Барбара Уоллес - Самые счастливые времена
– Да. Мы, наконец, поговорили. Кажется, у них со Стюартом все налаживается.
– Отлично. – Фредерик сделал шаг назад, впуская ее в номер.
Пайпер подалась вперед, но остановилась. Пальцы нервно теребили ворот майки, словно она не была уверена, стоит ли ей делать следующий шаг. Это было трогательно и еще раз подчеркивало невинность и чистоту этой девушки.
– Я хотела прогуляться по деревне. Может, в одном из восьми домов найдется магазин сувениров. Вот, пришла спросить, не захотите ли вы составить мне компанию, но раз вы отдыхали…
– Я не устал, только глаза, – поспешил ответить Фредерик.
– Вам лучше отдохнуть.
Едва ли.
– Если я буду выходить на улицу только тогда, когда мои глаза готовы к этому на сто процентов, мне придется постоянно сидеть дома. – А это совсем не в его характере. – Я с удовольствием прогуляюсь с вами.
– Вы считаете, что нельзя давать себе расслабляться, верно? – спросила Пайпер, когда они спускались по лестнице. – Поэтому постоянно находитесь в движении?
– Не считаю нужным сдерживать себя. – Да и возможно ли такое. – Стараюсь каждый момент жизни сделать прекрасным.
– Последние несколько дней были слишком активными, должно быть, вас это утомило.
Фредерик наклонился к ней и произнес, чуть понизив голос:
– Уик-энд только начинается, кто знает, что интересного он нам принесет.
Даже слепой мог бы понять, что Пайпер покраснела до корней волос. Как трогательно.
Оказавшись в центре деревни, они поняли, что для туристов здесь сделано многое: винный магазин, агентство недвижимости и юридическая контора. Единственным подходящим им магазином оказалась аптека, где Пайпер купила несколько открыток и две бутылочки лавандовой соли для ванны.
– Как вы думаете? – спросила она, открывая пробку и принюхиваясь. – Это хороший сувенир из Англии?
– Очень. – Хотя ее аромат нравился ему намного больше.
Они медленно шли по тротуару. Пайпер восторгалась домами и всем, что видела.
– У меня такое ощущение, что мы в Голливуде, в декорациях к фильму. Если бы я снимала кино об английской деревне, все сделала бы именно так.
Фредерик не мог не признать, что сады и кусты ежевики прекрасны. Он вообще любил тишину, а больше всего ценил умение молчать, находясь вдвоем. Совсем недавно он заметил, что рядом с Пайпер не ощущает той нервозной необходимости чем-то заполнить паузу, как бывало с другими женщинами. Можно спокойно сосредоточиться на всех неровностях дороги и даже полюбоваться красотой садов. Сейчас волосы Пайпер были убраны в хвост, и ему это нравилось, поскольку давало возможность любоваться ее профилем. Он потянулся и заправил выпавшую прядь ей за ухо. Пайпер вздрогнула и повернулась.
– Не знаю, как вы, а я проголодалась. Последний раз мы ели в поезде. – Пальцы ее невольно проделали то же самое, что и его несколько секунд назад. – Аптекарь сказал, что в полумиле есть бар. «Курица и цыпленок», кажется. Может быть, зайдем?
– Полагаю, выбор у нас невелик. Не думаю, что здесь больше одной гостиницы и ресторана.
– Скорее всего, – улыбнулась Пайпер. – Учитывая, как прекрасно это место, надеюсь, бар окажется не хуже. И вы говорили, что надо решать проблемы по мере их поступления…
Ее намек заставил его вздрогнуть.
– Приятно, что вы меня понимаете.
– Что касается ужина, несомненно. – Пайпер отвернулась, но он успел уловить на ее губах улыбку.
– Ужин – неплохое начало, – произнес Фредерик.
Какое-то время они шли молча.
– Надеюсь, в этом баре традиционное меню. Я всегда хотела попробовать пирог с мясом и почками. И пудинг на пару. Например, «Пятнистый Дик» с соусом из патоки.
Фредерик посмеивался, слушая, как она мечтательно выбирает блюда.
– Теперь мне ясно, почему вы решили стать поваром. К еде вы явно неравнодушны.
– К хорошей еде, – поправила она. – Стоит всего раз попробовать, и я могу воспроизвести блюдо в точности, хотя некоторые, даже затейливые, могу приготовить, не пробуя.
– Затейливые? – Фредерик не понял.
– Слишком сложные. Мне не нравятся блюда, которые надо долго готовить. Не поймите меня неправильно, но я считаю, что лучше всего стейк, добрый старый стейк. – Он рассмеялась. – Думаю, поэтому шеф меня и ненавидит. Он сам слишком затейливый.
– Полагаю, вы преувеличиваете, говоря, что он вас ненавидит.
– Ничуточки. Понимаю, вы думаете, что он старается сделать меня лучше, но на самом деле ему претит мой стиль в кулинарии. Он невзлюбил меня с самого первого дня.
В этот момент они проходили мимо старого развесистого дуба. Пайпер потянулась и сорвала листок.
– Знаете, в тот день, когда вы застали меня плачущей в кухне, я думала уйти из школы.
– Правда? – Он тогда понял, что она расстроена, но решил, что у нее просто был неудачный день. Если бы она бросила школу, они не шли бы сейчас по этой дороге. – И почему ты передумала?
– Нам пришлось много работать, чтобы отправить меня в Париж. Бросить все и уехать было бы неправильно.
Нам. Ей и сестре? Фредерик не мог понять почему, но разговоры о кулинарной школе и ее сестре заставляли нервничать. Все дело в том, что ему не нравится слушать о чувстве долга в таком контексте?
– Уверен, сестра не стала бы вас заставлять, зная, какие это приносит страдания. Она желает вам счастья.
– Это верно. Она бы велела мне немедленно возвращаться домой, но я уже сказала, это было бы неправильно. – Она помедлила. – И я не могу сказать, что несчастна. Сейчас точно.
– Принимаю это как комплимент в свой адрес. – Вспыхнувшая радость полностью подавила неприятное чувство, появляющееся всякий раз, когда Пайпер заводила разговор о сестре и школе. – Итак, вы решили закончить курс. А потом? Что будет потом, когда вы вернетесь в Бостон?
– Устроюсь на работу в один из ресторанов и буду постепенно подниматься вверх по карьерной лестнице. Что еще может делать дипломированный повар?
Да, конечно, но это должно быть сказано с большим энтузиазмом. Впрочем, многим и обучение приносит удовольствие. Сейчас был один из тех моментов, когда он жалел, что не может одновременно идти и вести серьезный разговор. Он даже не может оторваться от дороги и посмотреть ей в глаза, чтобы понять, о чем она думает.
– Вы могли бы открыть свой ресторан. Кафе дю Пайпер.
Она весело рассмеялась.
– Возможно, настанет такой день. Я бы предпочла небольшое бистро, чтобы самой составлять и менять меню. Мы с Пейшенс часто об этом мечтали.
Опять Пейшенс. Эта женщина начинает ему надоедать, словно незримо она всегда рядом.
– А у вас с сестрой и мечты общие? – резко спросил он.
– Нет, – ответила она не слишком уверено. – У меня есть и собственные.
– Например? – Ему неожиданно стало любопытно услышать, чего же она хочет, поэтому он остановился, развернулся и заглянул ей в глаза. – Что бы вы сделали, если бы могли позволить себе все на свете?
– Готовила бы, конечно.
– И все? Только готовили бы? Скажите, о чем на самом деле мечтает Пайпер?
Хорошо, что он остановился, иначе не увидел бы, как веки опустились, а темные ресницы скрыли глаза.
– Вам это покажется глупым.
– Нет же. – Ее мысли не могут быть глупыми. – Мне очень хочется знать. Правда.
– Но предупреждаю, в этом нет ничего волшебного и прекрасного.
– Хорошо. Ведь все мечты разные.
Она вздохнула полной грудью.
– Если бы я могла делать только то, что захочу, я бы готовила самые вкусные блюда для тех, кого люблю. Кулинария стала мне другом, когда это было необходимо. Я бы хотела сделать людям ответный подарок. – Она покраснела. – Я же говорила, это глупо.
– Вовсе не глупо. Напротив, очень мило. – Такая мечта очень ей подходила. Как повезет тем людям, кого она любит.
Фредерик наклонился и поцеловал Пайпер в щеку.
– Желаю, чтобы ваша мечта исполнилась, – прошептал он и про себя добавил: «И не дай ей умереть из-за преданности сестре».
Бар, как выяснилось, назывался «Курица и петух», и табличка у двери сообщала, что он был открыт в 1666 году. Пайпер не сомневалась, что здание не раз перестраивалось. Войдя, они вдохнули чистый воздух без примесей неприятных запахов, а это было для нее очень важно.
Интерьер был таким же, как в таверне семнадцатого века. Ей даже показалось, что к ним сейчас выйдет хозяин в одежде той эпохи и кожаном фартуке. Грубые стены, низкие потолки. Фредерик даже задел головой балку, когда они прошли в зал.
– Должно быть, у них не так много людей выше шести футов, – усмехнулась Пайпер.
– Пожалуй, даже пяти. Надо повесить табличку с предупреждением.
– Бедняга, – скривилась Пайпер и принялась тереть его макушку. – Так лучше?
– Намного, – кивнул Фредерик.
Она не видела его глаз за стеклами, но кожей чувствовала взгляд. Он смотрел только на нее. Взял ее ладонь и поднес к губам.
– Спасибо.
По телу побежали мурашки, и она поспешила освободить руку. Удивительно, как остро она реагирует на каждое его прикосновение, гипервлечение проявляет себя очень некстати. Этому способствует и то, что он поцеловал ее дважды за последние десять минут.
