Все ради любви - Петерсон Элис

– У меня не получится передать ему подарок, поэтому не могла бы ты на заправке купить ему конфет или то песочное печенье, которое он любит?

– Прекрасно.

Повисает долгая пауза. Потом Лукас говорит:

– Я бы приехал, Джен, но никак не могу.

Еще одна долгая пауза.

– Дедушка понимает, – добавляет он.

– Прекрасно.

– Если бы он вернулся в Лондон, Джен! Нам всем было бы намного проще.

А потом я слышу женский голос.

– Лукас, дорогуша, – томно и соблазнительно произносит его обладательница. – Вернись, пожалуйста, в постель, мне холодно без тебя.

– Кто это? – спрашиваю я.

– Никто, – отвечает Лукас, понимая, что он попался.

Он шикает на свою мадемуазель и продолжает:

– Ну, хорошо. Это коллега.

Себялюбивый засранец. Я делаю глубокий вдох.

– Дженьюэри.

Я смотрю на Айлу, и мне очень сильно хочется сказать ему все, но при дочери я не могу.

– Знаешь, дедушка не будет с нами вечно… – пытаюсь я пронять его этим доводом.

– Вот только не начинай, – холодно отвечает Лукас. – Вспомни все, что я для тебя сделал.

Как будто я могла забыть.

Я кладу трубку, и мне вдруг хочется опустить стекло и заорать что есть сил, но я подавляю в себе это желание и не даю волю чувствам. Я вспоминаю, как в детстве Лукас не хотел принимать помощь от бабули с дедулей – ненавидел, когда бабушка пыталась застегнуть ему пальто: как же, на улице же не холодно. Не хотел, чтобы дедушка ему читал – книги же такие скучные. Не хотел, чтобы ему подтыкали одеяло – он уже для этого слишком взрослый. В общем, Лукас играл роль сироты… Теперь-то я понимаю, как ему было больно, как он переживал случившееся, как он тосковал по родителям – и от горя спрятался в свой внутренний укромный мир. Но мне так хочется быть к нему хоть чуточку ближе! Лукас – мой единственный брат, и я в нем сильно нуждаюсь.

Когда мы выросли, я стала спрашивать его о маме с папой все чаще. Бабушка с дедушкой никогда не запрещали нам говорить о них. Что помнил Лукас? Он пожимал плечами и отвечал: «Не так уж много». В его глазах отражалась та боль, которую он испытывал; мне хотелось, чтобы он подпустил меня ближе. И лишь однажды, когда у него была страшнейшая простуда, ему было тогда лет четырнадцать, а мне одиннадцать, он подпустил. Он лежал в своей комнате наверху, и бабуля попросила меня проведать его. Я осторожно постучала в дверь и вошла. Лукас был бледным и слабым, у него были опухшие и красные глаза, и он еле-еле приподнялся на подушках. Когда я села на край кровати, к моему удивлению, он не прогнал меня. А лишь сказал хриплым голосом:

– Я помню, Джен, как однажды в детстве, когда я болел, папа подтыкал мне одеяло и показывал звезды на небе.

Всякий раз, когда мне кажется, что я ненавижу своего брата, я вспоминаю тот день, и это заставляет меня снова полюбить его и простить.

7

Мы со Спадом и Айлой приезжаем к дедушке как раз в тот момент, когда уже готов поздний ланч: домашние хот-доги, которые Айла просто обожает. Во второй половине дня мы отправляемся на пляж. Я подхожу к морю, и шум волн помогает мне выбросить из головы ненужные мысли и перестать думать о Лукасе.

Вечереет. К нам приходит дедушкина подруга, актриса по имени Белла, и мы вместе собираемся праздновать дедушкин день рождения. Белле под семьдесят, живет она в Фоуи, небольшом городке примерно в пяти милях к востоку от Сент-Остелла, где мы с Лукасом ходили в школу. Когда мы впервые посетили Корнуолл, я думала, что Фоуи и Лондон – это две совершенно разные вселенные. Все жители городка необычайно спокойны и добродушны; на улицах можно припарковаться, люди наслаждаются барбекю на пляже, а море яркого голубого цвета.

Белла знала, что дедушка директор хорошего театра, поэтому, когда мы переехали, она предложила ему поставить пьесу, написанную одним из ее многочисленных бывших любовников. Я прямо-таки вижу, как двадцать лет назад она зашла в эту гостиную. Тогда диваны еще не были продавлены, как сейчас, и на рамках фотографий еще не скопилась пыль. Белле тогда было, должно быть, немного за сорок, и она была высокой и статной, а ее иссиня-черные волосы становились еще ярче, когда губы она красила красной помадой. Она оставила сценарий на дедушкином столе; страницы пахли розами. Следующие пару дней мы почти не видели дедулю. Он сидел в кресле, как влитой, а вокруг него, словно конфетти, были разбросаны листы бумаги. С тех пор они с Беллой друзья. Дедушка всегда уважал актеров.

– Самые главные в моей работе – зрители и актеры, – говорил он, – драматург здесь лишний. Если позвать пару актеров и оставить их в одном помещении, они без труда разыграют превосходный спектакль.

Только вот жениться на актрисе? Нет, такого дедуля позволить себе не мог.

Но она дорога ему. И она очень добрая. И она в списке тех его надежных знакомых, кому он звонит, если случается что-нибудь неотложное.

Дедушка открывает конверты с открытками и подарки. Белла хвалит рисунок Айлы: густые белые волосы и брови – дедушка получился ну очень похожим. На его внешность никак не повлияли ни годы, ни горе от потери бабули. Он по-прежнему красив, его острый взгляд все еще полон любопытства. Белла трясется от смеха, читая подпись:

– Дедушка, это позор! В восемьдесят шесть пора быть в инвалидном кресле, а ты все никак не унимаешься!

Ниже фото пустого инвалидного кресла.

Когда дедушка заканчивает разворачивать подарки, я вспоминаю, что вообще-то есть еще один, но мне как-то не очень хочется его дарить.

– От Лукаса, – тем не менее говорю я, неохотно протягивая дедушке коробку конфет.

– «Бендикс». Мои любимые, – говорит дедуля, не в силах скрыть печаль в голосе. – Какая жалость, что он не смог приехать… Я понимаю, работа… Вы, молодые, пашете, должно быть, как лошади.

– Это не основной подарок, – пытаюсь я успокоить дедулю, гладя его по колену.

– Нет. Вот основной! – слышим мы голос Лукаса. Он стоит в дверях, держа в руках маленький коричневый сверток.

Я не могу поверить. Он здесь?! Вот и дедушка не может скрыть удивления. Он встает и широко-широко раскрывает объятия:

– Как я рад тебя видеть, дорогой Лукас!

– Ну не мог же я, в самом-то деле, снова пропустить твой день рождения! – говорит он и пристально глядит на меня. – Меня бы не простили.

После ужина дедушка разводит в камине огонь, и мы усаживаемся на диване в гостиной. Айла уже в пижаме и обещает, что через пару минут ляжет спать. По случаю дня рождения дедули я позволила ей не ложиться дольше обычного еще и потому, что она помогает деду настроить подаренный ему Лукасом айпад. Или, точнее, «Мою новую игрушку», как он его назвал. Лукас вынимает с книжной полки один из наших старых семейных фотоальбомов.

Я заглядываю в альбом и вижу газетную статью с выцветшей фотографией наших мамы и папы, датированную 1979 годом – годом моего рождения. На фото, пухленькая и улыбающаяся, я сижу у мамы на коленях, а рядом с нами стоит папа в рубашке и галстуке, и на лице его искренняя гордость. С его светло-каштановыми волосами, широкими плечами и спортивным телосложением папа очень похож на Лукаса. Я помню дедушкины рассказы о том, что папа очень много занимался спортом – у него был пунктик насчет мускулатуры и он обожал ездить на велосипеде и бегать по утрам.

– В отличие от меня, – каждый раз смеялся дедуля.

На полу в комбинезоне сидит Лукас, его голова лежит у мамы на коленях. На маме платье с высоким воротом и сапоги до колен.

Заголовок гласит: