Джудит Макнот - Что я без тебя…
Джейсон отвел взгляд от двери, за которой исчез граф, затем посмотрел на Клейтона и спросил:
– Как вы думаете, куда он помчался?
– Полагаю, – сухо ответил герцог, – решил побеседовать со старым другом.
– Это прекрасно, – просияла Чарити. – А что вы скажете, если я поиграю с вами на бильярде вместо Стивена? Правила игры я быстро усвою.
Герцог Клеймор долго молча смотрел на нее, при этом в глазах его прыгали веселые искорки, и Чарити почувствовала некоторую неловкость.
– Почему бы нам вместо этого не сыграть в шахматы? Насколько я понял, стратегия – ваш конек.
Чарити подумала и кивнула:
– Пожалуй, вы правы.
Глава 58
Хотя сезон подошел к концу, привилегированные залы для азартных игр в Уайте не пустовали благодаря толстосумам, жаждавшим попытать счастья и делавшим огромные ставки в расчете на удачный расклад карт или не менее удачный поворот рулетки. В Уайте, старейшем и элегантнейшем клубе на Сент-Джеймс-стрит, было оживленнее и светлее, чем в Стрэтморе, но и он, как и Стрэтмор, имел свои освященные временем традиции. Со стороны фасада на улицу выходил широкий эркер, в котором Бо Брамел когда-то устраивал приемы вместе со своими друзьями герцогом Аргилом, лордами Сефтоном, Элвенли и Вустером, а иногда и тогдашним принцем-регентом.
Но еще большую известность в Уайте приобрела книга, в которую достопочтенные члены клуба на протяжении многих лет записывали ставки пари, заключавшихся в связи с теми или иными событиями, начиная от торжественных и кончая пошлыми и нелепыми. Предметом пари мог стать исход войны, примерная дата смерти богатого родственника, который может оставить наследство, имена победителей в борьбе за право на руку и сердце какой-нибудь леди и даже исход состязания в беге с участием двух великолепных свиней, принадлежавших двум членам клуба.
В дальнем конце одной из игровых зал играли в вист Уильям Баскервиль, герцог Стэнхоуп и Николас Дю Вилль. В знак дружбы они приняли в свою компанию двух совсем еще молодых людей знатного происхождения, настоящих повес, буквально помешанных на спорте и мечтавших преуспеть на поприще азартных игр и возлияний. Разговор за столом протекал вяло и скучно, ставки делали не задумываясь и играли по-крупному.
– Кстати о классных наездниках, – сказал один из повес, не интересовавшийся ничем, кроме спорта, – вот уже неделю я не вижу в Гайд-парке Лэнгфорда.
Уильям Баскервиль, подсчитывающий свои фишки, объяснил:
– Насколько мне известно, его невестка, герцогиня Клеймор, устроила небольшое торжество в честь дня рождения сына. Прелестная женщина. Никогда не упускаю случая сказать об этом Клеймору, – добавил он и обратился к Дю Виллю: – Кажется, вы были другом ее светлости во Франции до того, как она вернулась на родину?
Не поднимая головы от карт, Ники кивнул и, чтобы исключить возможные кривотолки, без всяких эмоций ответил:
– Мне посчастливилось стать другом всего семейства Уэстморлендов.
Удивленный его словами, один из повес, выпивший лишнего, продемонстрировал свои дурные манеры и неумение пить, когда самым бесцеремонным образом заявил:
– Ну не скажите! Говорят, вы с Лэнгфордом чуть не подрались в Альмаке из-за какой-то рыжей красотки.
Баскервиль фыркнул:
– Милый юноша, когда обтешетесь в светских кругах и получше узнаете людей, научитесь отличать правду от нелепых слухов. Я слышал эту историю, но, хорошо зная Дю Вилля и Лэнгфорда, сразу понял, что она выеденного яйца не стоит.
– Я тоже! – заявил второй повеса, еще не успевший напиться.
– Несусветная чушь, – заявил Ники, когда все затаив дыхание ждали его реакции, – скоро о ней никто и не вспомнит.
– Не сомневайся в этом, – сказал почтенный герцог Стэнхоуп, брат мисс Чарити, бросая в растущую груду фишек на середине стола свои. – Ничего удивительного нет в том, что вы с Лэнгфордом друзья. Вы оба необычайно симпатичные люди.
– Кто же в этом сомневается? – сказал, обращаясь к Ники с лукавой улыбкой, тот повеса, что потрезвее. – Но если когда-нибудь вы с Лэнгфордом, не дай Бог, схватитесь, я все отдал бы, чтобы при этом присутствовать.
– Почему? – удивился герцог Стэнхоуп.
– Потому что видел, как они боксируют в спортивном клубе, разумеется, не друг с другом. Никто не может с ними сравниться. Я поехал бы даже в Альмак, чтобы посмотреть, как они дерутся.
– И я! – икнув, поддакнул его товарищ.
Ужаснувшись их манерами, Баскервиль счел своим долгом вразумить молодых людей:
– Дорогие друзья, ни Лэнгфорд, ни Дю Вилль, ни другие подобные им джентльмены не опустятся до того, чтобы выяснять отношения с помощью кулаков, как это делаете вы, самонадеянные молокососы. Поймите же наконец, что вам следует поучиться безукоризненным манерам у старших и приобрести соответствующий лоск, которым отличаются представители высшего общества. Вместо того чтобы восхищаться мастерством Дю Вилля в кулачном бою, попробуйте завязать галстук, как он.
– Благодарю вас, Баскервиль, – небрежно бросил Ники, поскольку тот ждал от него какой-то реакции.
– Не стоит благодарности. Я говорю только правду. Что касается Лэнгфорда, – продолжал Баскервиль, снова обращаясь к повесам и ожидая своей очереди делать ставку, – то он настоящий джентльмен с изысканными манерами, образец для подражания. Надо же до такого додуматься – выяснять отношения с помощью кулаков! – фыркнул он. – Сама по себе эта мысль оскорбительна для цивилизованного человека.
– Она даже не подлежит обсуждению, – заявил, в свою очередь, Стэнхоуп, бросив взгляд на лица партнеров, прежде чем делать ставку, карты ему достались одна другой хуже.
– Простите, сэр, если… – пробормотал повеса, тот, что потрезвее, и вдруг осекся. – Вы, кажется, говорили, что Лэнгфорда нет в Лондоне, – заметил он с озадаченным видом.
Все пятеро игроков оторвались от карт и увидели Стивена Уэстморленда собственной персоной, направлявшегося в их сторону, причем лицо его скорее выражало враждебность, чем дружелюбие. Даже не кивнув в ответ на приветствия знакомых, граф Лэнгфорд, лавируя между столами, шел прямо к столу Баскервиля.
Четверо из пяти игроков настороженно наблюдали за ним, хотя не чувствовали за собой никакой вины, с видом людей, неожиданно столкнувшихся с показавшим клыки хищником, которого они принимали за ручного зверя.
И только Николас Дю Вилль не проявил ни малейшего беспокойства, напротив, держал себя вызывающе, к немалому удивлению остальных. Когда же граф подошел к нему, он откинулся в кресле, сунул руки в карманы и, продолжая сжимать в зубах сигарету, смерил Лэнгфорда презрительным взглядом.
