Неукротимая Сюзи - Башельери Луиза
Когда они въехали на величественную аллею перед замком, Сюзи увидела большое прямоугольное строение, которое было лишено каких-либо украшений, но которое при этом поразило ее своей импозантностью. Над крышей из кровельного сланца возвышалась огромная дымовая труба. На фасаде виднелось добрых два десятка окон. Сады вокруг здания были просто великолепными. Во всем чувствовались зажиточность и гармония. Элуан остановил лошадь перед входной дверью и, спустившись на землю, поднялся по трем ступенькам, ведущим к входной двери. Сюзи пошла вслед за ним в своей одежде шевалье, крепко держа в руках дорожную сумку.
На пороге появилась хозяйка усадьбы. Она поначалу не обратила никакого внимания на молодого человека, приехавшего вместе с братом: все ее комплименты и улыбки были адресованы исключительно Элуану. Сюзи же буквально пожирала ее глазами. Эдерна уже не была похожа на ту хрупкую девушку, с которой Сюзи дружила в монастыре: она слегка располнела. На руках она сейчас держала младенца, который, несмотря на длинные белые кудри и ангельское личико, был, по-видимому, мальчиком. Судя по большому и сильно выступающему вперед животу Эдерны, она сейчас носила еще одного ребенка. Выражение ее лица было добродушным, однако в ее взгляде чувствовалось лукавство, с которым Сюзи когда-то была очень даже знакома… Наконец-таки Эдерна посмотрела на приехавшего с ее братом гостя. Каково же было ее удивление, когда глаза цвета агата, черты лица, улыбка и таящийся в ней вызов показались ей знакомыми… Все это принадлежало не кому-нибудь, а… Сюзанне Трюшо! Да, именно той ее подруге, о которой она не получала известий в течение вот уже трех лет! Сюзи предстала перед ней в забрызганном грязью наряде мелкопоместного дворянина! Ее лицо вытянулось от изумления: она, казалось, не верила своим собственным глазам. Затем она воскликнула:
– Сюзи!
Она положила младенца, которого прижимала к груди, прямо на крыльцо и бросилась обнимать свою подругу, облаченную в мужскую одежду. Они начали целоваться, плакать от радости, засыпать друг друга вопросами, не дожидаясь на них ответа.
– А почему у тебя такой наряд? Ты что, стала мужчиной? Ты ведь когда-то мечтала родиться мальчиком!
– Такой наряд позволил мне беспрепятственно путешествовать и избегать неприятностей, с которыми может столкнуться наш пол!
– Ты путешествовала одна? Это же безрассудство!
– Не такое уж это и безрассудство, раз ты видишь меня перед собой! А ты, похоже, стала тем, кем ты и намеревалась стать, – супругой и матерью!
– Да, именно так…
– Этот ребенок такой очаровательный!
– Эктор Пенфентеньо де ла Клаподьер, мое самое драгоценное сокровище… Как ты уже, конечно, заметила, я собираюсь родить ему сестричку или братика…
– Ты счастлива?
– Да, я счастлива, тем более что все мои старшие братья и сестры тоже устроились в жизни и после смерти моих родителей Элуан стал хозяином замка Бонабан.
Эдерна, произнося эти слова, показала на Элуана. Он к тому моменту тактично отошел в сторону, чтобы не мешать подругам общаться после долгой разлуки. Они зашли внутрь здания и, сев в кресла, продолжили разговор. Маленького Эктора Эдерна посадила к себе на колени.
– А ты? – наконец спросила госпожа де Пенфентеньо. – Ты-то чем занималась в течение этих трех лет? Ты жила в доме своего отца? Тебе удалось придумать, как удрать от такой тоскливой жизни? Судя по твоему наряду, очень даже удалось…
– Перед тобой госпожа Карро, супруга шевалье де Лере!
– Ты хочешь сказать, что…
– Я нашла свою любовь в лице Антуана Карро, шевалье де Лере. Он завещал мне свою фамилию, свой титул и свое состояние.
– Завещал?..
– Пять дней назад он погиб на дуэли, спровоцированной вспыльчивым дворянином, у которого он выиграл очень много денег в пикет и который стал распространять о нем различные измышления. Антуан отомстил тем, что написал на него сокрушительную эпиграмму. Однако шпагой мой муж владел не так хорошо, как пером. И вот я стала вдовой, убитой горем и, кроме того, опасающейся преследований со стороны властей…
– Бедная Сюзи!.. – вздохнула Эдерна, сжимая руку своей подруги. – Ты правильно поступила, что приехала именно сюда. Я не претендую на то, чтобы заставить тебя забыть о своем горе, однако ты знаешь, что я люблю тебя как сестру, а потому ты можешь жить здесь столько, сколько захочешь! Мой муж – мужчина благовоспитанный, и он не сочтет твое присутствие сколько-нибудь обременительным. Ему уже известно, какая крепкая дружба связывала нас в монастыре! Поскольку ты, став вдовой, вынуждена скрываться, я… я пойду даже на то, чтобы предложить тебе…
– Что?
– Растить двух детей младенческого возраста – это будет для меня очень обременительно. Доверять же их кормилице я не хочу. Если бы ты захотела мне помочь, то, я думаю, мой муж согласился бы тебе за это платить. Не сочти подобное предложение унизительным: к тебе не будут относиться как к служанке. Ты станешь гувернанткой Эктора и моего второго ребенка, который, судя по тому, как он брыкается внутри живота, обещает быть беспокойным.
Говоря о своем будущем отпрыске, Эдерна положила ладонь на живот, в котором этот отпрыск «брыкался».
Сюзи не стала сообщать своей подруге, что в ее дорожной сумке лежат двести семьдесят тысяч ливров золотом, выигранных в карты ее покойным супругом: Эдерна сочла бы ее авантюристкой, а ее отношение к авантюрам было крайне негативным. Что еще ей, Сюзанне, оставалось делать, кроме как согласиться жить – по крайней мере, в течение некоторого времени – в доме мадам де Пенфентеньо?
– Я постараюсь быть ласковой по отношению к твоим детям, – пообещала Сюзи. – Я буду их любить как своих собственных все то время, в течение которого я буду их гувернанткой, потому что у меня нет ни надежды, ни желания когда-нибудь обзавестись собственными детьми…
– Почему ты так говоришь? В жизни полно неожиданностей: ты ведь влюбилась в мужчину и вышла за него замуж, несмотря на все те предубеждения, которые имелись у тебя относительно замужества!
– Я буду хранить верность памяти Антуана!
– Поступай так, как сама считаешь нужным, но твои обеты безбрачия и целомудрия предназначены скорее для монахинь, которые нас обучали и воспитывали…
Элуан остался в усадьбе Клаподьер на обед, и именно во время обеда Сюзи познакомилась с Жозефом де Пенфентеньо. В ходе общения с этим энергичным сорокалетним мужчиной создавалось впечатление, что он и в самом деле такой благовоспитанный человек, каким его считает супруга. Прежде чем стать богатым судовладельцем, он занимался каперством [44] в интересах короля Людовика XIV. Он сколотил при этом приличное состояние, которое теперь приумножал, снаряжая торговые суда и отправляя их за товарами в Новую Францию [45]. Его шурин, похоже, относился к нему с уважением, и между ними завязался мужской разговор о событиях, происходящих во Французском королевстве в целом и в городе Сен-Мало в частности. Сюзи очень внимательно слушала высказывания господина де Пенфентеньо относительно кораблей, их экипажей, капризов моря и опасностей, связанных с каперством. Элуан отнюдь не испытывал какого-либо влечения к морю, и по его репликам Сюзи поняла, что он умеет тонко иронизировать и аргументированно спорить.
– Вольтер в Париже все еще на слуху? – спросил он.
Сюзи рассказала о том, что знала: из-за одного из своих дерзких памфлетов Вольтер сидел в Бастилии, но теперь он на свободе и пытается поставить на сцене трагедию.
Этот разговор продолжался до самого вечера.
Сюзи согласилась на предложение хозяев усадьбы стать гувернанткой их детей, но при этом отказалась от платы.
Начиная со следующего дня она снова облачилась в женскую одежду и стала вести себя как женщина. Цвет одежды она выбрала такой, чтобы он соответствовал ее трауру, а фасон – чтобы он соответствовал тому положению, которое она отныне занимала в усадьбе Клаподьер.
