Мария Коваленко - Овертайм (СИ)
Мальчик и на этот раз не ответил. Было слышно, как он громко хлюпнул носом, и больше ни звука.
— Родители тебя тоже, наверняка, уже обыскались. Они ведь не знают, где ты. Я права? — вслушалась. — Если скажешь чей-нибудь номер телефона, я могу позвонить, успокоить. Костя?..
— Не надо ни с кем связываться! — он стоял на своем, но теперь в голосе прорезалась злость. Такая же, какая бывала, когда кто-то из старших ребят сомневался в его хоккейных навыках.
— Ох, и как мне с тобой быть? — тяжело вздохнула Настя. Простое пятиминутное дело на поверку оказалось гораздо сложнее.
Следовало что-то предпринять. Не ночевать же здесь, под дверь. С досадой глянув на часы, она вынула из сумочки мобильный телефон и набрала тренера. У того обязаны были находиться данные на каждого ученика. Требовалось как можно скорее сообщить о случившемся родственниками. Сам Костя ей теперь явно не помощник.
В трубке послышались длинные гудки, однако абонент не ответил. Настя все ждала-ждала, но тщетно. Целая минута прошла, а потом связь прервалась. Со вторым звонком случилось тоже самое. Все зря. После третьего женщина сдалась. Надежд на всегда пунктуального и внимательного Виктора Петровича не осталось. Проблема по-прежнему была на ней одной, и как ее решить Барская не знала.
Открыть или выломать дверь — ни она, ни сторож не могли. Ждать до утра, оставив все как есть, казалось еще хуже. Оставалась полиция.
— Костя, если ты сейчас же не откроешь дверь, мне придется вызвать полицию, — Настя постаралась придать своему голосу как можно больше строгости. — Они откроют дверь, но всем нам будет плохо.
— Полицию?.. Не надо! Пожалуйста, не надо полицию… — уже совсем другим тоном проговорил мальчик. — Тетя Настя, я вас очень прошу: не надо.
— Тогда открывай дверь!
— Я не могу… — он грустно всхлипнул и отошел куда-то подальше от двери. — Совсем не могу. Мне Виктора Петровича надо дождаться. Только он поймет.
— Поймет что?
— Вам не скажу, вы как они… А он хоккеист!
Более запутанного комментария он и дать не мог. Кто такие «они» Барская решила даже не пытаться узнать.
— Значит, хоккеист… — она задумчиво покрутила в руках телефон.
Их тех хоккеистов, которых она знала, не задумываясь, примчался бы только один. Другой знакомый хоккеист скорее всего будет долго грязно материться и, в конце концов, бросит трубку. Первый был в Канаде, а у второго — завтра игра. Бросив последний раз взгляд на закрытую дверь, Настя набрала Бориса.
* * *Когда спустя двадцать минут в парадную дверь спортивного комплекса постучали, немолодой охранник Всеволод Порфирьевич вспомнил имена всех святых, которых знал. Громоздкая фигура гостя не внушала оптимизма. Еще меньше его внушал суровый, злой взгляд пришедшего.
— Боря, ну наконец-то, — Анастасия Игоревна Барская незаметной тенью выпорхнула из коридора и принялась собственноручно открывать мудреные замки. — Прости еще раз, но вызвать полицию я не решилась.
— Правильно, куда уж полиции до меня? — огромный лысый мужчина коротко кивнул сторожу и двинулся за гостьей.
Всеволод Порфирьевич с изумлением посмотрел на удаляющуюся парочку и пошел заваривать себе чай. Стараниями нахального пацаненка привычное, спокойное дежурство превратилось в не пойми что.
— Костя! — мощный бас Конева заполнил коридор. — Прекращай спектакль и открывай дверь.
— Борис Иванович? — мальчишка явно не ожидал такого поворота.
— Нет, крестная фея! — хмыкнул хоккеист. — С розовыми крыльями и волшебной клюшкой.
— Костя, — тут уже вмешалась Настя. — Дядя Борис специально приехал, чтобы поговорить с тобой. А у него, между прочим, завтра игра и надо отоспаться. Открой, пожалуйста, дверь.
— А правда, вы не будете вызывать полицию?
Настя с Борисом переглянулись и хором ответили:
— Нет!
— И ругать меня не будете? — Костя, как настоящий переговорщик, попытался выпросить для себя необходимые условия.
— А вот этого обещать не могу, — проигнорировав умоляющий взгляд Барской, изрек хоккеист.
Когда в замке повернулся ключ, Настя не поверила удаче. Упрямый мальчишка решил-таки довериться своему кумиру. Сам кумир заразительно зевал рядом и, судя по выражению лица, никакого особого восторга не испытывал. Опережая Бориса, женщина потянула дверь. Ослепительно яркий свет из раздевалки резанул по глазам.
— Вы обещали не ругаться, — пугливо повторил Костя.
— Еще че… — Борис сделал шаг в комнату и замер. Все слова застряли в горле.
На него, не мигая, смотрел щуплый паренек. Старенькая, потрепанная куртка, истоптанные ботинки и яркий вязанный шарф на тонкой шее — казалось бы, обычный пацан, каких тысячи. Шалопай, нагло считающий, что взрослые должны плясать под его дудку. Казалось бы… Глаза говорили иное. Огромные, синие, они взволнованно смотрели на вошедших из-под длинных, как у девчонки, ресниц и сверкали отчаянным огнем. Ни нахальства, ни дерзости. Страх.
— Пацан, — Борис присел на корточки. — Что случилось? Ты от родителей сбежал?
Костя мгновение подумал, а затем отрицательно замахал головой.
— Это не ответ.
— Нет… — с трудом выдавил он.
— Ты можешь мне нормально ответить, где твои родители? — собеседник начинал заводиться.
— У меня нет родителей. И бабушки… — мальчишка зажмурился, будто боялся, что глаза его предадут. — Больше нет! — не заплакал, выдержал.
— Господи, — Настя, все это время настороженно наблюдавшая за происходящим из-за спины хоккеиста, закрыла рот ладонями.
— Только не вызывайте полицию, пожалуйста. Я не хочу назад в детдом, — Костя переводил испуганный взгляд с женщины на мужчину, боясь услышать ответ. — Все равно снова сбегу.
— И что же ты здесь искал, боец? — Борис тяжело вздохнул.
Сомневаться в словах паренька не приходилось. И глаза, и одежда, и эта проклятая бессонная ночь — все говорило в его пользу. Сбежал.
— Тренер сказал, что мне надо играть. Я способный, — он добела сжал кулаки, будто готов был силой отстаивать свою позицию. — А пожить я и здесь могу. Мне много не надо.
— Здесь? Да… — Конев обвел взглядом убогую раздевалку с маленьким окошком под потолком. — Хоромы! А кушать что ты будешь, где будешь мыться?…
— Боря, не надо, — видя, как опустились плечи мальчишки, Настя не выдержала. Страх и отчаяние Кости ощущались, как свои собственные. Будто не он сейчас стоял, как на заклании, перед грозным кумиром, а она сама… Много лет назад перед дядей. До ужаса знакомое ощущение, шрам на душе, который никогда не зарубцуется. Глаза защипало.
