Оксана Сергеева - Райская птичка
Ах, Париж, Париж…
…«Шанель №5», «Мирей Матье» и «хрустящие круассаны на завтрак»…
Но, несмотря на всё это великолепие чувств и ощущений, которые дарила французская столица, Энджел жутко скучала и очень хотела поскорее вернуться домой. Майами, – жаркий и соблазняющий, - был ближе, потому что в нем её душа. Там она оставила её, когда покидала город, храня в сердце большую надежду.
Париж встретил её ласковым солнцем, пышной зеленью и цветущими розами. И хотя несколько дней после её приезда лил дождь, это не принесло ни малейшего разочарования. Париж и в дождь прекрасен. Он просто на мгновение заснул, укутываясь во влажную пелену, умываясь прозрачной водой, смеясь, глядя как прохожие шлёпают по лужам на проспектах.
Для себя же дождь Энджи посчитала хорошей приметой. Теперь у неё уже нет времени и возможности бояться, а только верить в лучшее. Она поверила. И «лучшее» сбылось. Да так, что она и не знала - плакать ей или смеяться. И только от радости.
- Конечно, в вашем случае, такая операция должна проводиться только по строгим показаниям. И если такие будут иметь место, то мы её сделаем. Но сначала нужно пройти повторное полное обследование. Вообще, такую процедуру можно делать до тридцати пяти недель, но чем раньше, тем лучше, - сказал тогда доктор с уверенностью, которая убивала всякие сомнения.
- Я понимаю, - она с готовностью кивнула, соглашаясь на всё, кроме одного. Но к счастью, доктор об этом не упомянул.
- О подробностях поговорим позже, но уже сейчас могу сказать, что не вижу никаких препятствий для благополучного исхода. А потом всё будет зависеть от вас. Аккуратность во всём, минимум волнений и переживаний, никаких физических нагрузок. И всё будет прекрасно.
- Спасибо, доктор, вы меня очень успокоили. Честно говоря, не представляла теперь, как всё это будет.
- Абсолютно нет нужды волноваться. Отдыхайте, гуляйте, дышите свежим воздухом. После операции будете неделю наблюдаться у нас, а дальше у своего врача. Сама операция не так сложна, как кажется, уже через три часа сможете пойти домой, без всяких линз и очков.
- Да, мой врач предупреждал, но мне это кажется просто невероятным.
- Совсем нет…
Но так и вышло на самом деле.
Собственные сомнения теперь, конечно, показались смехотворными, но если бы мы могли всё, или хотя бы какую-то часть, предсказать…
Если с разрывом отношений с Данте мир её перевернулся с ног на голову, то сейчас вполне можно сказать, что всё встало на свои места.
Потому что её мир вновь сделал кувырок. Но вот сейчас она чувствовала спокойствие, такое, какого доселе в себе не испытывала. Теперь оно у неё внутри. Как тихая уверенность в собственном будущем. По-другому и быть не могло. Никак.
Как бы ни сложилось всё дальше, у неё уже есть своё маленькое счастье.
Они с Данте очень похожи, гораздо больше, чем она сама предполагала и думала на первый взгляд. Он достаточно эгоистичен, да и она, как оказалось, – не в меньшей степени.
Только избавившись от своих страхов, она это поняла.
Когда ушла эта беспросветность в виде грозящей слепоты, а тревога перестала бередить душу и сердце, она поняла, что всё то время, подчинённое неуверенности, действовала только в угоду себе. Она сама позволила страхам и сомнениям заполонить душу, собственноручно делая жизнь бесцветной, хотя вокруг было кому её скрасить. Всё это мешало трезвому адекватному восприятию, в том числе и Данте, их отношений и всех происходящих событий. Хотя, ничего не мешало и тогда жить полными ощущениями, а не зацикливаться на проблеме, замыкаясь в себе.
Но на тот момент она чувствовала себя жертвой, вполне серьёзно полагая, что и вести себя можно соответствующе. Как жертве.
Может быть, чтобы преодолеть этот порог, нужна была эта трагедия.
Понадобилось на время «ослепнуть» и побыть в сером мире, чтобы потом суметь оценить всю яркость и красочность жизни.
Хотя любить себя нужно. Со всеми своими недостатками и достоинствами.
Нужно сознавать свою целостность, чтобы уметь правильно реагировать на происходящее. Всё же, жизнь наша в современном мире не предполагает возможности просто плыть по течению, как бы похвальна ни была добродетель.
К чему маскировать собственную неправоту тысячей «правдоподобных» доводов, стыдясь в ней признаться.
К чему прятать чувства от себя самой, зная, что будешь любить его, будь он трижды негодяй.
Вздохнув, Энджел ещё пару минут постояла у окна.
Эти две недели самые долгие в жизни. Каждое новое утро тянулось бесконечно, играя и смеясь над её смелым настроением, и проверяя на прочность. Она торопила время, разгоняя сонное утро привычным ароматом кофе; коротала часы в садах и парках, гуляя по аллеям, бродя по лабиринтам аккуратно подстриженных изумрудных кустов и глядя на зеркальную поверхность пруда, отрекаясь от мыслей и суетливости; наблюдала за прохожими и мечтала о будущем. Это были такие смелые мечты, что она бы не решилась произнести их вслух.
Прошлое хоть и дышало в затылок, но уже не мешало. Подгоняло, заставляя двигаться вперёд. Бежать. Ловить счастливые мгновения, с жадностью выхватывая их из нагретого солнцем воздуха.
Последний день она в Париже… И ночь… Следующую, она проведёт в своей постели. И, хотя отель был очень комфортабельный, а номер уютный, отчаянно не хватало тех многих вещей, к которым она привыкла. Прикипела душой. Наверное, люди привязаны к обычным вещам не нитями – какими-то канатами. К любимой кружке, из которой каждое утро пьёшь кофе, ночнику, свет которого приятный и не раздражающий, мягкому ковру у кровати.
И всё же радовало, что представилась возможность остановиться в отеле, а не лежать в клинике. В стенах больничной палаты можно и вовсе сойти с ума, хотя те палаты мало чем отличались от её номера, - это плюс клинике.
Сегодня ей предстояло последнее обследование. Едва подумав об очередном посещении клиники, Энджел вновь почувствовала привычное волнение. Каждый раз она с тревогой ожидала: что скажет врач. Уверенность, что абсолютно все трудности со здоровьем остались позади, пока не было. И таковой не могло быть в её теперешнем положении.
Но не только боязнь услышать об ухудшении, бросала тень на её радужное настроение. Чем ближе была дата возвращения домой, тем чаще её посещали мысли иного рода - беспокоили отношения с Данте. И когда принимала душ, она думала об этом, ела и собиралась в больницу - мысли о нём беспрестанно лезли в голову.
Даже сегодня когда врач, прощаясь, давал ей последние рекомендации, она думала о нём. Перебирала все крайности, какие могли быть в их отношениях, отсекая параллели, в лице Тима и Алисии. Усыпляла свою бдительность, которая не давал ей покоя, заставляя в прошлом бросать на него пытливые взгляды, ища подвох. Заглушала дикое желание перестраховаться, которое уже сработало. Входя тогда в море их отношений, она ожидала наткнуться на острые камни, а не почувствовать под ногами тёплый гладкий песок.
