Сара Джио - Лунная тропа
Глава 9
Во вторник в половине десятого утра я стою перед домом Мэй Магнусон и с верхней ступеньки обозреваю этот массивный особняк с ионическими колоннами, которые тут же напоминают мне о Белом доме. Живая изгородь из самшита обрамляет ухоженный сад, в котором пышно цветет бальзамин. Этот красивый цветок я люблю с детства. Руби тоже высаживала бальзамин в керамические горшки перед своим магазином. Вздохнув, я нажимаю на кнопку звонка. При звуке чьих-то шагов мое сердце начинает биться быстрее.
Дверь открывается, и я вижу молодую женщину.
– Вы, должно быть, Джун, – деловито замечает она. – Я – Керри, личный помощник мисс Магнусон.
– Да, здравствуйте. – Я прохожу за ней в просторный вестибюль.
Женщина ведет меня в комнату, которая находится в противоположном конце коридора.
– Прошу вас, присаживайтесь. Мисс Магнусон у себя в кабинете. Она присоединится к вам буквально через минуту. – Керри по-прежнему держится со мной с холодной любезностью. – Принести вам чашечку кофе?
– Нет, спасибо, – отвечаю я.
Она уходит, а я начинаю разглядывать комнату. У дальней стены высится камин. Над ним висит семейный портрет: мужчина в строгом костюме, темноволосая женщина в изысканном наряде и их маленькая дочь. На лицах – ни проблеска улыбки. Перед мужчиной сидит терьер. И даже пес выглядит чопорно-официальным.
На кофейном столике я вижу хрустальную вазу с лилиями и останавливаюсь, чтобы полюбоваться цветами.
– Мама любит лилии, – раздается женский голос сзади. – Они стоят во всех комнатах.
Я быстро поворачиваюсь и вижу в дверях женщину средних лет. Строгий брючный костюм подчеркивает стройную фигуру. Аккуратная, без изысков, стрижка до плеч. Единственным украшением может считаться пестрый шарф, повязанный вокруг шеи.
– Ваша мать живет здесь же, с вами?
– Да. – В голосе Мэй звучит легкая настороженность, как будто она ждет от меня подвоха. Она кивает на стул, приглашая меня присесть, а сама устраивается напротив на диване. Ваза с лилиями стоит между нами хрустальным щитом.
– Для своих восьмидесяти трех мама в хорошей форме. Она по-прежнему много двигается, только теперь в сопровождении медсестры. – Мэй выравнивает на столике стопку журналов. – И мама любит, чтобы все было в идеальном порядке.
Я вспоминаю собственную мать. Всю жизнь меня раздражали ее легкомыслие и безалаберность, но в свете этой чопорности я готова простить ей все прошлые грехи.
– Признаться, – продолжает Мэй, – ваше письмо стало для меня большим сюрпризом.
– Вот как? – осторожно замечаю я.
Она кивает.
– Разумеется, я слышала о смерти Руби и хочу выразить вам свои искренние сожаления.
В ее взгляде светится доброта, но выражение лица остается таким же холодным и отстраненным.
– Спасибо.
– Джун, – говорит она, – что именно вам известно о прошлом вашей тети?
– Ну, – отвечаю я с некоторой нервозностью, – я знаю, что Руби и ваш отец были…
– Любовниками, – дополняет она ровным тоном. – Да, это правда.
В комнате воцаряется неловкое молчание. Очевидно, что для Мэй это по-прежнему больная тема. Внезапно я вижу ее такой, какой она была в далеком 1946 году: маленькая девочка с косичками, оказавшаяся заложницей этой невольной семейной драмы.
– Мать это просто убило, – со вздохом продолжает Мэй. – То, что они поддерживали отношения все эти годы. Она часто приезжала к магазину и парковалась напротив. Я обычно сидела на заднем сиденье. Мама просто пыталась понять, что же есть в вашей тете такого, чего нет в ней самой. К счастью, потеря памяти облегчила ей это бремя. Единственный плюс старческого слабоумия.
Видно, что в Мэй еще не утихла пережитая боль. Я решаю пока помолчать и просто послушать.
– Мне было тринадцать, когда меня стали мучить сомнения. Я спросила у мамы, и она обо всем мне рассказала. Она даже не пыталась сдержать гнев, осыпая вашу тетю разными вульгарными эпитетами. – Мэй снова вздыхает. – Все свое свободное время папа проводил в книжном магазине. Это было, так сказать, их любовным гнездышком. Ну а наша семейная жизнь превратилась для него… в чистую формальность.
– Простите, – говорю я. – Ничего подобного я и предположить не могла.
Рассказ Мэй бросает тень на ту чудесную любовную историю, которую я успела вообразить. Возможно, у каждой большой любви есть темная сторона. Глубокие чувства неотделимы от глубоких страданий.
– Мне всегда хотелось понять, что же такого чудесного в этой «Синей птице», что папа пропадает там днем и ночью. – Глаза у Мэй затуманиваются, как будто она вот-вот расплачется. – До сих пор помню один свой день рождения. Мне как раз исполнилось десять лет. Сами знаете, в таком возрасте детям очень нужен папа. Мама приготовила нам роскошный ужин с шоколадным тортом на десерт. Мы ждали, еда совсем остыла, но папа так и не пришел. Конечно, на следующий день он принес мне подарок, но знаете… Мне было так обидно.
– О, Мэй… – Я с трудом сдерживаю собственные эмоции. Мне трудно подобрать нужные слова, но в глубине души я чувствую, что должна извиниться перед ней за Руби. Я-то знаю, что у тети и в мыслях не было обижать маленькую девочку. – Представляю, как трудно вам пришлось.
– Ну ладно, – говорит Мэй подчеркнуто холодным тоном, – наверняка вы пришли сюда не просто так. Чем я могу вам помочь?
– Вы правы, – осторожно замечаю я. – Мне хотелось побольше узнать о прошлом моей тети. Я рано уехала из Сиэтла, а теперь оказывается, что я многого о ней не знаю. К примеру, я понятия не имела о том, что она была влюблена в вашего отца.
– Забавная штука любовь, – усмехается Мэй. – По идее отец должен был бы любить нас с мамой, но ваша тетя целиком и полностью завладела его сердцем.
– Вы когда-нибудь встречались с Руби? – спрашиваю я, припомнив кое-какие отрывки из писем.
– Несколько раз, – отвечает она. – Но я всегда оставалась на стороне матери.
– Простите, что спрашиваю, но почему же ваша мать не развелась с ним?
– Потому что любила его, – говорит Мэй как о чем-то само собой разумеющемся. – Несмотря на всю эту историю. Она связала себя узами брака и не собиралась разрывать их.
– А ваш отец? – уточняю я. – Он не хотел развестись?
– Отцу, чтобы заниматься своей благотворительностью, нужны были деньги матери, – поясняет она. – По сути, если отбросить все сантименты, он просто использовал ее.
– Но при желании ваша мать вполне могла разорвать с ним отношения.
– Вы не понимаете, – качает головой Мэй. – В то время развод считался позором. Мать не хотела, чтобы ее брак потерпел крах.
Интересно, может быть, это – всего лишь история, которую Мэй сочинила для собственного успокоения? Если верить письмам Руби, Виктория всегда и во всем руководствовалась собственными интересами. Если бы она захотела, то развелась бы без особого труда. Я бросаю взгляд на темноволосую женщину с картины. Что, если она отказывалась развестись только для того, чтобы помучить Энтони и Руби? Соглашаясь на развод, она в то же время давала согласие и на их брак. А это было серьезным ударом по ее самолюбию.
– Но последней каплей, – продолжает Мэй, – стало известие о том, что Руби беременна.
Я резко выпрямляюсь.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я так и думала, что вы не в курсе, – довольно кивает Мэй.
Я смотрю на нее в немом изумлении.
– На самом деле это стало шоком для всех. Отцу было уже за шестьдесят, Руби – сорок с лишним. О случившемся я узнала от матери, когда путешествовала по Европе. Она оставила для меня записку в гостинице. До сих пор помню, как смотрел на меня портье, когда передавал мне это известие.
Я ошеломленно качаю головой.
– Поверить не могу. Руби никогда не говорила мне о том, что у нее был ребенок. Вы уверены, что это правда?
– Скорее всего она просто не хотела, чтобы об этом знали, – вздыхает Мэй. – Руби отдала ребенка в приемную семью. Сейчас мальчик был бы примерно вашего возраста. Только подумать, что где-то у нее есть сын. А у меня брат, – очевидно, эта мысль доставляет Мэй немало беспокойства.
Я никак не могу оправиться от потрясения.
– Все эти годы я и помыслить не могла ни о чем подобном…
– Отец так и не увидел своего сына, – добавляет Мэй. – Он умер еще до его рождения. Они с Руби отправились на каток, где он упал и ударился головой об лед. Все думали, что это просто сотрясение. Но через четыре часа отец скончался в больнице.
– Какой ужас, – говорю я. – Для всех без исключения.
Особенно для Руби, хочется добавить мне. Я представляю, как моя беременная тетушка склоняется над своим возлюбленным на катке. Как их везут в больницу на машине «Скорой помощи», и Энтони уверяет ее, что все будет в порядке. А несколько часов спустя ей предстоит в полном одиночестве рыдать над его бездыханным телом.
– Получается, у вас есть родной брат. – Я старательно проговариваю это вслух, словно бы надеясь приоткрыть таким образом завесу тайны над жизнью моей тети.
