Опасный горец - Грант Донна

Ее родителей убили вирраны. Но почему? И он совершенно уверен, что ее мать использовала какую-то магию друидов или, может, даже ожерелье, чтобы спрятать Кару от вирранов.

О друидах Лукан знает не слишком много. По сути дела, ему мало что было известно, помимо того, что среди них есть добрые друиды и злые, а это Каре не поможет. Насколько ему известно, только друиды используют магию так, как рассказывала Кара. Но если ее родители были друидами, зачем Дейрдре их убивать?

Он вновь вплел пальцы в Карины каштановые пряди, и прохладная шелковистая масса заскользила по рукам. Он не помнил, когда в последний раз дотрагивался до женских волос, и вообще хотелось ли ему этого когда-нибудь.

Прошедшие триста лет заставили его передумать о многом, что он принимал как должное. Например, прикосновения к кому-нибудь. Лукан не доверял себе рядом с женщиной с тех пор, как Дейрдре отпустила в нем духа.

Каким бы сильным ни становилась его потребность, он всегда сам заботился о себе. Он не мог рисковать, обнаружив перед кем-то, кто он есть. И вот в его руках женщина, которая не только видела, что он собой представляет, но и доверяет ему настолько, что позволила обнимать себя, пока ее терзали болезненные воспоминания.

Она выслушала его историю, знает правду и все равно смотрит на него с доверием в темных, бездонных глазах. Он никогда не видел никого настолько прекрасного, чистого душой и телом. Если бы он встретил Кару до Дейрдры, то сделал бы своей женой. Есть в ней что-то особенное, какая-то душевная чистота, которая притягивает его так, как ничто и никогда.

За все три сотни этих проклятых лет никто не волновал его так, как Кара. Он пошевелился и застонал, когда его плоть потерлась о ее бедро. Желание, раскаленное и неистовое, пронзило его, как стрела молнии.

Кара что-то пробормотала и прильнула к нему. Губы ее были приоткрыты, дыхание ровное во сне. Он знал, что ему следует оставить ее и уйти, пусть поспит, но он не мог.

Его жажда была слишком велика.

Нет. Он не отпустит Кару. Не сейчас. Быть может, никогда.

Фэллон наблюдал за Луканом из тени коридора. То, как он гладил Кару по волосам и нежно прижимал ее к себе, заставило Фэллона осознать, что их существование теперь уже не может продолжаться так, как раньше, по крайней мере — для Лукана.

Фэллон наблюдал за лицом брата, видел отражающуюся на нем тоску, желание и страсть, когда он с нежностью смотрел на Кару. Фэллон никогда не видел, чтобы Лукан так смотрел на женщину, и хотят они того или нет, Кара теперь часть их.

Но только время скажет, надолго ли.

Сам Фэллон не может позволить себе влюбиться в женщину, когда внутри его живет злой дух. Во-первых, он бессмертен и всех переживет. Во-вторых, он чудовище. Ни одна женщина не станет терпеть то, во что он превращается, когда не накачивается вином.

И ни одной женщине, разумеется, не нужен пьяница.

Фэллон отвернулся от Лукана и Кары. Слишком больно было видеть, как отчаянно его брат желает эту женщину. Если бы во власти Фэллона было дать ему ее, он бы дал.

Когда-то Фэллон считал себя всесильным. Ему предстояло стать следующим лэрдом могущественного и уважаемого клана Маклаудов. Как же быстро все изменилось, за какие-то несколько часов.

Он теперь лэрд, но только без клана и без земель. У него нет ничего.

«Нет, ты чудовище, неспособное управлять собственными чувствами».

Ярость и безнадежность вспыхнули в душе Фэллона. Он почувствовал, как дух внутри его зашевелился, жаждая освободиться, воспользоваться своей мощью. Фэллон поспешил в большой зал, схватил полупустую бутылку вина и пил, пил, пока не заглушил в себе пробуждающегося духа.

Только тогда ярость в душе Фэллона утихла. Он опустил голову на руки и осознал, что подвел своих братьев. Это он, как старший, должен был научиться контролировать духа, как это делает Лукан. Как старший, он должен был суметь помочь Куину преодолеть его ярость и скорбь. Как старший, Фэллон должен был взять на себя проблемы своей семьи вместо того, чтобы искать спасение в вине.

Но он не сумел.

Мучительное неприятие того, чем он стал после пробуждения в нем злого духа, оставило глубокий шрам в душе Фэллона. Он больше не доверял собственному суждению и сознавал, что не имеет морального права использовать титул лэрда или пытаться руководить своей маленькой семьей.

Отцу было бы стыдно за него, но, с другой стороны, тот ведь не видел, что Фэллон творил, когда злой дух неистовствовал внутри его. Фэллон безжалостно убивал животных, уничтожал все на своем пути. Бог ты мой, он даже нападал на собственных братьев!

Благодарение Всевышнему, что они к тому же бессмертны, иначе их смерть тоже была бы на его совести.

Глава 7

Кара перевернулась и потянулась. Она крепко спала, ни разу не проснувшись, как обычно бывало, от ночных кошмаров, в которых неизменно присутствовали существа с жуткими воплями и крики ее родителей.

Она открыла глаза и увидела, что первые лучи рассвета вливаются в окно и заполняют комнату. Ее удивило, что свечи погашены, а угольки в очаге чуть теплятся. И все равно ей не холодно.

Лукан…

В один миг события предыдущего дня вспыхнули в мозгу, от ее почти рокового падения до обмена воспоминаниями между нею и Луканом. Он обнимал ее, успокаивал, когда она уже совсем было поддалась унынию. Его большое твердое тело баюкало ее, пробуждая какое-то томление, желание дотрагиваться до него, ласкать его. Ничего подобного никогда в ее жизни не было. Она опустила голову, смущенная своими мыслями, но, несмотря на стыд, мысли не ушли. Напротив, сделались смелее.

Его рот был так близко. Если бы она чуть-чуть наклонила голову вбок, то могла бы коснуться его губ своими. Тепло растеклось по ней, когда она представила, каково было бы поцеловать Лукана Маклауда. Он воин, горец с такой ярко выраженной чувственностью, что мог бы ввести в искушение даже монашку.

Кара села и увидела вмятину на кровати. Она наклонилась и разгладила рукой одеяла. Они все еще хранили тепло и едва уловимый аромат сандалового дерева, а это означало, что Лукан оставался с ней всю ночь.

Одна лишь мысль о том, кто он такой, что живет внутри его, должна была бы пугать ее. Но он ее спас, защитил от тех, кто пытался ее у него отнять. Ей не стоило бы доверять ему, но она уже знала, что доверяет.

Кара откинула одеяло и заметила свои башмаки и чулки возле очага. С улыбкой поспешила она одеться. И только спускаясь по лестнице в большой зал, задалась вопросом, там ли все еще мертвые тела.

Держась рукой за стену, она замедлила шаг и оглядела помещение. Нигде не было ни одного мертвого тела, ни единого пятнышка крови. Все выглядело таким, как до нападения. Даже Фэллон, растянувшийся на скамье у стола, прикрывающий рукой глаза. После рассказа Лукана она понимала, почему Фэллон столько пьет.

Куин вошел в большой зал и прошагал к столу. Его светло-каштановые волосы были взъерошены ветром. Сердце Кары болело за него. Спустя триста лет он все еще страдает из-за смерти жены и сына.

Кара преодолела последние ступеньки и взглянула в сторону очага. Почему-то она знала, что увидит там Лукана. Он стоял спиной к огню, глядя на нее.

Ей достаточно было одного взгляда на него, чтобы легкий трепет побежал по ней, заставляя остро почувствовать его присутствие. Ноги сами понесли ее к очагу, и она не остановилась, пока не встала перед ним.

— Доброе утро. — Голос его был низким и глубоким, взгляд добрым, располагающим.

— Доброе утро. Я нашла свои башмаки, — сказала она и приподняла край платья, чтобы показать ему.

Один уголок его рта приподнялся в улыбке.

— Я подумал, что они могут тебе понадобиться. И чулки тоже.

Кара посмотрела на огонь, всем телом ощутив жар мужского взгляда.

— Ты оставался со мной всю ночь.

Он кивнул.

— Спасибо. Я уже очень давно не спала так хорошо.

— Не за что. — Он жестом указал на стол: — Есть хочешь? Чем богаты, тем и рады.