Вера Кауи - Богатая и сильная
Возможно, она причесывала вас каждый вечер, перед тем как уложить спать, или утром, когда вы одевались.
Но независимо от места и времени этот ритуал был формой физического контакта, которая была важна для вас обеих. И это действие, независимо от того, кто его производит, всегда как бы возвращает вам мать. Вы провели с ней пять лет. Помните, кто сказал: «Дайте мне ребенка до семи лет, и он мой на всю жизнь»?
— Игнатий Лойола.
— И он был абсолютно прав. Именно в первые пять лет мы больше всего и быстрее всего учимся. Особенно любви.
— И потому я терпеть не могла, когда дотрагивались до моих волос?
Осторожно и благодарно следуя по проложенному Дэвом пути, Луис ответил:
— Полагаю, на этот вопрос можно с уверенностью ответить утвердительно. В данном случае ваше сознание поставило защитный барьер.
Внимательно, словно боясь упасть, Элизабет изучала почву у себя под ногами.
— Означает ли это… что я… лишившись матери, пережила эмоциональное потрясение?
— Подобных случаев сколько угодно. — Луис осторожно нащупывал путь. — Приемные психиатров полны людьми, пытающимися вернуть любовь, которой они лишились со смертью матери.
— Но я никогда к этому не стремилась, — тотчас возразила она.
— Потому что есть и другая категория людей, которые, считая себя отвергнутыми, сами отвергают, чтобы их больше не отвергли. Звучит довольно запутанно, — прибавил он извиняющимся тоном, — но такова человеческая природа. И любовь.
И снова они шагали молча. Наконец она произнесла:
— Я никогда не была на это способна. На любовь. — Ее голос был лишен всякого выражения.
— Считается, что наши действия продиктованы разумом. Даже теперь, когда нам столько о нем известно, мы не в состоянии до конца оценить его могущество. Мы используем не весь наш мозг, лишь некоторые его части, но даже их — не в полную силу. Однако нам определенно известно, что на самом деле наши действия обусловлены подсознательной мотивацией.
— Вы хотите сказать, что причина наших действий может быть вовсе не такой, как нам кажется?
— Опять не в бровь, а в глаз. — Она на редкость точно наносит удары, подумал он.
— Значит, мы не обязательно такие, какими себя считаем?
— Как правило, нет.
И снова последовало молчание.
— То есть, вы хотите сказать, что, несмотря на нашу уверенность в обратном, на самом деле мы не совсем понимаем, что мы делаем и почему? И что под гипнозом всплывает наше подлинное «я»?
— Я вовсе этого не говорил, я просто допускаю такую возможность. Я, например, сказал, что мозг ничего не забывает. Те первые пять лет, которых вы не помните, тоже хранятся там. Как фотографии на негативе.
— Но память можно стереть?
Луис подумал о Хелен.
— Да. Мозги можно промыть, как и все остальное.
— Это вы и хотите со мной проделать?
— Боже упаси! — от изумления Луис остановился. — Гипноз — это освобождение. Фигурально выражаясь, вы отваливаете камень от пещеры, чтобы выпустить воспоминания наружу. Но это не означает, что они испарятся при свете дня.
Он видел, что не убедил ее.
— Позвольте, я вам объясню, — сказал он, беря ее за руку. Луис свято верил в телесный контакт, он говорил о состоянии пациента не меньше, чем карта температуры.
— Речь идет не о фокусах в ночном клубе. Люди под гипнозом не делают ничего такого, что противоречило бы их сознательным убеждениям. Просто гипноз обостряет память, усыпляя внутреннего цензора — эдакого ангела-хранителя нашей психики, который освобождает нас от непосильного груза забытых чувств и похороненных воспоминаний, он сортирует их, а потом либо отбрасывает, либо пропускает в сознание. Под гипнозом мы просто даем этому ангелу-хранителю снотворное, и наши воспоминания без помех проскальзывают мимо него на цыпочках.
— Тогда не обязательно, чтобы сознание было выключено?
— Нет. Позвольте мне объяснить, что именно должно произойти.
А в это время в доме бушевали страсти. Касс была оскорблена.
— Ты не имеешь права здесь распоряжаться, — возмущенно говорила она Дэву. — Ты слишком много на себя берешь! И пользуешься негодными средствами!
Элизабет Шеридан никогда не позволит лишить себя самоконтроля.
— Позволит, если захочет узнать о себе правду.
— Нам всем этого хочется, — добавила Матти.
— Этого хочется тебе! И мы прекрасно знаем, почему.
Касс собрала всех: Дейвида, Ньевес и Харви, который вернулся из больницы до странного притихшим.
— Каждый лезет не в свое дело, и в результате мы ходим по кругу. Не забывайте, что как душеприказчики мы с Харви командуем этим кораблем!
— Этот корабль — Элизабет, — сказал Дэв.
— Дэв прав, — покорно подтвердил Харви. — Последнее слово остается за Элизабет и Хелен.
— А мы обязаны блюсти их интересы. Ты отвечаешь за Хелен, а Элизабет оставь мне.
— И не надейся, — пробормотала Матти себе под нос.
— Так, значит, ты не хочешь знать правду? — спросил Дэв.
— Я ничего подобного не говорила! Я говорила только, что некоторые люди присваивают все права себе!
— Ах, прекрати, Касс… — искренне наслаждавшаяся этой сценой Матти напустила на себя обиженный вид. — Дэв просто хочет помочь. Мы все заинтересованы в правде.
— Верно, и всем известно, зачем эта правда нужна тебе! Чтобы снова водрузить Ричарда на пьедестал!
Тебе выгодно, чтобы у Ричарда не было дочери от другой женщины! Тогда ты опять станешь первой, не так ли? И он будет принадлежать одной тебе.
От томной невозмутимости Матти не осталось и следа.
— Всем так же известно, что и ты мечтаешь о том, чтобы некая особа принадлежала одной тебе! У тебя в глазах позеленело от ревности! Но зеленый все же лучше черно-белого!
— Вы только ее послушайте! — Касс сорвалась с места. — Ты просто не можешь смириться с тем, что она дочь Ричарда! Что он оставил ей все свое состояние!
И ты еще смеешь обвинять меня в ревности?
— Нет, ты неисправима! Ты хочешь всем распоряжаться, все иметь и всеми командовать. Это ты на себя слишком много берешь!
Рука Касс с маху обрушилась на щеку Матти.
— Касс! — голос Харви звучал уже более привычно. — Ты удивляешь меня! Что это на тебя нашло?
— Что на меня нашло? Не тебе об этом говорить! Ты зеленеешь от ревности не хуже любого другого! Тебе невыносима мысль о том, что Хелен Темпест — чистая, святая, девственная Хелен Темпест — мать внебрачного ребенка!
— Да как ты смеешь? КАК ТЫ СМЕЕШЬ! — взорвался Харви. — Я раз и навсегда запретил тебе пачкать имя Хелен Темпест в моем присутствии! Лучше погляди на себя. Матти права. Я тоже не слепой. Я видел, как ты…
