Что было, что будет... - Стил Даниэла

– Ты уверена, что с ним все в порядке? – забеспокоилась Фрида. В отличие от многих сверстниц она сохраняла остроту реакций и широту интересов, свойственные молодым.

– Надеюсь, – осторожно произнесла Олимпия. – Мне кажется, он по натуре такой задумчивый аналитик и склонен многие вещи держать при себе. Раньше он чаще со мной делился, а уж о том времени, когда маленьким был, я и не говорю. Наверное, с возрастом у всех детей это проходит – взрослеют дети… Но на сердце у меня что-то неспокойно.

– А девушка у него есть? – оживленно поинтересовалась Фрида. Она уже давно не задавала невестке этого вопроса и надеялась, что за последнее время ситуация изменилась.

– Постоянной – нет, насколько я знаю. Летом он проводил время с сестрами и их подружками. Была у него девушка на втором курсе, но через какое-то время они расстались. Не похоже, чтобы с тех пор у него был серьезный роман. А в этом году после самоубийства однокурсника Чарли вообще впал в депрессию. В Колорадо в летнем лагере, мне кажется, он тоже ни с кем не познакомился, во всяком случае мне он ничего не рассказывал. При всей своей общительности он слишком разборчив.

Фрида покивала. Чарли порядочный, чувствительный, внимательный мальчик, много времени проводит с сестрами и сводным братишкой, очень привязан к матери и любит отчима. Фрида и раньше думала, что духовная стезя вполне могла бы стать его призванием.

Она улыбнулась невестке и подлила ей чаю.

– А может, ему не в священники пойти, а в раввины? У меня отец был раввином, он умел так внимательно слушать людей, вникать в их проблемы. Очень был образованный человек, многие люди благодарили его за участие и мудрые советы. Я хоть и маленькая была, а помню. – Она редко говорила о родителях, но всякий раз, когда эта тема всплывала, отзывалась о них с теплотой, которая трогала Олимпию до слез.

– Чонси придет в восторг! – Обе рассмеялись, представив себе, какой будет реакция сноба Чонси, если сын примет иудаизм и станет раввином. – Его отец с ума сойдет! Мне эта затея по душе.

Чонси и его вторую жену Фелицию Фрида видела лишь однажды. Чонси не счел необходимым проявить к ней должного внимания. Фрида для него просто не существовала. Он мгновенно вычеркнул ее из списка людей, достойных его интереса, ведь она не принадлежала к его кругу.

Олимпия прекрасно понимала, что Чонси Уокер будет возмущен тем, что она посмела пригласить на Аркады Фриду. Возможно, он даже не соизволит поздороваться с пожилой дамой. Но еще больше его разозлит то, что она позвала Маргарет Вашингтон. Старые еврейки и темнокожие особы никак не вязались с его представлениями о бале дебютанток-аристократок. Олимпия легко могла вообразить, кого пригласят со своей стороны Чонси с Фелицией – исключительно тех, кто входит в Социальный реестр, рафинированных представителей знатных семей, чопорных и напыщенных. С Фридой хотя бы приятно общаться, она много путешествовала, постоянно читает, с интересом говорит о политике и умеет в считаные минуты расположить к себе собеседника. А Маргарет? Умница – каких нечасто встретишь!

Олимпию все еще огорчало, что Гарри отказывается ехать. Впрочем, Олимпия уже почти смирилась, да и Фрида, кажется, тоже. До бала оставалось три месяца, и сейчас они обе радовались, что наконец-то решили вопрос с нарядами для себя.

Разговор зашел об очередном судебном деле, которым сейчас занималась Олимпия. Потом обсудили недавний скандал в сенате, не сходивший с информационных лент все последние дни. Фрида была счастлива, что Олимпия в кои-то веки никуда не спешила и могла поговорить со свекровью, не считаясь со временем.

Ближе к вечеру Олимпия распрощалась с Фридой. Вернувшись домой, она застала Гарри за приготовлением ужина. Ему активно помогал Макс. Они учинили на кухне настоящий бедлам, но, судя по довольным физиономиям, прекрасно провели время.

– Где ты была так долго? – поинтересовался муж, когда Олимпия поцеловала его и нагнулась обнять сына.

– Ходили с твоей мамой по магазинам, я же предупредила тебя. Сам понимаешь – это дело требует времени, – ответила она, обводя счастливым взглядом своих любимых мужчин. Господи, какое это счастье, когда тебя ждут дома!

– Как мама? – спросил Гарри, укладывая мясо на решетку. На воскресный ужин он запланировал приготовить барбекю. К этому располагал и теплый вечер, так что погода вполне позволяла заниматься приготовлениями на лужайке за домом.

– Все отлично. Мы подобрали ей дивное платье к балу.

– Ах, вот оно что… – нахмурился Гарри и направился к жаровне, чтобы положить мясо.

Макс бросился к матери.

– Он все равно не поедет, – с серьезным видом объявил он.

– Я знаю, – улыбнулась Олимпия. – Мы с папой обо всем договорились.

– Ты на него больше не сердишься? – забеспокоился Макс.

– Нет. Имеет же он право на собственное мнение!

В этот момент в кухню вернулся Гарри. Олимпия подошла к мужу и обняла его.

– Дорогой, согласись, что твое отношение к этому балу тоже не вполне политкорректно. Это фактически дискриминация в отношении белых англосаксов, – улыбнулась она.

– А у них – дискриминация чернокожих и евреев.

– Тогда вы квиты, – невозмутимо отвечала Олимпия. – Мне кажется, любая дискриминация заслуживает осуждения.

– Вижу, общение с моей мамой даром для тебя не прошло, – заметил Гарри, занявшись салатом. – Ей просто нужен повод нарядиться! Все вы, женщины, одинаковые, лишь бы покрасоваться. А сути этого мероприятия не понимаете или не хотите понять.

– Гарри, это просто светский ритуал. И только! И девочки будут расстроены, если ты не поедешь. Вот это мне кажется куда серьезнее – обижать тех, кого ты любишь и кто любит тебя, ради того, чтобы продемонстрировать свои принципы посторонним людям. Кто оценит твою гражданскую позицию, кто вообще обратит внимание на твое отсутствие, кроме нас – твоих близких?! Только нам будет тебя не хватать! Ну, сам подумай: девочки выезжают в свет, а тебя нет с нами! Ты их вырастил, ты делил с ними и радости, и трудности, они любят тебя! И в такой день ты нас бросишь?!

– Прекрасно обойдетесь без меня! А мы с Максом дома посидим.

– А откуда они будут выезжать? – спросил Макс, все еще не до конца понимая смысл мероприятия. Куда собираются выезжать сестры? И чем им может помочь Чарли? И зачем мама с бабушкой будут на них смотреть? И почему папа этого так не одобряет?

– Ну, малыш, я же тебе говорила, это просто такое выражение. На самом деле девочки будут стоять на большой сцене, под аркой из цветов, и каждая сделает реверанс – это такой изящный поклон. Вот так.

Олимпия присела в реверансе, грациозно, с прямой спиной и поднятой головой, а потом выпрямилась и, как балерина, раскинула руки перед собой.

– И все? – Макс был озадачен.

Гарри пошел перевернуть бифштексы. Он видел реверанс в исполнении Олимпии, но сделал вид, что ничего не заметил. Его это не волновало.

– И все. Только в длинном платье это, конечно, выглядит намного красивее.

– Так тоже красиво! – похвалил Макс. Он был под впечатлением. Какая у него красивая мама! И сестры тоже. Он ими гордился. А еще он гордился сводным братом и папой. – А девочки знают, как это делать? Они умеют?

Он не видел, чтобы они репетировали, а ему показалось, что выполнить эту фигуру не так просто.

– Пока еще нет, но скоро научатся. Перед балом у них будет репетиция.

– Спорим, они сделают этот ре… Ну, в общем, свое упражнение лучше всех! – воскликнул Макс, ни секунды не сомневаясь в способностях сестер. – А что будет делать Чарли?

– Он будет стоять рядом с Джинни во время ее реверанса, потом подаст ей руку, и они вместе торжественно спустятся по лестнице. А потом каждая девочка будет танцевать со своим папой.

– Обе сразу? – изумился Макс. Ему это показалось довольно затруднительным.

– Нет, по очереди.

Если бы пошел Гарри, то одна из сестер танцевала бы с ним, другая – с Чонси, а потом они бы поменялись партнерами. Но раз его не будет, сестрам придется танцевать со своим отцом по очереди.