Юлия Данцева - Жена Кукловода
Долго и мучительно решала – во что одеться. Отчего-то ей казалось это важным. Наконец, выбрала черное платье – то самое, в котором она была на первой сессии с Русланом. Собрала волосы в хвост. Накрасила губы алой помадой. И в последний момент зачем-то достала серебряное колье, подаренное Шталем. Ошейник плотно обхватил шею, и Людмиле вдруг показалось, что он сжимается, душит ее, будто змея. В панике сорвала его, сломав замочек.
Такси, будто назло, застряло в пробке на Московском проспекте. Людмила нервно теребила обручальное кольцо, то и дело поглядывала на часы, будто взглядом могла остановить время.
Машина подъехала к знакомому дому. Людмила поспешно расплатилась с таксистом, даже не стала дожидаться сдачи.
Лифт скрипел, громыхал, и натужно, будто из последних сил полз на седьмой этаж. Двери, закрываясь за ней, лязгнули как челюсти. Людмила вздрогнула – нервы натянуты до предела, только бы не сорваться, только бы выдержать…
Дверная ручка мягко, бесшумно поддалась, дверь не была закрыта на замок.
Шаг в полумрак, пропитанный таким знакомыми, будоражащими запахами. Едва уловимо в них вплелись нотки чужих женских духов, - терпких, дымных. Как давно она тут не была!
В прихожей не было света. Людмила прошла дальше, сняв по привычке туфли, осторожно ступая, чувствуя сквозь тонкие чулки лакированную поверхность пола. Сердце колотилось где-то в горле, губы пересохли. Знакомый неяркий розоватый свет едва освещал знакомую до нервной дрожи комнату, сгонял в углы странные и немного пугающие тени.
Руслан стоял к ней спиной у окна. С улицы через просвет между портьерами пробивался неживой мертвенно-желтый луч фонаря, светлая полоска на полу резала комнату на две части.
Людмила остановилась в нескольких шагах от мужа. Сердце стучало так оглушительно, что, как казалось, его слышал даже Руслан.
- Ты опоздала, Эль.
Она вздрогнула от властного тона, едва справилась с желанием упасть на колени. Снова ощутила дежавю. Так уже было, было… Сейчас он скажет, как разочарован, и назовет выбранное для нее наказание...
Только она больше не Эль.
- Двадцать две минуты разочарования?
Руслан резко повернулся. В полутьме против света невозможно было разглядеть, что отразилось на его лице, но Людмила почувствовала его замешательство.
- Ты..., - только и смог произнести он.
- А кого ты ждал?
Он молчал.
- Как же обещание? Никаких сессий?
- Ты не так поняла…
- Конечно не так. Вы собирались играть в шахматы.
Впервые в этой комнате Людмила смотрела смело в лицо господину Кукловоду. А он – прятал глаза.
- Я позвал Анну, чтобы разорвать договор.
- В пятницу, в студию. Это нельзя было сделать в другое время и в другом месте?
- Нет… можно. Не так…
Руслан отошел от окна, направился к стеллажу с орудиями для порки. В полутьме Людмила не сразу заметила, что все это время он сжимал в руке плеть-змейку. Руслан аккуратно повесил ее на место и повернулся к Людмиле.
- Я хотел ее наказать.
Его голос стал тверже, снова обрел властные интонации.
- Она нарушила правила. Нижний не может обсуждать ни с кем свои отношения с верхом. Анна заслужила наказание.
Людмиле стало страшно. Руслан произнес это с такой уверенностью в своей правоте, непогрешимости.
- Ты правда думаешь, что у тебя есть право пороть плетью другого человека? Действительно видишь в Анне вещь? Бессловесную куклу? И во мне… тоже. Все эти годы.
- Нет! Только не в тебе...
Руслан быстро подошел к ней, попытался обнять, Людмила отшатнулась.
- Как я могу! - его лицо исказилось от боли, - Даже видеть тебя здесь, в этой комнате, для меня мука. Ты… я едва тебя не потерял. Ты слишком мне дорога!
- Дорога, - горько усмехнулась Людмила. – Слишком дорогая кукла, в которую нельзя играть, потому что можно сломать. Как лестно.
- Ты не понимаешь! Я никогда себя не прощу за то, что случилось с тобой! Никогда…
Его голос задрожал, Людмиле показалось, что он заплачет. Это выглядело ужасно. Она никогда в жизни не видела, чтобы Руслан плакал.
- Как же мы могли…как могли позволить все разрушить. Мы же были счастливы. Были…
- Были? Мы можем еще быть счастливы! – отчаянно выкрикнул Руслан, больно стиснул ее плечи, впился пальцами. Он словно пытался удержать Людмилу, хотя она и не вырывалась.
- Как? – Людмила стиснула зубы от боли, разливающейся в груди. - Ты не можешь отказаться от всего этого. Я не могу больше в это играть. Бег по кругу. Выхода нет. Опять будешь искать себе новую игрушку? А я буду пылиться в шкафу, как старая забытая вещь?
Он вдруг разжал руки, застонал, отошел к окну. Распахнул его настежь, впустил в комнату холодный мартовский ветер, пропахший талым снегом и прелой прошлогодней листвой.
- Не могу тебя отпустить, - глухо сказал он, не оборачиваясь, словно обращался к пустоте. – Просто не могу.
- Разве я ухожу?
Руслан резко повернулся к ней всем телом. В глазах появилась робкая надежда.
- Отпусти Кукловода. Как я отпустила Эль. Только сможешь ли…
Руслан смотрел на нее, будто пытаясь осмыслить то, что услышал.
- Не знаю, - отчаянно прошептал он.
- Это наш единственный шанс. Эль больше нет, и если ты не сможешь отказаться от Кукловода – у нас нет будущего.
Слова будто били Руслана по щекам. Он вздрагивал и опускал плечи. Людмиле было так странно и страшно смотреть на него, почти сломленного, растерянного, здесь, в этой комнате, где он всегда был Господином, воплощением власти и силы. А потом вдруг шагнул к ней, рухнул на пол, обнял колени, прижался к ним. Его слезы обожгли кожу сквозь чулки.
Людмила провела кончиками пальцев по короткому, слегка колючему ежику волос.
- Я.., - голос Руслана дрогнул, тихий, совершенно не похожий на властные приказы, которые привыкли слышать эти стены. – Мы… попробуем. Все будет как прежде, правда?
Людмила промолчала. Меньше всего сейчас ей хотелось лгать и давать невыполнимые обещания.
Эпилог
- Пани Сикорска! Автограф, прошу!
Дама в изящной шляпке с маками протянула свеженькое, пахнущее типографской краской издание нового романа.
Людмила улыбнулась и достала дорогую ручку «золотое перо». Если присмотреться к ней повнимательнее, можно было увидеть гравировку – вензель из двух букв – Л и Р.
- Как зовут пани? – спросила она.
- Адель, - улыбнулась дама. – Адель Крашчек.
Изящный росчерк золотого пера.
- Пани, Сикорска! Это для моей дочери! Она ваша страстная поклонница. Ее зовут Ева.
Она улыбнулась еще одной читательнице, строгой женщине лет пятидесяти.
