Людмила Бояджиева - Бегущая в зеркалах
Вкратце они с Луми наметили план дезинформации, должный сбить с толка преследователей и для осуществления которого «корейцу» предстояло получить поддержку своей «фирмы». Прежде всего место Пэка должен занять его «дублер», прошедший обработку путем традиционного хирургического вмешательства, а все архивы, препараты, да и сам Динстлер, возможно, «раздвоиться», т. е. обрести дубликаты, предназначенные «на продажу». Все это, конечно, потребует времени, пока же, во избежание новых непредвиденных случайностей, «покупателям» надо подать знак, что Динстлер стал более сговорчив. Сделать это очень просто — стоит лишь вычислить канал утечки информации из клиники и умело воспользоваться им.
Начали, естественно, с Жанны и сразу попали в цель. Как-то в ее присутствии, подначиваемый Луми, шеф «разоткровенничался», признавшись, что не в силах больше работать без средств и могущественного прикрытия, намекнул на сделанные ему кем-то, но сорванные Луми заманчивые предложения. И то, что примерно через полгода завершив кой-какие изыскания, намерен покинуть клинику и, возможно, страну, имея в рукаве козырную карту. Крючок с наживкой был заброшен.
Вечером возле отдыхающего в обществе Пэка и Ватте шефа появился Луми и протянул ему какую-то бумагу.
— Вы уже поняли, Док, я должен исчезнуть. После шумного скандала в присутствии Жанны, разумеется.
Динстлер опешил — очевидная необходимость этого шага после вчерашнего подвига Луми не приходила ему в голову.
— Здесь мое гневное письмо в ваш адрес, которое вы должны «забыть» где-нибудь на виду. И не отчаивайтесь — вам надо так много сделать… И еще, Док… — Луми замялся, — мне было интересно играть с вами в одной команде.
После отъезда шумно «уволенного» Луми, Динстлер начал бояться. Он сам придумал себе перечень страхов, рисуясь перед Вандой, и теперь играл по своему же сценарию. Ночью за окном спальни, находящейся в первом этаже слышались шаги, дверь за креслом кабинета холодила затылок неведомым дуновением, и речи, конечно, не было о том, чтобы в одиночку проехаться по безлюдной темной дороге. И еще одно тревожило Пигмалиона — что станет с настоящим Пэком, когда появится двойник?
На следующий за отставкой Луми день у ворот дома был обнаружен «мерседес» Шефа, «оставленный» им, якобы, в ремонтной мастерской во время недавней «командировки». В автомобильном магнитофончике торчала кассета Ванды, но только вместо Френка Синатра, немецкая певичка исполнила веселый шлягер «Телефонная Сьюзен М», в котором умоляла своего кавалера не забывать ее телефонный номер, а потом во всю мощь динамиков, широко и раскатисто грянул маршевую песню бархатный баритон на непонятном, по-видимому, славянском языке.
Динстлер заглянул в свою телефонную книжку, всегда лежащую на письменном столе, и обнаружил телефон Сьюзен М., записанный его почерком, но, конечно же, чужой рукой. И рефлекторно оглянулся, почувствовав между лопатками холодок — в комнате никого не было.
Он рванулся было к Ванде, но остановился на полпути и сильно задумался — стоило ли посвящать жену во все хитросплетения этой истории? Он так и не решил ничего, притормозив, однако, признания.
Жизнь в клинике пошла своим чередом. Ванда успокоилась, сосредоточив внимание на другой, не менее тревожной проблеме: их дочери исполнилось уже полгода, а отец, казалось, и не замечал ее присутствия. Ванда всячески старалась попасться на глаза мужа с Антонией, затянуть его в детскую и даже стала прогуливаться с малышкой на «альпийской лужайке» именно в те вечерние часы, когда туда захаживал Готл. Но не обидно ли? Он охотно переносил общество Пэка, позволяя слюнявому идиотику копошиться у его ног, облапывая колени грязными ручонками, а Тони просто не замечал, ограничиваясь фальшиво-вежливым чмоканьем в щечку, да какой-нибудь фразой, типа: «чудная малышка, ку-ку!» И переводил разговор на другую тему. Но главное — эти глаза! Ванда обмерла, приметив в них не простое равнодушие занятого другими мыслями человека — нет. Она хорошо знала острый ледяной холодок, спрятанный в самой глубине его глаз — холодок озлобленного отвращения.
Динстлер и сам поймал себя на этом, когда впервые, в трехмесячном младенце разглядел то, чего так испугался, гостя у Леденцев — фатальное фамильное сходство — и вместо умиления и теплоты почувствовал брезгливость. Он не знал, что делать с собой, стараясь не думать об этом и пореже встречаться с дочерью.
Слишком-то предаваться раздумьям не приходилось — Динстлера ждал еще один удар, который он должен был пережить в одиночку. Однажды вечером, отдыхая на поляне, он услышал какой-то шум и увидел санитарку, испуганно зажимающую укушенную руку. Рядом прыгал и визжал, пытаясь сорваться поводка необычайно агрессивный Пэк. Динстлер схватил его за помочи, привлек к себе, ласково называя по имени, но мальчик не успокоился, а изо всех сил «боднул» своего Хозяина тяжелой головой в подбородок и, дико визжа, вырвался из рук. Такого еще никогда не было.
Чуть позже, когда пойманный санитарами, успокоенный уколом, ребенок уснул, Динстлер склонился над кроваткой, ероша светлые волосы и сразу понял все — за ушами, у глаз и на переносице были заметны довольно свежие швы. Он пригляделся — сомнений не оставалось — это был не его Пэк. А значит «поезд тронулся» — план Луми начал осуществляться. И опять — холодок по спине и желание оглянуться на дверь…
Ночью, тщательно проверив двери и окна в кабинете, Динстлер открыл сейф — документация Майера была на месте. Он достал серую кожаную папку, пролистав пожелтевшие страницы — все так. Но что-то… Он торопливо нашел нужный раздел и пробежал текст — вот оно! Ошибка! Дезинформация была подготовлена так ловко, что прежде чем кто-либо сможет понять, что направлен по ложному следу — пройдут месяцы, а может — годы. Хорошо… Но что же дальше? Боже! Ведь теперь его очередь — он должен «раздвоиться»! Как это случится? Неужели однажды он застанет за своим письменным столом двойника? А сам? Страшно и зябко. Динстлер занял себя работой, боясь остановиться потому что каждая пауза, оставляющая его наедине с собой вызывала чувство падения в бездну. Пол проваливался под ногами, окружающее пространство растворялось, теряя очертания: кто он? что он? И зачем — зачем все это?
Звонок из другого, прочного мира вернул его к реальности: где-то в далеком, в маленьком городке, в доме за сиреневыми кустами, умирала Корнелия.
8
…Конец ноября, холодный дождик за прикрытыми ставнями, затхлый воздух, пропахший лекарствами и старым больным телом. В узкой кровати с высокой резной спинкой разбитая параличом женщина — сморщенная, высохшая чужая. Глаза ввалились в потемневшие глазницы и один из них, еще живой, испуганный обратился к вошедшему. Искривленный губы с трудом прошептал: «Ехи!»
