Нестандартный формат (СИ) - "De Ojos Verdes"

— Ну и зачем ты себе внушил, что у тебя проблемы с самоопределением? — насмешливо начал тот, когда они остались наедине. — Или надо утешать и тыкать носом, словно котенка, в твои собственные работы, чтобы вернуть уверенность и желание творить? Ты скажи, не стесняйся.

И не совсем понятно, хвалят его или же ругают, будто нашкодил. Руслан не ожидал, что его с ходу вовлекут в серьезный разговор, связанный с создавшимся кризисом идентификации личности, да еще и резко перескачут с «Вы» на «ты». Поэтому пару раз моргнул, переваривая сказанное.

— Пока копался в куче отснятого тобой материала, чтобы отобрать лучшее, успел с тобой познакомиться, Руслан. Я не буду лгать и хвалить тебя, напевая оды. В этом зале присутствует два-три процента экспертов, способных оценить настоящий талант. Остальные — в жизни не отличат «ню» от «будуара». Поверь, их мало интересует, что это два разных жанра фотосъемки. Им просто нравится рассматривать красивые картинки. Вот это уровень, на который и работает большая часть твоих конкурентов. Они — дилетанты, научившиеся держать камеру и настраивать фокус. Повторюсь, я не буду тебя хвалить. Но скажу следующее. Если бы я не увидел в тебе способность взойти на вершину, ни за что не согласился бы на эту авантюру. Фарс чистой воды. Ты мне нравишься. Мне нравится сплоченность твоей семьи и друзей, сделавших невозможное: бренд без самого фотографа. Неслыханно. Это был интересный опыт, я рад, что так вышло. И если ты всё же найдешь в себе силы влиться в жизнь, я настаиваю, чтобы параллельно с направлением коммерческого фото, которым станешь заниматься, прошел ряд курсов и развил в себе то, что успел зарыть. Естественно, под мои руководством.

Руслан оглянулся. В них бросали любопытные взгляды, но среди всей толпы он безошибочно отыскал обеспокоенные янтарные. Будто внутренним радаром. Ева тут же опустила ресницы, мол, я ничего такого не делаю. А на самом деле все родные ждали от него подвохов, успев привыкнуть к несносному поведению за эти месяцы.

— Я польщен… — вернулся к собеседнику после необходимой для обретения дара речи заминки. — Не каждый день можно услышать подобное от куратора самых успешных проектов, которые видел. При иных обстоятельствах, возможно, я бы бросился обнимать Вас от переизбытка эмоций. А сейчас…извините, но я ни в чем не могу быть уверенным. Скажу правду. Не чувствую тяги к продолжению…не нахожу ничего интересного в том, что висит на стенах. И удивляюсь тому, что мог такое снять…

— Самокритичность — тоже один из двигателей самосовершенствования. Но ты не увлекайся ею. Оставь это мне. В конце концов, я потратил десятки лет, чтобы заслужить статус лучшего критика, — усмехнулся весело. — Не спеши. Убери разум, оставь только чувственное восприятие. Все насущные вопросы потом. А теперь наслаждайся вечером. Он посвящен исключительно тебе.

И отошел, проворно подхватывая под локоть с кем-то болтающую Лесю. То, как засветилась тетя, поразило и порадовало Руслана. Мужчины в её жизни, безусловно, были и раньше, но не сложилось. Даже замужем не была. А тут…столько всего на лице отражается разом. Правду говорят, любви все возрасты покорны, а ей через пару лет пятьдесят. Хотя, разве это имеет значение при таком-то легком нраве, словно у девчонки?..

— Тебе следовало одеться приличнее. Футболка и джинсы — не лучший выбор, когда ожидается общение с прессой.

— Здравствуй, папа.

Руслан посмотрел в глаза отцу, не имея и малейшего представления, как с ним общаться при сложившихся обстоятельствах и после всего, что было до этого. Включая разговор в СИЗО, по которому казалось, что его уже вычеркнули из жизни семьи Разумовских.

— Здравствуй.

После возвращения они виделись один раз, когда тот приходил повидаться с внучкой. Кстати, эта новость тоже была в числе тех, что выбили из колеи. Сам Аристарх Станиславович снизошел до признания Богданы. Помимо того, что вложился в проект, еще и стал налаживать связь с новоиспеченными родственниками. Правда, созревал целый год, явившись на празднование дня рождения дочки, но всё же…

Руслан не знал, о чем с ним говорить. Поэтому спросил напрямую:

— И к чему такая щедрость? Все эти перемены?

— Ты не рад?

— Я насторожен.

— Будто мы чужие…

— А мы не чужие?..

— Руслан. Хватит. Прекрати винить меня во всём.

— Я виню тебя только в том, в чем ты действительно виновен.

Отец тяжело вздохнул и обреченно согласился, закивав медленно-медленно, словно в задумчивости:

— Хорошо. Но я не хочу так продолжать. Ты мой сын. И я хочу, чтобы у тебя был шанс восстановиться, сделать карьеру. Пусть и не там, где мы планировали.

— Ты. Ты планировал, — жестко поправил Руслан. — И сейчас больше беспокоишься о своей репутации. Вложился в фарс в надежде, что хотя бы здесь отмоется твое имя. Но не переживай. Зачем? У тебя есть еще один сын. Вот он — повод гордиться. Сосредоточься на нем.

Мужчина как-то угловато замялся, но глаз не отвел, а потом внезапно произнес:

— Тобой я тоже горжусь.

В искренности сомневаться не приходилось. Сказано было тихо и твердо. Неподдельно. И когда-то давно, может, Руслан бы проникся моментом. А сейчас его это ни капли не тронуло. Мосты давно сгорели. Плохого между ними было так много, что свет не проскальзывал. По крайне мере, для него. Остались только формальности — фамилия, условное общение в силу надобности, а также финансовая подоплека, от которой до этого не считал нужным отказаться. Но теперь-то всё изменилось.

Рядом щелкнули фотоаппаратом. Оба, замершие до этого, встрепенулись и глянули в объектив. Снова щелчок. У девушки на нагрудном кармане красовался бейдж с именем и логотипом новостного портала.

Руслан резко отвернулся, демонстрируя безразличие. Сделал несколько шагов в сторону, окидывая равнодушным взглядом когда-то отснятые им кадры. Ничего не чувствуя. Абсолютно. Снова его одолела злободневная мысль, что он — ничто. И даже эта выставка — далеко не его заслуга, не дань таланту. А спектакль, организованный всеми вокруг.

Его жестко шатало из крайности в крайность. Не справлялся. Злился.

И поэтому быстрым шагом покинул выставочный зал, оставляя позади себя поникшие разочарованные лица родных.

Глава 39

Встречать утро опухшими веками и буквально выжженными глазными яблоками стало для Евы нормой. Каждая ночь с отсутствующим в доме Русланом — гарантированная истерика и слезы градом в подушку, край которой приходится прикусывать, чтобы всхлипами не разбудить ребенка.

Господи, а ведь когда-то ситуация с Кареном казалась ей концом света. Наивная. Только сейчас она понимает истинность мученических пыток. Самолично воссозданной клетки, в которой остается лишь метаться из угла в угол, не имея способа выбраться. И эти мытарства выжимают её с каждым днем всё больше и больше.

Никто не говорил, что будет просто. Но и не обозначил, что всё зайдет настолько далеко и станет невыносимо сложным. С какой стороны подступиться к любимому человеку? Как расположить к открытому разговору, чтобы облегчить и его страдания…и свои? Отсутствие контакта губит. Разрушает ту связь, что им с трудом удалось наладить. И после всех испытаний, которые редко выпадают на долю среднестатистических пар, после пережитых катаклизм, после самых тяжелых минут они оказались в тупике. Перед лицом беспробудной бездны, всасывающей в пучину непонимания, горечи и безвыходности.

Ну, неужели всё так и закончится? И Руслан не найдет в себе сил восстановиться, простить, продолжить жизнь? Неужели…его непринятие и осуждение так велики? И он, правда, ненавидит её за то, что случилось?

Все эти изломленные мысли — каторга. Кажется, они не оставили на Еве ни единого живого места, подкашивая раз за разом за прошедшие месяцы.

Она прекрасно видела, что он мается. Что беспокоен, одичал, отдалился от всех. И тем более…не понимала, почему не хочет раскрыться, поведать о том, что гложет. Для чего создавалась эта маленькая семья? Зачем столько признаний, зачем весь пройденный путь? Если столкновение с препятствием моментально приводит к крушению?..