Соль под кожей. Том третий (СИ) - Субботина Айя

Нужно выколотить из себя все сомнения.

Новак просто повторил чьи-то слова. Может, даже самого Завольского. Ему как раз было бы очень на руку придумать сказочку про гада Гарина, мешающего вести «абсолютно кристальный бизнес». Для него такой расклад был бы просто индульгенцией, официальным разрешением «осадить зарвавшегося партнера».

Мой отец никогда не стал бы вести с ним дела.

Не_такие_дела.

Это просто чушь.

Я выколачиваю из себя буквально последние силы — сначала полтора часа на силовой, потом еще полчаса разрывая легкие на беговой дорожке.

Пойти в душевую уже нет времени — курьер звонит как раз, когда я переобуваю кроссовки.

Димка пишет, что будет через пять минут.

Пальцы мелко дрожат, пока выкладываю на тарелки мясо, салаты с креветками, и горячие тосты с пармезаном. Апельсиновый фреш из двух бутылочек разливаю в бокалы, улавливая щелчки замка где-то на заднем фоне.

Только теперь доходит, что так и хожу в топе, коротких обтягивающих шортах и носках-гармошкой, и еще немного мокрая после зала, и с гулькой на голове. Божечки, ну и вид встречать свою любимую зверюгу.

— Ничего себе, — говорит Димка, с сумкой и букетом подсолнухов в одной руке, и «сапогом» с котятами — в другой. — Это десерт? Отлично, на хрен ужин.

Я смеюсь, бегу ему навстречу, кручусь вокруг как лиса, целуя вообще куда попаду — в щеку, в колючую скулу, прикусываю за ухо. Шутов роняет сумку, цветы, притягивает меня одной рукой, ловит мои губы своими, набрасывается сразу с жадностью и прохладным ночным воздухом во рту.

— Блин, Димка, стой, стоп… — Пытаюсь вырваться. — Я только из-под штанги вылезла, раздевайся, мне в душ пять минут и…

— Да по хуй, — снова рывком к себе, на этот раз игриво прикусывает подбородок.

Кажется, от второго секса в коридоре нас спасает только жалобный писк ушастых блондинок. Шутов разочарованно стонет, выпускает меня на свободу. Забираю цветы и «сапог», несусь на кухню, ставлю чайник. Блин, а ваза у него вообще есть? Шутов и ваза? Трагически закатываю глаза, набираю воду в раковину и оставляю подсолнухи там.

Наливаю воду в грелки, перекладываю котят в домашний «мешок», и они сразу успокаиваются.

— Поймал, — Дима хватает меня сзади, сжимает руки вокруг живота, поднимает над полом. — Ты в курсе, что вся в пыльце?

В подтверждение его слов громко чихаю.

Он сам несет меня в ванну, ставит под душ в чем есть, откручивает вентиль.

Мы становимся мокрыми за пару секунд.

Стаскивать друг с друга вещи почти что задача на выживание.

Димка сжимает мою грудь, трет пальцами соски, накрывает по очереди губами, кусая и посасывая вместе с водой.

Я гостеприимно расставляю для него ноги.

Боже, он голый просто произведение искусства!

Сжимаю член пальцами, но успеваю сделать только пару ласкающих движений, потому что Дима рывком поворачивает меня лицом к стене, растягивает ладони по горячему и мокрому кафелю.

Оттопыривает мою задницу, запускает пальцы между ног.

Я подмахиваю ему навстречу.

Звонко шлепает по заднице, заставляя взвизгнуть, на секунду встать на цыпочки.

Хватает за бедра.

Вгоняет член сразу и без прелюдии.

Рвано матерится, накачивает меня до упора, такими резкими толчками, что каждый удар члена я чувствую где-то возле пупка.

Грудь болезненно трется об стену.

Мы трахаемся жестко, рвано, подхватывая стоны друг друга.

Последними толчками просто как будто раскалывает меня пополам.

Я чувствую, как он кончает во мне, задерживая член на пару секунд очень глубоко внутри.

— Лори, я не очень грубая скотина? — прижимает меня спиной к своей груди, мягко целует в плечо, делает воду немного горячее. — Прости, обезьянка, ты у меня голая весь день из головы даже покурить не выходила.

Завожу руку назад, обхватываю его за шею и тянусь целоваться.

Ворую его хриплый и немного уставший смех.

— Ты просто бешеная зверюга, Шутов. — Поворачиваюсь к нему лицом, жадно вталкиваю свой язык к нему в рот, выцеловываю как ненормальная. — Еще хочу…

Глава тридцать девятая: Данте

Когда мы, наконец, выходим из душа, на часах половина двенадцатого, ужин остыл, но на это вообще плевать с высокой колокольни.

Мое дурное сердце пару раз покалывает, когда Лори воровато тянет кусок мяса с моей тарелки и нам приходится устроить за него дуэль на вилках. Она смеется, запрокидывает назад голову и ее еще влажные после душа волосы смешно подпрыгивают в такт каждому звуку.

Это счастье?

Вот так оно на самом деле ощущается?

Просто быть вдвоем, даже на разговаривая о чем-то пиздецки важном.

Пить сок из стаканов друг друга, меняться тарелками, все время дотрагиваться хотя бы кончиком пальца, пока завариваем чай. Вдвоем заглядывать в окошко микроволновки, вдруг обнаружив в каком-то ящике целые пачки попкорна, слушать, как он хлопает за закрытой дверцей и ржать с этого в два рта.

Покормить котов, прижимаясь друг к другу бедрами.

Чувствовать, как Лори прижимается губами к моему плечу, легонько целует, щебечет что-то про то, что если бы вдруг она не родилась человеком, а была кошкой, то жила бы у меня на коленях.

В горле сдавливает что-то странное, вообще ни фига не знакомое.

Оно становится еще больше, когда укладываем кошек спать, Лори находит какой-то старый фильм и я устраиваю голову у нее на коленях.

Послушно открываю рот, даю забросить туда какой-то просто гигантский разорванный до размеров суперновой белый шарик. Лори проводит пальцами по моим губам и… блин, я нервно сглатываю, вдруг на секунду потеряв дыхание.

— Выйдешь за меня, обезьянка?

Ее зеленые глаза счастливо сверкают как в той дурной песне про бриллианты.

— Выйду, — скармливает мне еще пару хлопьев.

— Завтра?

— Завтра суббота, балбес.

— Да по хуй!

Мне нужно пару секунд, чтобы осознать — она меня не послала.

Точно?

— Лори, я не шучу. — Перехватываю ее руку за запястье, скрещиваю наши пальцы. — Бриллианта у меня нет, но завтра в ЗАГС. А потом какой хочешь, хоть размером с тот метеорит, который динозавров убил.

Называется, «я не собирался спешить».

— Иди ты знаешь куда со своими бриллиантами, Шутов? — Обезьянка хмурится и не сильно тычет меня под ребра свободной рукой. — Меня устроят обычные парные кольца, даже из магазина детской бижутерии. Хотя сомневаюсь, что там будет твой размер.

Что-то такое могла сказать только она.

Блин, у меня от нее реально сердце каким-то карамельным попкорном взрывается.

Пытаюсь выковырять в памяти, когда это началось и любое более-менее осознанное воспоминание, когда моя жизнь намертво переплелась с ее, все равно не похоже на точку отсчета.

Я уже любил ее, когда пытался отодвинуть от себя, чтобы обезьянка не дай бог не лила слезы над моей могилой, потому что искренне собирался сыграть в ящик.

Я уже любил ее, когда всегда безошибочно угадывал в толпе, на танцполе, когда какого-то хуя давал мажористому красавчику увезти ее в ночь.

Я чуть не сдох, когда она разбилась на той тачке.

Я уже любил ее, когда она впервые переступила порог моего офиса в качестве практикантки.

И почему-то в голове остается только одна начальная.

Когда она села голая в мою тачку, я предложил придумать имя для своей новой жизни, и Лори сказала: «Валерия Дмитриевна». Прозвучало как долбаное любовное заклинание.

Конечно, это не я ее тогда спас, хотя мне потребовалось слишком много впустую потраченных лет, чтобы осознать эту, может, совершенно не брутальную правду.

Это она меня спасла.

И мой мозг отказывается принимать трезвые правильные аргументы о том, что вообще-то мы толком и не встречались даже, а я уже тащу ее в свою берлогу.

— Я спешу, обезьянка? Не то, чтобы я сейчас начал отматывать и извиняться…

— Ты мне семь лет нервы мотал, придурок, попробуй только не спешить! И вообще-то я хочу быть твоей женой.