Вэл Корбетт - На первой полосе
Лиз положила трубку и направилась в туалет. Спрятавшись в кабинке, она опустила голову и закрыла лицо руками. Чарли опубликовал немало бестолковых передовиц, иногда это у него случалось. Но у нее это произошло при подготовке первого номера. Лиз была подавлена.
Наконец, набравшись решимости, Лиз встала и поднялась на этаж выше в свой кабинет. Она не позволит, чтобы Тони увидел ее слезы. Все безнадежно. Если они не докажут, что Розмари Берроуз доносчица, новая передовица будет не лучше.
Почти против своей воли, Лиз поднесла палец к кнопке консоли, которая связывала ее с юристом газеты, и через мгновение отдернула палец. Что она ему скажет? «Передовица может не получиться, и мне нужен ваш совет. Это деликатное дело, о женщине-политике и ее любовнице-лесбиянке…»
Лиз колебалась. Проконсультироваться с юристом — все равно, что пустить это сообщение в эфир на весь мир. Он верен компании, но не редактору. Это может стать еще одним неверным шагом. Она поклялась никому об этом не рассказывать.
Она вышла из кабинета к присоединилась к другим сотрудникам, работавшим этажом ниже.
Когда Хьюго и Дейвина поженились, он предоставил ей свободу действовать не заботясь о том, чтобы ее деятельность приносила реальный доход. В свое время он нажил приличное состояние и знал, что финансовая обеспеченность даст Дейвине возможность сосредоточить свои силы на политическом поприще. Ей не нужно было предпринимать усилий для того, чтобы сделать члена семьи секретарем и, таким образом, пополнить семейный бюджет, или вписать в служебные расходы несуществующие поездки на встречи с избирателями, чтобы снизить расходы на содержание собственного автомобиля.
Когда они поженились, Хьюго не питал никаких иллюзий насчет того, что сильнее привлекало Дейвину: он сам или его банковский счет. Он вступил в брак впервые, в возрасте тридцати пяти лет, так и не узнав, что такое любовь. К тому времени, когда Хьюго встретил Дейвину, он решил, что пришло время остепениться и завести детей.
Лежа на больничной койке с загипсованной правой ногой на вытяжке, Хьюго был встревожен. Он часами анализировал сложившуюся ситуацию. Прежде чем столкнуться в открытую с Дейвиной, нужно все взвесить. Когда его клонило ко сну, перед глазами постоянно всплывала видеозапись двух обнаженных женщин, занимающихся лесбийской любовью… переплетение двух тел, голова Дейвины, склоненная над грудью Кати, глубокие, нескончаемые поцелуи… Как многие мужчины, Хьюго представлял в эротических мечтах двух женщин, занимающихся любовью. Но не собственную жену.
Ко вторнику Хьюго перебрал все возможные варианты и принял решение. Он был прежде всего прагматик. В принятии всех важных решений в жизни, от выбора спортивного хобби, дисциплин, которые он изучал в Кембридже, профессии и до вступления в брак, он никогда не руководствовался эмоциями.
Это из-за эмоций, которые возникли после просмотра видеокассеты, где увидел жену в постели с другой женщиной, он не справился с управлением и попал в аварию. Он больше никогда не повторит эту ошибку, не допустит, чтобы чувства взяли над ним верх. Карьера Дейвины не стоит ломаного гроша. Он будет принимать взвешенные решения, в своих интересах и в интересах детей.
Развода не будет. Пока. Это заключение основывалось на необходимости исключить насмешки над детьми со стороны их сверстников и на стремлении сохранить свою собственную репутацию. В кругу Хьюго супружеские измены считались обычным делом. Но не те, когда жена предпочитала супругу другую женщину. Он мог представить, какие пойдут слухи — он будет посмешищем.
Хьюго не хотел, чтобы его детей заклеймили дочерьми лесбиянки. Хьюго не был аристократичным распутником. Его ценности были традиционными. Он читал о шалостях лесбиянок в книжках Виты Саквилль-Уэст и Виолетты Трефюзис и презирал влияние этих «декадентских писательниц», как он их называл. Хьюго мог воспитывать своих детей в окружении людей из высшего класса, придерживающихся подобных взглядов, но он пришел бы в ужас, если бы они усвоили их извращенные, как он считал, ценности.
Когда Дейвина первый раз посетила его в больнице, он хотел ее ударить, но сдержал свой гнев. Прежде чем вступать с ней в конфликт, ему надо выздороветь и выйти из больницы. Во время последующих посещений он отворачивался от Дейвины, не в силах спокойно смотреть на нее. Она думала, что причиной его сонливости и плохого настроения были болеутоляющие средства.
Когда Хьюго пришел в сознание, его первые мысли были о видеозаписи, которую частный детектив сделал на Роланд-Мьюс. Сохранилась ли она после аварии? Он спросил медсестру про синюю спортивную брезентовую сумку, которая была с ним в машине.
— Она в целости и сохранности. Полиция доставила ее в понедельник после обеда, — сказала она. — Отдать ее вашей жене, чтобы она отвезла ее домой?
— Нет, не надо, — ответил он быстро очень властным тоном. — Там есть нужные мне вещи. Просто положите ее в камеру хранения больницы. Это можно сделать? Отлично.
Он хотел оставить за собой воспитание детей, и если, когда он обвинит жену, в качестве доказательства у него будет видеокассета, то все будет идти согласно его плану. Хьюго не называл это шантажом, но готовился он именно к этому.
Хьюго души не чаял в своих дочках и, когда Дейвина привела их в палату, он впервые оторвал от кровати свое худое тело и сел улыбаясь. Девчушки обрадовались, когда отец обнял их, забрасывая вопросами.
Дейвина позволила им наслаждаться встречей десять минут, а потом решила действовать.
— Нам с папой надо поговорить об одном деле, — произнесла она, показывая детям взглядом на дверь. — Поиграйте немного в коридоре, мы недолго.
— Зачем ты это сделала? — раздраженно спросил Хьюго.
— Прости, но мне надо с тобой поговорить. У газетчиков появилась странная мысль, что у тебя роман с Катей Крофт. Смешно, конечно, я им так и сказала.
Катя Крофт? У Хьюго даже кровь застучала в висках. Дни едва сдерживаемой ярости и боли в это мгновение напомнили о себе, и все планы выбрать подходящий момент были забыты.
— С этой поганой сукой? — Его обычно спокойные черты лица исказились. — Тебе о ней известно гораздо больше, чем мне, ты, грязная лесбиянка.
Дейвина уставилась на него с открытым ртом. Хьюго никогда не говорил таких слов. Он вообще редко когда выходил из себя.
— И у тебя хватает наглости обвинять меня, — продолжал он, давясь от злости. — Что ты пытаешься изобразить?
Голос Хьюго, переходивший в крик, напугал Дейвину. Ее начало трясти. «Он знает, — подумала она. — Он знает. О Боже! Нужно лгать. Лгать».
