Араминта Холл - Всё или ничего
Для мужчин все по-другому, хотелось ей сказать, но она так и не рискнула это выговорить. Женщины их растят; мы отдаем им годы своей жизни, мы уродуем себя, наполняем свое тело чужими гормонами. Разумеется, мы не возвращаемся потом к норме. Черт, да вы, мужчины, даже половины всего не знаете. Как только появляется ребенок – все, мы уже больше не единое целое, даже после того как обрежут пуповину. Но чтобы Кристиан это понял, он должен переступить через себя, а на это никто не способен.
Рут помнила, как он объяснял ей все, когда они сидели за этим самым столом. Бетти уже спала, а Хэл еще не выбрался из нее. Она главным образом помнила, как держала все в себе, старалась не кричать, не ругаться грязными словами, не явиться к нему на работу и не вцепиться Саре в волосы, не посылать ему по десятку оскорбительных записок в течение дня. К тому времени, как она снова начала говорить с Кристианом по вечерам, она чувствовала себя так, будто съела слишком много дешевых гамбургеров и теперь те застряли у нее в горле. Но как только они стали разговаривать, она ощутила себя изголодавшейся, ей отчаянно хотелось узнать подробности, и она поглощала каждый кусочек информации в надежде, что хоть как-нибудь сможет добраться до сути.
Хуже всего было то, что Рут знала – и знает до сих пор, – что у Кристиана были основания; все, что он говорил, было правдой. Она знала, что должна взвалить на себя ответственность, но не понимала, почему должна нести весь груз вины или почему он должен был донести до нее эти основания таким способом. Только будь осторожна, сказала ей как-то Сэлли, когда она решила позволить ему остаться, не поступай так только потому, что чувствуешь себя уязвимой, делай это, если действительно хочешь, чтобы он остался. Но Рут тогда не могла разобраться в своих чувствах, не могла отделить свою потребность в помощи от любви к мужу.
Сэлли сказала еще одну вещь, это уже прямо со страниц «Viva». Если он оказался способным сделать это однажды, он вполне может сделать это снова. Разумеется, Кристиан божился, что это неправда, что он вовсе не хотел ей изменять, что никогда не изменял ей раньше. И Рут ему верила. Она знала, что глубоко внутри он человек порядочный, кому в случае необходимости можно было довериться. Она не беспокоилась, случалось ли такое раньше, и не задумывалась, посещает ли он клубы грязных танцев и не ищет ли себе новую пассию. Но она также знала, что он слаб, и теперь, сидя за кухонным столом, она осознала, что их жизнь катится по старой колее, а это опасно.
Я тебя люблю, сказал он ей несколько ночей спустя после того, как переспал с девушкой из офиса, которая была от него беременна, несмотря на то что Рут самой предстояло рожать через три недели. Я никогда не переставал тебя любить. Я люблю тебя с того момента, как первый раз тебя увидел, и это остается со мной всегда. И Рут знала, что это правда. Она все еще помнила тот обвал эмоций, который оглушил их, когда они в первый раз встретились. Они забыли про порядочность и правила приличия и провели первые несколько недель, изливая друг другу души, все вперемешку, забыв про сон. Не было ни малейших сомнений, что они проведут оставшуюся жизнь вместе. Если бы они могли вернуться в тот момент. Если бы смогли провести еще хотя бы одну ночь на ее тонком студенческом матрасе, отдернув нейлоновую занавеску на окне и встречая зарю. Они лежали, голые и прекрасные, и мечтали, чтобы каждый день стал таким же потрясающим событием в их жизни.
Иногда Агата испытывала потребность все записать на бумагу, чтобы как следует разобраться. Голова порой казалась ей слишком забитой всеми этими историями. Не то чтобы она была лгуньей, как предположила та дура в больнице, но она считала, что все придумывают для себя истории, чтобы было легче жить. Порой трудно не сказать людям то, что им хочется услышать. И вообще это никакое не вранье. Врать нехорошо. Люди врут, чтобы настоять на своем, тогда как было бы лучше, если бы они этого не делали. Врунья, врунья, хором кричали дети в школе. Ничего подобного, хотелось ей крикнуть в ответ. Я говорю вам то, что вы хотите слышать, а вы слишком глупы, чтобы это понять.
Это вовсе не ложь, если ты просто не расскажешь маме и папе, сказал дядя Гарри. Хотя на самом деле все, связанное с ним, было ложью, он даже дядей ей не приходился. Он не возил ее по воскресеньям на сборы девочек-скаутов. Вместо этого он отвозил ее на Эклз-хилл и говорил, что нет ничего плохого в том, чем они занимаются. Ей понадобились годы, чтобы понять, что он лгал, хотя каким-то образом она с самого начала знала, что это неправильно, поэтому не могла рассказать родителям.
Хэл был настоящим, и Агата наверняка была послана, чтобы спасти его. Она записала в свой блокнот некоторые простые факты.
Хэлу кажется, что есть тяжело.
Я учу Хэла есть.
Хэл меня любит.
Я люблю Хэла.
Рут и Кристиан его не понимают.
Он счастливее со мной, чем с ними.
Все было так просто, что Агате захотелось петь. Именно этого она ждала всю свою жизнь. Именно это и было любовью, возможностью давать и брать, никого не обижая, любовью, которая существует сама по себе, в свое время и на своем месте и не связана с грязью.
Хэл уже ел йогурты, шоколадные конфеты, бананы и бутерброды с паштетом. Агате хотелось рассказать о его великолепных достижениях в день его рождения, после чего Рут и Кристиан будут ей так благодарны, что оставят в доме навсегда. Но теперь уже казалось, что этого будет недостаточно. Они оба стали такими отстраненными и рассеянными, что Агата даже сомневалась, будут ли они в таком восторге, как она надеялась. С того дня, как Рут поручила ей организовать вечеринку, она не задала ни одного вопроса. У Агаты даже не было списка гостей, хотя до дня рождения осталось всего десять дней.
За последние несколько дней Агата обнаружила, что Рут мало чем отличается от ее собственной матери. Обе были рассеянными, усталыми и плохо организованными, слишком многое оставляли на авось. Еще ребенком ей очень хотелось встряхнуть мать, когда та суетилась в кухне, забывая расставить все по местам или что-то доделать до конца. Она всегда хотела спать, когда Агата пыталась ей почитать, и была всегда занята и не в состоянии помочь с уроками. Именно на этой стадии, когда ты передаешь другим людям ответственность за своего ребенка, и случаются всякие плохие вещи. Агата не хотела, чтобы сложилась ситуация, когда плохие вещи могут произойти с Хэлом.
Агата боялась, что во время поездки на эту дурацкую ферму, которую Рут запланировала на следующий день, Хэл что-нибудь съест. Ей пришлось решать, как поступить. Если она скажет Хэлу, чтобы он не ел, это может отбросить его назад в смысле отношения к еде. К тому же она вынудит его врать, а ей вовсе этого не хотелось. Ей не нравилось, что у нее с Хэлом есть общий секрет, которым они не могут поделиться с его родителями, – но разве у нее был выбор, если эти родители отказываются его понимать? В конечном итоге она сказала Хэлу, что они готовят сюрприз для мамы и папы и в день его рождения покажут им, какой он большой и взрослый мальчик, который может все есть. Для этого ему следует ничего не есть на ферме, это очень важно, иначе сюрприз будет испорчен. Хэл серьезно кивнул, но Агата не была уверена, что он все понял. Если кто-нибудь предложит ему шоколадную конфету, нельзя с уверенностью сказать, что он ее не съест. Эта мысль беспокоила ее, равно как и идея рассказать Рут и Кристиану об их с Хэлом достижениях в этой области.
– Поверить не могу, что ты меня уговорила, – сказал Кристиан, когда Рут начала передавать ему многочисленные саквояжи, необходимые для однодневной поездки в Суррей. – Почему бы тебе не поехать одной? Я пойду с детьми поплавать.
– Не серди меня, ты ведь уже согласился. Дети радуются. – Насчет детей Рут явно придумала. Она понятия не имела, что бы они предпочли сегодня делать.
– Наверное, какая-нибудь грязная колония хиппи.
– Почему в твоих устах все звучит как дерьмо? Это никакая не коммуна.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Все они более святые, чем ты со своими органическими детками. Готов поспорить, они даже телевизор не смотрят.
Слова Кристиана отражали собственные мысли Рут, но она ни за что бы в этом не призналась. Вместо этого она пыталась решить, сколько бутылочек захватить для Хэла.
– Ты не мог бы посадить Бетти в машину? Мы опаздываем. – Рут крикнула с нижней ступеньки лестницы: – Эгги, мы уезжаем. – Никакого ответа. – Хэл, иди сюда. Я не хочу опоздать. – Она слышала возню и смех в комнате Хэла.
Прошла минута, но они не появились. Рут начала злиться. Она уже было поставила ногу на следующую ступеньку, но остановилась и сообразила, что смущена, что ей вроде как неудобно прерывать их игру.
Но тут появилась Агата с Хэлом на бедре:
– Простите, мы играли в переодевание. Мне пришлось переодеть его еще раз.
Рут показалось, что она расслышала недовольство в голосе девушки.
