтобы ей говорили, какая она замечательная, но Рут не могла выдавить из себя этот комплимент.
– Вики, редактор, с которой вы разговаривали, сказала мне, что вы и Чарли раньше работали в городе.
– Это так. Мы занимались инвестициями – расплата за наши грехи.
– Такая резкая смена обстановки – город и эта ферма.
– Да. Очень резкая.
– Что вас на это толкнуло? – Разговор с Марго немного напоминал Рут чтение журнала «ОК». Она чувствовала себя грязной и недостойной, но при этом, к собственному удивлению, завидовала.
– Полагаю, это был один из моментов типа «эврика». Мы с Чарли поехали отдыхать в Грецию, и я вдруг поняла, что, пока нас нет, няня укладывает Джаспера и Санни каждый вечер в постель. И я сказала Чарли: разве мы не заработали достаточно денег? Разве ты не считаешь, что мы могли бы, черт возьми, остановиться? Я ждала, что последует жуткая ссора, а он посмотрел на меня и сказал: ладно, думаю, мы можем себе это позволить. Мы с ним уволились на следующий день после возвращения из отпуска, выставили дом на продажу и нашли этот, все в течение месяца.
Неужели у людей бывают моменты «эврика» и из языковой сферы они переносят это понятие в реальную жизнь? Рут сильно сомневалась, но все же рассмеялась и сказала с напускной жизнерадостностью:
– Вот это хороший муж.
– У нас с Чарли крепкая связь, – подтвердила Марго. – Мы интуитивно чувствуем, когда другому что-нибудь нужно.
Рут хотелось выплеснуть Марго в физиономию ее мерзкий чай. Ее рука задрожала на ручке кружки, и она прикинула, не будет ли это явным свидетельством того, что она рехнулась, после чего ее упекут в психушку. Вместо этого она спросила:
– Вы имели представление, чем будете заниматься?
– Тогда – ни малейшего.
– Выходит, у вас было достаточно денег, чтобы ничего не делать?
– Не совсем. Но на год бы, пожалуй, хватило.
– Смелый поступок.
– Мне показалось это необходимым. Смелость тут ни при чем.
– В смысле?
Марго слегка рассердилась:
– Мне думается, что иногда ты достигаешь такого этапа в своей жизни, когда понимаешь, что ничего не выходит и нужно либо все изменить, либо смириться.
Рут задумалась, было ли в том, что говорила Марго, что-то реальное. Она могла представить себе, как Марго кричит на Чарли или рыдает, когда думает, что никто не видит, но сомневалась, что Марго может снять свою маску на публике. Тоскливо говорить с человеком, который не скажет ничего, кроме того, что вы, по его разумению, хотите от него услышать, или того, что он хочет, чтобы вы услышали. Но было ужасно слышать себя в Марго, слушать, как неприятная тебе женщина высказывает твои собственные желания. Она попробовала другой вопрос:
– Вы об этом никогда не жалели?
Младенец начал плакать, так что Марго взяла ребенка и принялась кормить. Рут вспомнила ощущения и удивилась, почувствовав внутреннюю реакцию.
– Нет, думаю, что нет. Было нелегко, но ведь достичь чего-то стоящего всегда нелегко, разве вы сами это не обнаруживали?
– В каком смысле нелегко?
– Ну, знаете, ремонтировать дом таких размеров – настоящий кошмар. И затем начать бизнес, обнаружив, что это не столько касается того, что вы делаете, сколько банков и кредитов и перепуганных мужчин, которые уверяют тебя, что ты рехнулась. – Марго рассмеялась, и Рут поняла, что ее снова обвели вокруг пальца.
Рут посмотрела на свои записи. Она могла написать эту статью с закрытыми глазами. Наверное, нет никакой необходимости брать у Марго интервью.
– А как появилась эта идея насчет мыла?
Тут она получила по заслугам. Рут дала возможность Марго прочитать ей лекцию насчет производства и упаковки мыла.
Прошел почти час, и Рут безумно хотелось уйти, но она с ужасом думала, что придется встретиться с Кристианом, и поэтому приятно удивилась, выйдя из дома и увидав, что он смеется над чем-то с Чарли. Но она не спешила расслабляться, потому что с Кристианом ничего никогда нельзя знать наверняка. Его настроение меняется мгновенно. Так что она не знала, что ее ожидает, когда они выезжали из ворот фермы. Но он продолжал улыбаться.
– Черт, настоящая классика, – сказал Кристиан.
– Какая классика? – поинтересовалась Рут, роясь в сумке в поисках бутылочки для Хэла.
– Не знаю, что тебе рассказала Марго, но ее муж тот еще тип. Он ее ненавидит.
– Не говори глупости.
– Точно, клянусь, я правду тебе говорю. Это было потрясающе. У него по всей ферме спрятаны косяки и бутылки виски. Он чертовски зол.
– Что его злит?
Бетти пинала ногами спинку сидения Рут.
– Ее самодовольная чушь главным образом.
– Ты же с ней даже не разговаривал.
– Так это и не требуется. Видно, что она подлая.
Рут понимала, что это тот момент, когда она может согласиться с мужем. Они дружно посмеются, и все будет в порядке. Но у них никогда так не получалось. Что-то в его уверенности, что он может судить, и, возможно, удовольствие, которое он получал от несчастья другого, задели ее.
– Не такая уж она плохая. Черт, по крайней мере, она пытается что-то сделать, улучшить.
Кристиан фыркнул:
– Что улучшить?
– Жизнь.
– Ты знаешь, что эту ферму купил им ее отец? Она из богатеньких. Заставила Чарли бросить работу и все остальное ради того, чтобы жить на ферме и делать это говенное мыло, на котором никогда не удастся заработать.
– Ты так говоришь, как будто у него нет ни силы воли, ни характера. Он же мог отказаться.
– Ничего он не мог, ты знаешь, как это бывает.
Рут повернулась, чтобы взглянуть на мужественный профиль мужа:
– Что ты такое говоришь? Словно вы, несчастные мужчины, должны делать все, чтобы осчастливить нас, женщин, у которых не все дома.
– Нет, Рут. Я говорю о Чарли и Марго. Он рассказал, что несколько лет назад они поехали в отпуск, так она каждый день рыдала и отказывалась вылезать из постели, пока он не согласился вместе с ней уехать из Лондона.
– Ты в самом деле считаешь, что им лучше было бы остаться в Лондоне, целыми днями работать и никогда не видеть своих детей?
– Не обязательно, но я не думаю, что им стоило трогаться с места и разыгрывать из себя идеальных семейных робинзонов, каковыми они в самом деле не являются.
– Не то что мы. – Рут слышала, как повышается ее голос. Она поняла, что Кристиан считает, будто это он услышал настоящую историю. Более чем уверен, у него даже сомнений не возникает. Рут, с другой стороны, всегда болезненно реагировала на то, что стоит за словами. Иногда она всю беседу чувствовала себя марионеткой, разговаривающей с другой марионеткой, и пыталась догадаться, что на самом деле ощущает ее собеседник, что скрывается за его публичным лицом. Кристиан же верил, что люди такие, какими кажутся. Он до сих пор не понял, что у каждого есть фасад, что все рыдают на кухне и ковыряют в носу, сидя перед телевизором.
– Черт, что тебя грызет?
– Папа сказал «черт», – сообщила Бетти с заднего сиденья.
– Ты меня грызешь, – сказала Рут. – Меня раздражает твоя лицемерная чушь.
