Белва Плейн - Гобелен
Они ехали по тихому предместью с широкими улицам, деревьями, элегантными домами, старинными, с высокими окнами и цветочными горшками.
– Это Нюилли, около Буэ. Здесь хорошо гулять. Мы приехали.
Он последовал за девушкой по широким ступеням в прохладный холл с широкой лестницей, покрытой ковром. Они прошли мимо комнат с зеркалами, мраморными каминами и обитыми шелком стенами, все выше и выше, на пятый этаж, где она открыла дверь в маленькую комнату под крышей. Здесь было чисто и уютно. Опрятная постель, стол, несколько стульев, буфет и электрическая плитка.
– Мой дом. Ты удивлен.
– Нет. Я… – начал он.
– Ты подумал, что весь дом принадлежит мне?
– Не знаю. Она засмеялась:
– Это одно из самых богатых мест в Париже, и позволь мне сказать тебе, здесь больше немцев и предателей, чем в любой другой части Парижа. Я оказалась здесь по единственной причине, что у хозяйки дома муж в Лондоне с Де Голлем и ей нужны деньги, поэтому она сдает комнаты. Эта была комната горничной.
– Очень милая комната.
– А ты очень милый молодой человек. Хочешь вина?
– Да, спасибо.
– У меня есть хлеб с сыром.
Он вспомнил, что у него в кармане апельсин, и дал его девушке.
Она понюхала и воскликнула:
– Какой аромат! Я так давно не ела апельсины.
Он смотрел, как она чистит его. У нее были красивые пальцы и не было кольца, так что она не замужем.
– Ты смотришь на фото? Это мой жених. Он в плену в Германии.
Он не знал, что сказать.
– Боже, как я ненавижу их! – воскликнула она. – Откуда мне знать, что они делают с ним? А здесь было тоже страшно: после полуночи нельзя выходить – могут застрелить; газа и электричества почти не было, мы жгли газеты, чтобы согреться. Мы так голодали, держали цыплят на чердаках, чтобы иметь немного яиц… а предатели ели в ресторанах. Я их тоже ненавижу.
У нее был хрипловатый голос. Он слушал, не вдумываясь в слова, завороженный ее голосом, теплым днем, новой страной, прекрасным городом.
– …из гестапо доносились вопли. Авеню Фош, 74. Мне приходилось проходить мимо по дороге на работу. Эти несчастные… Их отправляли в Германию с товарной станции под Парижем. Было слышно, как кричат люди в вагонах. Сначала ловили евреев, а потом всех подряд.
– Я еврей, – сказал Хенк.
– Я католичка. Ну, мы все молимся одному Богу.
Она кивнула на фото.
– Я молюсь за него каждый день. Знаешь, если бы не фото, я бы забыла, как он выглядит. Я не видела его пять лет.
– Пять лет, – повторил Хенк.
– Да, и я была ему верна, но это так долго, так долго.
Она была молода, может быть, лет двадцати трех. Девушка сидела на кровати, откинувшись на подушки в свежих наволочках. В ее глазах он увидел чистоту и откровенное желание. Для него это тоже было долгое время после Лондона. Неделя за неделей, и каждый день – зрелище кровавой смерти…
Он улыбнулся и подошел к кровати. У нее на платье были петельки и пуговицы спереди. В четыре руки они расстегивали их. Две шелковые полоски упали на пол следом за парой деревянных башмаков. Ему почудился запах персиков, сладкий аромат травы и лета, когда он обнимал ее.
После, когда он встал, она спросила его:
– У тебя есть девушка дома?
– Нет.
– А если бы она была и поступила так же, как я, тебе бы это не понравилось?
Странный вопрос! И он вспомнил свою мать и Поля.
– Нет. Это было естественно и хорошо.
– Ты прав… Я люблю Андре, и это не имеет к нему никакого отношения… Ты смотришь на часы. Тебе надо уходить.
– Да. Я должен встретиться в шесть.
– Ты помнишь, как мы шли сюда?
– О, я хорошо ориентируюсь.
– Тогда ступай.
В городе было почти тихо. На западе небо было розовым, как внутренность раковины, а вокруг лежала голубоватая дымка. По дороге Хенку попадались сожженные танки или перевернутые немецкие машины с разорванными флагами.
Он был полон радости, которую ему подарила девушка, счастлив, что увидит Поля, что идет по нормальной улице среди невооруженных людей. Он слегка напевал себе под нос. И в этот момент раздался выстрел. Затем второй.
Пуля ударила Хенку в грудь, он схватился за нее обеими руками.
«О нет! – пронеслось в голове. – Так не может быть… когда я только что… когда все так хорошо… Я… Генри…»
Красные буквы, образующие его имя, заплясали перед глазами.
«Не я… Мне так много надо…» Хенк упал.
Поль, который стоял за мешками с песком в холле отеля, поджидая Хенка, взглянул наверх и увидел снайпера за парапетом. Он видел, как шел ничего не подозревающий Хенк, и, не думая о себе, побежал ему навстречу. Он почувствовал, как обожгло плечо, но продолжал бежать, бежать к тому месту, где лежал Хенк. Но было поздно; Поль встал на колени и заплакал.
Печальная новость пришла, когда Шерманы обедали. Хенни была вместе с ними. Они только сели за стол, когда в дверь позвонили. В комнату вошла взволнованная горничная:
– Телеграмма. Кто-то из семьи должен расписаться.
Билл Шерман сразу встал. Женщины потом говорили, что они поняли сразу, в чем дело. Им не надо было слышать тяжелые медленные шаги Билла, поднимающегося по лестнице, или видеть его посеревшее лицо.
Несколько раз он пытался выговорить страшные слова – и не мог. Ли, Хенни и молодая горничная смотрели на него.
Наконец он произнес:
– Может быть, мы пойдем и сядем.
Ли подскочила и выхватила телеграмму. Муж подхватил ее, когда она падала. Она кричала и отбивалась:
– Это не правда, я не верю. О, Боже мой. Бог бы не допустил, чтобы это случилось, почему Бог позволил это, это не правда…
– Хенк? – прошептала Хенни.
– Нет! – кричала Ли. – Не верь, Хенни, это ложь, ложь, ложь…
– Это правда, – сказала Хенни. – Да, это правда. Я ждала этого. Так же, как его отец. Войны забирают наших мужчин. Да, да.
Она закрыла лицо руками.
Нора, молоденькая горничная, испугалась и начала причитать:
– О, мистер Шерман, что нам делать?
На крики Ли прибежала повариха и тоже начала рыдать:
– Мистер Хенк… я давала ему сладости после школы. Мистер Хенк.
– Надо врача, – быстро сказал Билл. – Моей жене нужен врач. И Хенни тоже.
Хенни продолжала сидеть закрыв лицо руками, не произнося ни слова.
– Вызовите врача, пожалуйста.
Жуткие крики Ли были такими громкими, что их было слышно на улице.
– Я хочу умереть! Дайте мне умереть, слышите? Оставьте меня в покое!
Билл подхватил ее и потащил на кровать.
Когда врач дал ей сильное успокоительное, они с Биллом спустились к Хенни, которая тихо сидела с Норой. Билл подошел к ней и взял за руку.
– Я не хотел пренебрегать вами, но мне пришлось позаботиться сначала о Ли. Дорогая Хенни, – сказал он, – жизнь плохо обходится с вами последние годы.
