Запрещенные слова. книга 2 (СИ) - Субботина Айя

— Что мама? – Сердце на секунду останавливается. Что стряслось? Мы виделись на прошлой неделе, и она выглядела настолько здоровой, насколько вообще может быть здоров человек в ее возрасте. – Лиля, пожалуйста, ты меня сейчас до инфаркта доведешь! Она заболела?!

— Нет! Понимаешь, - Лиля кое-как все-таки берет себя в руки и сквозь рыдания прорывается более-менее связный рассказ. – Серёжа меня на дачу пригласил, на рыбалку! Мы с ним эти выходные целый месяц планировали. Хотели побыть вдвоем! А она… в последний момент…!

Я замираю, пытаясь осознать. Сергей, мужчина на стареньком, но в хорошем состоянии «Ленд Крузере», который начал ухаживать за моей сестрой примерно три месяца назад. Я видела его всего пару раз, когда он привозил Лилю домой - обычный, нормальный мужик, сорок с небольшим, свой маленький бизнес по ремонту и установке индивидуального отопления, разведен, взрослый сын. Без закидонов, без понтов. И на Лилю смотрит как голодный на хлеб, с обожанием. Я верю в свою относительно неплохо срабатывающую чуйку на людей (хотя в последнее время она и давала сбои), и в его поведении мне в глаза ничего такого не бросилось.

Насколько я знаю, с детьми его Лиля знакомить не спешит – слава богу, сделал выводы из прошлых ошибок, хотя по ее рассказам, Сергей не против.

Но почему она хочет провести выходные с ним для меня абсолютно понятно.

— Лилёк, подожди, - пытаюсь ее успокоить. – Ну и в чем проблема?

Она что-то там про мать говорила. Она их познакомила – и мама встала в позу, что он недостаточно хорош и не укладывается в ее стандарты? Воображаю, что она запоет, когда увидит Славу. Все мое нутро заранее этому сопротивляется. На моей памяти, единственный мужчина, удостоившийся ее одобрения и любви – это Григорьев.

— Я попросила маму посидеть с детьми… - Лиля снова взрывается рыданиями. – И она такой скандал закатила, майя! Кричала, что я – шлюха! Что я бросаю детей ради непонятного мужика! Что она мне не нянька! Что я ничего не поняла в этой жизни! Майя, он… такой хороший! Ты же сама видела, Май!

Понимаю ее как никто, потому что теперь она стала предметом вечных материнских издевательств – я-то на такое больше не ведусь, а Лиле пока еще только предстоит научиться отбриваться материнскую «заботу». У нашей матери вообще какая-то мания обязательно раскатывать нас с сестрой своей совковой, ригидной моралью.

— Лиль, успокойся, - говорю твердо и собрано, как всегда, когда есть проблема, которую нужно решить в строго отведенное время. – Во сколько тебе нужно выезжать?

— В… в десять утра. Завтра.

— Отлично. Собирай вещи. Я приеду к девяти и заберу малых.

Тишина. Такая оглушительная, что я на секунду думаю, что связь прервалась.

— Майя? – слышу ее недоуменный шепот. Почти уверена, что сестра звонила просто в поисках поддержки, а не чтобы услышать от меня вот такое. – Ты… серьезно?

— Серьезно, - усмехаюсь. – Только если пообещаешь, что будешь вести себя… не очень прилично, но не забудешь, блин, предохраняться!

— Ой, иди ты! - всхлипывает она, но в ее голосе уже слышится смех. – Господи, Май, ты меня буквально воскресила к жизни. Я не знаю, чтобы и делала!

— Все, давай, не реви. – Стараюсь придать своему голосу нотки твердости. – А то глаза завтра будут как у лягушки.

Ну а зачем еще нужны сестры?

Мой будильник срабатывает в шесть в субботу. На сборы, и чтобы доехать до сестры мне хватит часа полтора, но я уже научена, что выбраться утром из лап Дубровского – та еще задачка.

Солнце пробивается сквозь просветы в жалюзи его спальни и бьет прямо в глаза.

Замираю, не открывая век, прислушиваясь к его дыханию – теплому, сонному, у самого моего затылка.

Впитываю его звуки и запах всей своей сущностью, давая себе еще минутку полежать вот так. А потом еще одну, и еще. Пока время на часах на перетекает к половине седьмого – только тогда осторожно, миллиметр за миллиметром, пытаюсь выпутаться из его объятий. Тяжелая, как стальной канат рука, лежит у меня на талии, прижимая к горячему твердому телу.

Я почти не дышу, пытаясь сползти с кровати, как шпион.

Дыхание Славы на мгновение сбивается.

Он не просыпается, но во сне хмурится и притягивает меня еще ближе, без вариантов на побег.

— Не-а, - бормочет хрипло и обволакивающе. – Куда, Би? Суббота.

— Мне пора ехать, Слав. – Не выскальзывая из его объятий, поворачиваюсь к нему лицом.

Он открывает глаза – серебряные затуманенные сном, невероятно красивые.

Боже, как я не хочу уходить!

— Куда?

— К Лиле. Я же тебе говорила. Племянники.

Он хмурится. Потом, вспоминая, вздыхает.

Я снова пытаюсь выбраться и на этот раз он отпускает. На цыпочках выскальзываю из кровати, натягиваю его футболку, которую ношу здесь вместо пижамы.

В ванной в темпе вальса чищу зубы и умываюсь, но все равно на секунду больше, чем нужно, задерживаюсь у зеркала – я в нем до сих пор сонная, с отпечатком подушки на щеке. Но счастливая до одури.

К черту! Я может, еще не один раз поплачу о своей шикарной работе и почивших карьерных перспективах, но хотя бы в зеркале буду видеть вот это, а не маску, от которой, честно говоря, в последнее время уже подташнивало.

Когда выхожу, Дубровский уже не спит. Стоит, прислонившись к дверному косяку спальни, голый по пояс, в одних спортивных штанах. Смотрит на меня. Не говорит ни слова. Просто смотрит. С этой своей ленивой, чуть насмешливой, всепонимающей улыбкой. С таким откровенным, плохо скрываемым наслаждением, которое заставляет мое сердце замереть, а колени – инстинктивно слипнутся.

— Ты меня сейчас глазами трахать пытаешься или мне показалось? – держусь в здравом уме из последних сил, пытаясь пройти мимо.

Он молниеносно ловит меня за руку. Притягивает, впечатывая в горячее мега-сексуальное тело.

— Есть немного, - соглашается и целует. Долго, лениво, по-утреннему нежно и глубоко. Поцелуй, который обещает, что если я не вырвусь прямо сейчас, то не вырвусь уже никогда.

— Мне правда пора, Слаааав… - хнычу почти как ребенок, у которого пытаются отобрать его любимую игрушку.

— Я разве против? Просто хочу убедиться, что не один тут буду… голодать, - усмехается. Пальцы соскальзывают с моей талии на ягодицу, уже совсем по-хозяйски обхватывают, пока губы чертят дорожку поцелуев от скулы до виска – чтобы проделывать все это, ему приходится горбится, а мне – тянуться на носочках изо всех сил. – Ты все равно ко мне переедешь, малая, не думай, что я спустил на тормозах.

— Малая? – Зыркаю на него и чуть не икаю. – Малая? Я?!

Вместо ответа он просто берет меня за талию и поднимает – нарочно медленно, чтобы я в полной мере ощутила каждый сантиметр нашей заметной разницы в росте. Пока наши взгляды не оказываются на одном уровне, а он даже не морщится, как будто на меня не действуют законы притяжения.

— Ладно, этот вопрос с повестки дня снимается, - вынуждена признать.

Он триумфально дергает бровью и прежде, чем вернуть меня обратно на пол, опять целует, и на этот раз уже я цепляюсь в него пальцами, наотрез отказываясь отпускать.

Одеваться приходиться быстро, буквально вприпрыжку, пока Слава заботливо готовит сэндвичи и все-таки заставляет меня усесться еще на пять минут, чтобы съесть их не на ходу.

Я хотела бы поехать вместе с ним, но до тех пор, пока не решен вопрос с моей работой и существует долбаный конфликт интересов и прочие «отягощающие обстоятельства», нам придется быть очень осторожными. К счастью, Слава проявляет чудеса деликатности и ничего не форсирует, понимая, что наш маленький, хрупкий мир еще слишком уязвим для посторонних глаз.

— Вызвать такси в семь утра субботы, оказывается, то еще приключение, - бормочу себе под нос. Не слишком сложно, на самом деле, но мне нужна большая машина с двумя автокреслами, а это значительно усложняет задачу.

Дубровский молча берет со стола ключи от своего джипа и протягивает мне.

Отрицательно качаю головой, но благодарю его улыбкой.