Виктор Ермаков - Святая, смешная, грешная
– Ладно, милый, не расстраивайся, – сказала я, желая как-то поддержать Костю. – А нельзя как-нибудь на лето перестроить производство? Скажем, зимой производить конфеты, а летом…
– Трусы и купальники? – не дав мне закончить, вставил Костя, и мы вместе рассмеялись.
– Нет, я не это хотела сказать. Дай мне закончить, – продолжала я, улыбаясь. – Я имела в виду зимой – конфеты, а летом – мороженое или пиво.
– Гениальная идея! И почему кроме Кати до этого раньше никто не додумался? Мне кажется, эту идею стоит запатентовать, – явно прикалывался надо мной Костя.
– Ты не издевайся, а объясни, почему нельзя? – не отставала от него я, будучи уверенной в том, что сказала умную вещь.
– То есть одна линия в зимний сезон производит шоколад. В летний период она же льёт пиво, газировку, мороженое… А для полного счастья в ночную смену трусы да купальники отстрачивает! Так что ли?
– Трусы и купальники не обязательно, а вот пиво-воду-мороженное, думаю, что возможно, – не уступала я.
– Теоретически, я повторяю, только теоретически, – Костя сделал паузу, – такую линию создать можно. Но стоить она будет, как золотая. Потому что ты предлагаешь совместить три разных, почти не совместимых технологии. И это не считая пошива трусов!
– Ну хорошо, сдаюсь! – подняла я руки кверху. – Думаю, на праздники – Новый год, Восьмое марта – наверстаешь упущенное. Не расстраивайся сильно. А сейчас закрывай всё на ремонт, профилактику, или что ты там ещё хотел сделать, и всё свободное время проведи со мной!
– Так у тебя же зато сезон трусов, как ты время на меня будешь находить? – спросил Костя, подмигнув мне.
– Милый, поверь, я всегда найду время и на бизнес, и на тебя!
Глава 15
Словно предчувствуя, что нас ждёт незабываемое лето, мы, не сговариваясь с Костей, работали как проклятые, стараясь сделать задел в бизнесе, чтобы потом расслабиться и как следует насладиться бездельем. Костя уже решил остановить фабрику на два месяца, поэтому сейчас дорабатывалось сырьё, отгружалась продукция по договорам, закупались запчасти для ремонта… Всё шло по плану, чтобы в июне, в самый жаркий месяц, остановить производство. Не будет плана, летучек, пятиминуток и всякого рода авралов… А значит, мы сможем встречаться чаще, проводить больше времени вместе, засыпать и просыпаться, не смотря на часы.
Мы решили июль провести на даче, а в начале августа рвануть куда-нибудь на море. Мысли о такой перспективе окрыляли меня и давали бешеный заряд силы и энергии! Всё шло как нельзя лучше. Пришла новая летняя коллекция, и офис опустел. Все, включая меня, ежедневно ездили по бутикам, помогали разобраться с товаром, ценами, делать выкладку товара. Дни становились всё жарче, Москва пустела, люди тянулись кто на море, кто на дачи, за город. Мы с Костей тоже всё чаще уезжали на дачу, проводили там по нескольку дней подряд. Возвращаться в город, где от жары плавился асфальт и стояла невыносимая духота, не было ни малейшего желания.
В один из таких дней мы были на даче, и Костя предложил прогуляться. Пошли пешком до ближайшего леса. Шли по тропинке, пересекая огромное ромашковое поле. День угасал, окрашивая золотистым солнечным закатом верхушки сосен. Долгожданная прохлада опускалась на уставшую от зноя за длинный июльский день землю. Костя нарвал букет ромашек, и я сплела венок.
– Ещё не разучилась, – улыбнулась я, надев его себе на голову.
Мы вошли в лес: стволы сосен, покрытые янтарной смолой, уносились вверх, а если поднять голову, то казалось, что небо медленно кружилось. А может, это кружится голова от чистейшего соснового воздуха, насыщенного терпким, чуть горьковатым привкусом детства? Когда ты идёшь в сандалиях по опавшим и сухим, потрескивающим под ногами, иголкам, стараясь увидеть в траве кисть костяники или шляпку гриба. Ах, детство, детство… Где-то вверху старательно выбивал дробь дятел, дорабатывая дневную смену, пытаясь добыть что-нибудь на ужин. Закат солнца дал команду приготовиться ко сну всем пернатым, и они, перекликаясь на разные голоса, занимали свои законные места: кто в дупле, кто на ветке, кто в густых зарослях кустарника. Глубоко вдохнув лёгкими этот, казалось, прозрачный, и звенящий воздух, я обернулась. Костя стоял рядом.
– Нет, не начинай даже, – сказала, я, сделав шаг назад, и запуталась волосами в густой и упругой паутине.
Представив картину, как мы, отбиваясь от слепней и комаров сломанными ветками берёзы, занимались любовью, мы со смехом побежали назад, к уютному кожаному дивану. Выбежав из леса на тропинку, мы остановились. Солнце уже почти село. Где-то вдали виднелись всполохи зарниц. Раската грома ещё не было слышно, но яркие вспышки, то тут, то там на мгновения разрывали свинцовые облака. Ещё пока редкие, но тяжелые капли дождя падали, фонтанами вздымая пыль на тропинке, как бы раздумывая, начинать или нет. Природа замерла в ожидании. Крупные капли всё чаще стали барабанить по земле. Костя взял меня за руку, и мы побежали через поле к какому-то еле видному в полумраке строению.
– Бежим, я знаю этот домик. Не уверен, что там кто-то живёт, но думаю, найдём, где спрятаться, переждём дождь.
Это был крайний, ещё уцелевший дом деревни, когда-то раскинувшейся здесь. Мы подбежали к калитке – Костя толкнул её, и она открылась. Насколько было возможно разглядеть, это был дом, сарай и огромное дерево. Вероятнее всего, старая разросшаяся яблоня. Под её кроной – вкопанный в землю стол со скамейками. Света в окнах не было. Костя толкнул дверь в дом, затем – в сарай. Двери не поддавались. Скорее всего сюда ещё иногда приезжали хозяева, раздумывая, пустить ли всё это на слом, попытаться отремонтировать или продать то, что ещё не уничтожило время.
Мы встали под густую крону дерева в надежде хоть как-то спастись от дождя. Костя снял с себя рубашку и стал её зачем– то выжимать. Поняв бессмысленность своей затеи, он повесил её на сук дерева и, скинув надетые на босу ногу полукеды, вышел под дождь. Подняв руки кверху и задрав голову, начал что-то кричать, а может, петь… Обрушившийся стеной дождь заглушал его голос, но всё равно радостное, сумасшедшее настроение передалось и мне! Поняв, что давно уже промокла до нитки и прятаться под деревом бесполезно, я вышла под дождь. Дальние всполохи зарницы, иногда выхватывали наши тела из темноты ночи, освещая этот сумасшедший танец.
Так внезапно, бессмысленно, без каких-либо оснований заставить человека радоваться может только дождь! Мы взялись за руки и стали танцевать! Только сейчас, оказавшись рядом, я услышала слова Кости. Он пел: «Дождь, звонкой пеленой наполнил небо, майский дождь…» Это была знаменитая песня Юрия Шевчука. Гимн дождю и людям, умеющим вот так же, как и мы, радоваться дождю, «не боясь потом с осложнениями заболеть». Тем более, заболеть от этого тёплого июльского дождя невозможно.
