Джанет Чарльз - Одесское счастье
«Да, да», – вздыхает она.
Ее спина выгибается, рука движется ниже, она закрывает глаза и дает себе то единственное, что в ее силах.
* * * * *
Прошел еще один бесплодный месяц. Тристану исполнилось сорок один – столько же, сколько было его папе, когда родился младший сын.
– Я буду старым отцом. Старпером. А все ты виновата.
– Не надо было так долго ждать, – парировала я. – Мог бы уже с десяток детей заиметь. Надо было создавать семью в двадцать четыре, как я.
– Я не хотел создавать семью с нелюбимой.
Как будто я хотела!
Я удержала эти слова при себе, но они рвались с языка.
Я упросила секретаря в клинике назначить нам еще один прием, хотя год еще не истек. Как обычно, на долю мужчин доставалось самое легкое. Обследование Тристана сводилось к одноразовому стаканчику и журналу «Плейбой». Концентрация сперматозоидов ниже средней, но «далека от катастрофической».
Доктор засунул в меня обтянутые перчаткой пальцы и долго щупал яичники. А ну как найдет там что-нибудь плохое?
После процедур мы с Тристаном сели напротив врача. Приговор: у меня якобы недостаточно жировых запасов и, возможно, мне следует поднабрать вес. Тристан тут же завел шарманку, что я выросла в голодной России и с детства немало настрадалась. Я закатила глаза.
– Ну, она уже довольно давно в Америке, и по-прежнему худая. Думаю, ее стройность обусловлена тем, что она питалась здоровой пищей, а не хроническим недоеданием.
Я с благодарностью посмотрела на умного человека.
– Она вегетарианка, – выпалил Тристан.
– Таких мам много, – заверил его доктор. – Проблема не в этом.
В приемной муж выписал чек за обследование и консультацию. Мама дорогая, какие деньжищи! А мы даже часа там не пробыли. Увидев, как я потряслась, секретарь меня успокоила:
– Большую часть покроет страховка.
– Откуда у нее страховка? – вздохнул Тристан.
Поездка домой выдалась напряженной. Ужин прошел напряженно. Я всю дорогу напрягалась.
Bind-bound-bound.
Когда зазвонил телефон, я аж вздрогнула. Он редко оживал, а если такое случалось, на проводе обычно висел рекламный агент. Тристану, казалось, нравилось их отшивать.
– Что-что, новые окна? А дай-ка мне свой домашний телефон, чтобы я тебе вот так же позвонил и помешал ужинать. Ну? Ну? – выкрикивал он и бросал трубку. – Как я их, а?
– Они же просто делают свою работу.
– Если им поручено меня взбесить, то миссия выполнена.
Я пожимала плечами.
– Никто не любит холодные звонки, – стоял на своем Тристан.
Я скоренько побежала к телефону, чтобы избежать мужниных криков.
– Привет, красавица, – раздался в трубке голос Оксаны. – Хорошие новости. Я могу вернуться к медицине.
– В смысле?
– Начнем сначала. В России, когда Джерри сказал, что не хочет, чтобы я работала, я подумала, он собирается меня избаловать, и была всеми руками за. Не поверишь, чего я только себе ни воображала. Особняк с бассейном и парком. Долларовые купюры, вырастающие по ночам на кустах роз. Чудесный муж.
Мы хором расхохотались. Я вспомнила, как сочла Тристана богатым через подаренный мне компьютер. Я тоже себе воображала, что стану жить в викторианском особняке в завидном районе Сан-Франциско. Воображала себе полное семейное счастье. О да, по части фантазий я дока.
Оксана продолжила:
– Теперь-то я понимаю, что он просто не хотел, чтобы у меня завелись друзья, коллеги и собственные деньги. Я здесь живу, будто в изоляторе, и медленно схожу с ума от тоски, не зная к чему руки приложить в этом чужом доме. Так вот, два месяца назад я не выдержала и послала резюме в больницу.
– Молодец!
– Оказалось, не так все просто. Они захотели посмотреть мое приложение к диплому. Мама отправила копию в бюро переводов в Лос-Анджелесе. Я должна была оплатить услугу чеком или кредиткой, но у меня нет ни того, ни другого. Наличных Джерри мне тоже не дает, только на еду. Экономя по чуть-чуть, я насобирала на денежный перевод.
– Джерри такой жмот? – спросила я.
– Снега зимой не допросишься, – вздохнула она.
– Кто там? – крикнул Тристан.
– Оксана.
– Говорите по-английски!
– Твой такой же, как Джерри, – констатировала собеседница.
– Ну, не такой уж он плохой, – вяло возразила я.
– Теперь мне нужно сдать экзамен на английском. Поможешь?
– С удовольствием. Но, может, тебе лучше обратиться за помощью к носителю языка? – предложила я, боясь ее подвести, боясь, что Тристан прав и мой английский никуда не годится.
– Никто здесь так не робеет и не сомневается в себе, как русские и украинцы.
– Это точно, – согласилась я.
– Как вообще дела?
Я лишь вздохнула.
– Понимаю. Мой говорит, что меня в момент депортируют, если я его брошу. Думаешь, он и вправду сможет такое провернуть?
– Не знаю.
– Все записано на него: дом, машина, банковский счет. Я здесь словно привидение. Меня не существует. Американцы всегда твердят о своих правах. «Это мое право», – талдычат они. А как же мы? Какие у нас права?
– Без понятия.
– Я во всем завишу от Джерри. Он говорит, что в случае развода я останусь без гроша голой и босой.
– А ты думаешь о разводе?
– Раньше не думала. Но меня уже достало, что он мне не верит, ни в чем не верит. Он будто бы постоянно ждет, что я вот-вот взорвусь, как бомба. Ждет, чтобы сказать: «Я так и знал, что тебе нельзя доверять».
Тристан с яростью сверлил меня взглядом.
– Неприлично выходить из-за стола во время ужина!
Ойц, ну пипец. Теперь он учит меня хорошим манерам.
– Я приехала сюда за безопасностью, за стабильностью, – продолжала кипятиться Оксана. – Понимала, что вряд ли его полюблю, но рассчитывала, что мы будем жить дружно, на равных. Но он все держит в своих руках. Здесь я как будто на пороховой бочке сижу, еще хуже, чем дома. Что бы ты сделала на моем месте?
Я оглянулась на Тристана, который жадно поглощал рис.
– Честно говоря, я на таком же месте и есть.
* * * * *
Медсестра позвонила и сообщила, что обследование никаких отклонений не выявило. Посоветовала отслеживать пиковые дни овуляции и тогда поактивнее заниматься с мужем сексом. И это все? Все, чем могут нам помочь в пафосной клинике после тошнотных проверок за кучу валюты? Таки да, деньги на ветер. Начало теряться мое доверие к западной медицине. Она показала себя ничем не лучше статуэток богини плодородия, которые Дэвид держал в своей квартире, пока в его жизни не нарисовалась Ольга.
