Лиз Тренау - Шелковые узы
Анна скучала по природе – по морю с его переменчивым настроением и песчаным пляжем, по шелесту камыша на пустошах и мелких озерах, где часто можно слышать крики болотных птиц, полям, поросшим вереском, желтым ракитником, розовым шиповником и кипрейником.
Анне не хватало друзей из деревни, сестры, их собаки Шмеля, уроков рисования с мисс Дэниелс и особенно – отца.
Когда она немного подросла, Теодор начал рассказывать дочери о своей работе, жалуясь на запросы эксцентричных, своенравных членов паствы и требования, присылаемые от епископа. Он брал ее на встречи со счетоводом, где обсуждались финансы семьи, и с адвокатом, где рассматривались юридические вопросы, касающиеся церкви. Время от времени отец приглашал Анну на собрания паствы, когда собирался обсуждать какой-нибудь неоднозначный вопрос.
– Я могу доверять лишь тебе, дорогая, и ты мне нужна, хочу, чтобы ты стала моими глазами и ушами, тем самым помогая мне принять верные решения, – говорил он не раз.
Поэтому она смотрела и слушала, узнавая, как можно выиграть в споре, когда твой оппонент даже не подозревает, что проиграл; как вернуть обсуждение в нужное русло, не задев ничьих чувств; как разобраться в основах бухгалтерского дела и юриспруденции.
Когда у Теодора было плохое настроение, он признавался, что его вера пошатнулась во время затяжной болезни жены. Он спорил с дочерью о том, стоит ли продолжать молиться, если твоя вера не тверда. В лучшие времена они до поздней ночи обсуждали литературу, местную и национальную политику, философию, новые невероятные открытия науки и техники. Хотя сам он, в отличие от жены, не был склонен к наукам, Теодор поддерживал желание Анны учиться, оплачивая ее уроки, которые давала одна пожилая леди, ставшая местной знаменитостью из-за своей книги об иллюстрациях.
Анне не хватало личного пространства. В доме священника постоянно бывало много гостей, но она всегда находила спокойный уголок, где могла посвятить время себе. Здесь же единственным подобным местом являлась ее спальня. Однако если девушка проводила там слишком много времени и об этом узнавали Лиззи или тетя, ей приходилось отвечать на вопросы. Почему она так рано ушла к себе? Ей нездоровится?
Больше всего она скучала по свободе. Ей очень хотелось как можно подробнее узнать о том месте, где она теперь жила, изучить улицы города и, конечно же, найти себе темы для натюрмортов и пейзажей. С помощью повара она собрала на обеденном столе композицию для натюрморта из тарелок, чашек, буханки хлеба и персиков, но ей приходилось убирать ее каждый раз, когда семья садилась есть. К сожалению, ей так и не удалось восстановить композицию в первоначальной форме.
Она набросала на бумаге вид из окна своей спальни, пытаясь передать перспективу; написала портрет Лиззи в ее любимом желтом дамастовом платье на фоне гобелена. Фигуры людей ей всегда давались с трудом, а в доме с массивной мебелью и небольшими окнами девушке постоянно не хватало света. Из-за этого Анна начала высоко ценить работы таких мастеров, как Рембрандт и Вермеер, репродукции полотен которых видела в журналах мисс Дэниелс.
Но сильнее всего ее творческое воображение поражали растения – деревья и цветы. Ее завораживало то, как свет и тень играют на их стеблях и листьях, обладающих невероятным многообразием размеров и оттенков зеленого и других цветов.
На последней акварели, нарисованной девушкой перед отъездом из Суффолка, она изобразила зеленые побеги колумбины, свободно вившейся вдоль забора их дома. Анна была рада, ведь ей удалось передать ощущение движения растения, яркую белизну цветов с розовым оттенком. Отцу очень понравилась акварель, и он попросил разрешения повесить ее в кабинете, «чтобы она напоминала о тебе, когда мне будет одиноко». Анна уже решила, что, закончив свою новую картину, пошлет ее отцу на день рождения или на Рождество.
Здесь, в Лондоне, у нее было немного возможностей наблюдать за растениями. Она жила в царстве камня и металла. Указания тети не оставляли места для сомнений – Анне запрещалось покидать дом без сопровождения Лиззи или Бетти, она должна была выходить только по делу, заранее сообщая, когда вернется. Но Лиззи каждое утро углублялась в учебу, а Бетти занималась выполнением своих обязанностей, поэтому девушка очень часто была предоставлена самой себе.
Жара не ослабевала, и Анна заметила, что начинает дремать даже днем. Ей казалось, она теряет контроль над своей жизнью.
Тетя Сара обещала: как только все ее платья пошьют, они поедут в гости. Анна с ужасом ждала этого момента, ведь тогда ей придется делать вид, будто она другой человек, вести вежливые разговоры с незнакомцами, но даже это было лучше изоляции. Вот почему, стоило тете получить записку от мисс Шарлотты о том, что платья готовы, Анна с удивлением поняла: она, оказывается, нетерпеливо ждет этого.
Им предстояла короткая прогулка, поэтому карету не вызывали. Стоял теплый день, и к тому моменту, когда они добрались до Дрейперс-Лейн, Анна вся покрылась потом.
На вывеске над дверью было написано: Мисс Шарлотта Эмсбери, костюмер. В единственное окно Анна увидела внутри группу красиво одетых леди и джентльменов, но, когда вошла с тетей внутрь, поняла, что это были не люди, а манекены. Платья выглядели очень красиво, но на них было столько подвязок, кружев и оборок, что Анна удивилась, как можно в подобных нарядах вести нормальный образ жизни. Она надеялась, что платья, пошитые для нее, окажутся намного проще.
Услышав звон колокольчиков над входной дверью, мисс Шарлотта почти мгновенно вышла из задней комнаты, приветствуя Анну и ее тетю широкой улыбкой.
– Добрый день, миссис Сэдлер, мисс Баттерфилд. Для вас все готово. Пойдемте за мной.
Она казалась весьма уверенной и энергичной. Анне было сложно определить ее возраст. Женщине явно было за тридцать пять. Однако ее палец не украшало обручальное кольцо. Как эта дама смогла самостоятельно основать столь успешное предприятие и остаться независимой? В их прошлую встречу Анне понравился ее спокойный характер. Теперь она гадала, сможет ли Шарлотта стать ее союзницей или даже другом в этом странном мире.
Их провели в просторную комнату в задней части магазина, где пол застилал потертый ковер. Одна часть комнаты была обставлена как гостиная с четырьмя стульями, обтянутыми потемневшим голубым бархатом и стоявшими рядом с незажженным камином. Другая часть была завешена длинными ситцевыми драпировками.
– Садитесь, пожалуйста, – сказала мисс Шарлотта. – Могу я вам предложить что-нибудь прохладительное?
Пока они ждали, Анна заметила небольшой манекен, одетый в темно-синее шелковое пальто с бархатным воротником, манжетами и жемчужными пуговицами.
– Какое прекрасное пальто! – воскликнула она. – Ему наверняка оно понравится.
Портниха, наливавшая в этот момент сок бузины в три чашки, замерла и посмотрела на Анну.
– Да. Конечно, – тихо согласилась она, покраснев. – Это подарок на его седьмой день рождения. Надеюсь, он будет доволен.
После короткого обмена любезностями, тетя Сара сказала:
– Нам стоит продолжить, мисс Шарлотта. Покажите нам, как вы собираетесь превратить мою племянницу-деревенщину в модную городскую леди. – Улыбнувшись, она добавила: – Это непросто, как я понимаю.
Анна почувствовала, что краснеет.
«И почему тетя так хочет подорвать мою уверенность в себе?»
Мисс Шарлотта, заметив замешательство Анны, взяла ее за руку и осторожно провела к драпировкам.
– Я с радостью одену такую милую молодую леди, – сказала она с улыбкой. – Вы готовы, мисс Баттерфилд?
За драпировками девушка увидела десятки платьев и юбок различных расцветок, висевших на деревянных крючьях и покрывавших всю поверхность стены.
«Как палитра художника», – подумала Анна.
На длинном столике лежало разнообразное белье: белые батистовые шемизетки[27], корсеты, фижмы[28], кружевные манжеты и чепчики, а также два вышитых корсажа.
– Наденьте эту новую шемизетку, а я помогу с корсажем и фижмами, – шепнула мисс Шарлотта. – Не волнуйтесь. Это несложно.
Она тактично отвернулась, пока Анна раздевалась. Обнажившись, девушка почувствовала себя уязвимой, словно с одеждой сбросила свое старое «я», став белым листом. Анна взяла одну из шемизеток со стола и с радостью надела ее. Прикосновение мягкого белого батиста, такого тонкого и нежного, словно птичий пух, успокаивало девушку. Тихо прочистив горло, она дала понять, что готова.
По привычке Анна надела новый корсаж так, что застежки оказались спереди, но мисс Шарлотта, покачав головой, развернула его застежками назад.
– Вы можете завязать их спереди, когда одеваетесь сами, – шепнула она, – но сейчас мы должны показать вас в лучшей форме.
Мисс Шарлотта затянула тесемки так тесно, что края корсажа больно впились в бока Анны и ей показалось, будто она никогда больше не сможет дышать нормально. В то же время девушка с тревогой заметила: благодаря этому ее небольшие груди соблазнительно округлились. За корсажем настал черед фижм, которые крепились на уровне талии, создавая законченную конструкцию.
