Титью Лекок - Три стервы
– Можно. Знаешь, твои новые ботинки правда красивые.
Эма вяло поблагодарила, а потом добавила, что уже была в них в субботу. Блестер почти поднес сигарету ко рту, когда его рука застыла в воздухе, как если бы его посетило неожиданное озарение.
– С ума сойти… Уму непостижимо… До меня только что дошло. Ты злая, как мегера – или как стерва, – потому что я не захотел трахнуть тебя в сортире. Все дело в этом, да?
Она собралась ответить, но промолчала. Он прав.
– Я вовсе не стремлюсь осложнить тебе жизнь. Но в отношениях всегда наступает момент, когда они больше не развиваются. Нет движения вперед. И тогда единственное, что можно сделать, – это устроить провокацию. Дать пинка, чтобы заново запустить их. Неизвестно, подействует ли, но двигаться надо. Возможно, я последний дебил, но секс и только секс в течение полугода начинает меня утомлять. Я хочу еще чего-то.
Он отшвырнул сигарету и перешел дорогу, не дожидаясь ответа. Что-то в его словах особо задело Эму… С одной стороны, ее успокоило отсутствие у него агрессивности. Тем не менее ситуацию придется прояснить. Теперь это неизбежно. Но сейчас она предпочла сконцентрироваться на деле “Да Винчи”. Нужно найти что-то такое, что позволит возобновить расследование. Но пока ничего не приходило в голову. Эма отругала себя. Если ничего не приходит в голову, нужно… Нужно спровоцировать. Да, конечно, именно эту идею и выдвинул Блестер. Бить по всему, что попадется под руку, в надежде вызвать реакцию, которая запустит весь процесс. Попробовать что-то сделать. Не важно что. Эта формулировка – “не важно что” – обрела в свихнутых Эминых мозгах облик министра культуры. Ей всего лишь нужно поговорить напрямую с министром культуры. Она же все-таки журналистка. Ну, или считается ею, по крайней мере. Значит, она может попросить об интервью. Но для этого потребуется найти тему. Место женщин в политике, например. В любом случае политики так сильно заточены на контакты с самыми разными СМИ, что госпожа министр вряд ли проигнорирует их издание, тем более что оно явно дружественное, если учесть его редакционную политику. Эма уже практически видела, как все произойдет. Она проведет обычное интервью, а потом воспользуется случаем, чтобы перейти к проекту “Да Винчи”. И посмотрит, что это даст.
Она вернулась на работу и, устроившись за экраном монитора, приняла позу грозного хищника, караулящего жертву. Эма чувствовала себя беспощадной и непобедимой. Она дождалась, пока Мишель направится к автомату с напитками, и присоединилась к нему. Пришла пора поэксплуатировать небольшую слабость, которую он к ней питает.
Мишель успел извлечь из автомата банку коки лайт, когда она положила ему руку на плечо.
– У тебя все в порядке? Только что ты выглядел не очень-то довольным…
Он широко улыбнулся:
– Сама знаешь, как это бывает. У твоей “Культуры” и у моей “Политики” одни и те же проблемы. Что-то приходится придумывать. В общем, обычная рутина.
– Вот-вот, как раз между нами, товарищами-каторжанами, мне бы хотелось попросить тебя о маленьком одолжении, если не возражаешь.
– Давай. Ты же знаешь, я ни в чем не могу тебе отказать.
– Да ладно, хватит льстить. В общем, я бы хотела взять интервью у министра культуры, поговорить с ней о месте женщин в политике.
– Все еще феминистка? Ну и хорошо. Но я-то что могу для тебя сделать?
– У тебя не найдется телефона ее пресс-атташе, чтоб я могла застолбить время? Мне это срочно надо.
– Ну конечно. Сейчас дам. Но не обольщайся.
– Считаешь, она откажется?
– Вот уж нет! Нам она ни в чем не откажет. Мы достаточно активно ее пиарим. Но она не расскажет ничего интересного. Эта женщина – мраморная глыба. Правда, в любом случае подобные материалы проходят, только если они максимально пустые. Малейшая попытка более или менее глубокого анализа – и этот фрагмент выкинут. Под цензуру попадет все, что выходит за рамки “женщины занимаются политикой, это потрясающе, они великолепны”.
– Верх сексизма. Когда превозносят особую духовность женщин.
Надо будет включить в Хартию, в раздел запретных фраз: “Женщины спасут политику”. В Хартию Стерв или в Словарь прописных истин.
Приближалось лучшее время Эминого рабочего дня. Обычно за поставляемые ею дурацкие информашки о дурацких селебрити она получала право в каждом выпуске на настоящую статью о культуре. А в этот раз ей удалось выторговать целую полосу под материал, посвященный работам Мэтью Барни – под тем предлогом, что он женат на Бьорк. Стыдоба! Какую жалкую торговлю ей приходится вести. Когда-нибудь она свалит отсюда, но сейчас не время. Все-таки это отличный трамплин, который она обязана использовать по максимуму. Она работает в одном из редких бумажных изданий, у которых все в порядке.
Плейлист:
The Beatles – I Want You (She’s So Heavy)
Gnarls Barkley – Crazy
Does It Offend You, Yeah? – We Are Rockstars
Глава 4
Бергман и диджеи
Фред взял несколько дней отпуска, но, поскольку у него больше не было половозрелой малолетки, которую он планировал развращать в бретонском домике, он решил сопровождать Эму в министерство, куда она отправилась за своим псевдоинтервью. Сам факт принятия Фредом решения уже был значительным событием, но еще удивительней выглядела его настойчивость. А ведь Эма объяснила ему, что при самой беседе он присутствовать не сможет, потому что предупредил ее слишком поздно, но Фред утверждал, что с удовольствием подождет у входа. Эма была потрясена таким всплеском инициативности и даже задумалась, что за этим кроется.
“За золоченым фасадом Республики”. Этот журналистский штамп крутился в Эмином мозгу, пока она дожидалась назначенной встречи с министром в украшенном позолотой коридоре. Мишель не обманул – стоило ей произнести название газеты, и интервью было назначено. Пресс-атташе общался с ней по телефону с истеричным энтузиазмом. Шестерка в лучших традициях. Госпожа министр готова уделить ей полчаса, госпожу министра очень волнует вопрос прав женщин, госпожа министр будет счастлива изложить собственный женский взгляд на эту проблему, несмотря на то что госпожа министр, не будем забывать, целиком поглощена исполнением своих министерских обязанностей. Но госпожа министр не хочет отгораживаться от граждан, на благо которых она ежедневно трудится. Однако едва Эма переступила порог золоченого кабинета, ей стало ясно, что госпожа министр не разделяет лихорадочного воодушевления своего темпераментного пресс-атташе. Удостоив Эму желеобразного рукопожатия, она предложила ей занять место и сама царственно расположилась по другую сторону огромного письменного стола из красного дерева. Обрамляющие ее стопки документов настойчиво намекали посетителю, что время поджимает. Она пристально вглядывалась в Эму, не произнося ни слова, и на ее лице не было и тени улыбки. Такой прием, резко контрастирующий с эйфорией пресс-атташе, слегка сбил Эму с толку. Чтобы вернуть кураж, она бросила взгляд на свои ботинки. Министр решила развлечься, выбив ее из равновесия. Что ж, посмотрим, как все обернется. Она и не подозревает, что ей приготовила Эма.
– Для начала я хочу горячо поблагодарить вас за то, что согласились меня принять. Подозреваю, что у вас весьма напряженный рабочий график.
– Так и есть. Вы правильно подозреваете.
Голос излучал не больше тепла, чем айсберг.
– Поэтому я постараюсь быть краткой, – сухо ответила Эма.
На этот раз ей показалось, что она уловила искорку удивления, промелькнувшую во взгляде министра. До этой минуты ее взгляд как будто проскальзывал сквозь Эму, а теперь вдруг неожиданно остановился на ее лице. Эма внимательно посмотрела ей в глаза, оставаясь при этом максимально бесстрастной. Женщины оценивали друг друга. Эма не ощутила ни намека на гендерную солидарность. От госпожи министра веяло пугающим холодом. Эме припомнилась знаменитая фраза чуть ли не Бальзака: “Ее руки были ледяными, как у змеи”. В конце концов она наклонила голову к записям, и ей показалось, что на лице ее визави промелькнуло удовлетворение. Этого-то она и ждала: добровольного подчинения. Эмин взгляд, конечно, трусливо опустился к ее псевдовопросам, но в душе она поздравила себя с тем, что не голосовала за эту гадину на муниципальных выборах. Эма прочистила горло.
– Я хотела бы начать с новшества, которое вы недавно ввели в министерстве. Вы открыли ясли для детей сотрудников. Это сильный символ. Как вы считаете, именно такие конкретные дела отличают вас от политиков-мужчин?
– Ясли были необходимы. Сотрудники зачастую опаздывали из-за того, что не с кем оставить детей. Дело в стремлении повысить производительность, и это доказательство того, что повышение отдачи не является несовместимым с благополучием сотрудников. Напротив, они идеально сочетаются. Рентабельное место работы – это место работы, где сотрудникам комфортно.